— Ругательство стоит жизни, если соответствующее положение утверждено и должным образом зафиксировано. Поймите, молодой человек: смягчение наказания является разрушительным гораздо в большей степени, чем это может показаться на первый взгляд. Тот, кому простили мелкое преступление, рано или поздно решится на более крупное. Тот, кто знает, что даже в случае раскрытия факта его преступление наказание будет относительно легким, также решится на сие преступление. Это замкнутый, порочный круг, насажденный чересчур лояльными законотворцами, не отдающими себе отчета в собственных действиях. Разорвать круг можно лишь методом жесткого и бесстрастного суда, воспринимающего мелкое и крупное преступление прежде всего как преступление. Иными словами, преступник должен нести наказание не за тяжесть своего проступка, а за сам факт его совершения. Конечно же, если он совершил особо тяжкое преступление, то расплачиваться предстоит не только ему одному, но и его близким и родным, и осознание этого дает огромный стимул подавить в себе желание преступить закон. Вы меня понимаете?
Я вздохнул:
— Я вас прекрасно понимаю, пан Шинкова… то есть ваша честь, но все же я прошу вас не назначать никакого наказания моему спутнику. Мы сейчас же покинем город и больше никогда здесь не окажемся, так зачем же вам калечить здорового человека, который еще может принести пользу если не местным жителям, то людям где-то за стенами Регеля? Подумаешь, ругнулся матом… Подумаешь, пронес оружие… Зато в соответствии с договоренностью он самоотверженно защищал Регель от налета демонов плечом к плечу с вашими же бойцами.
— Да, и потому наказание смягчено. Я ведь сказал, что подсудимый заслуживает смерти… И вообще, что за споры в зале суда? Обвинение вынесено, все слышали его… Будем переходить к исполнению наказания…
Вооруженные бойцы подняли Георгия Виссарионовича с пола, крепко схватили его под руки. Охотник зарычал, но браниться не рискнул. Я же обессилено опустил руки, ибо не видел никакого способа вызволить Гошу из передряги, в которую он угодил по собственной вине. Но спасение пришло, и я понял это, едва увидел на лбу Яна Шинкова маленькую красную точку лазерного прицела.
А потом голос за моей спиной резко потребовал:
— Немедленно отпустите его! Я сказала НЕМЕДЛЕННО! Иначе голова вашего любимого губернатора разлетится на мелкие кусочки как перезрелая тыква!
У входа в зал суда на широко расставленных ногах стояла Ника. Она не сводила прицел снайперской винтовки с головы Яна Шинкова. Девушка выглядела решительно, так что приставы заколебались. Сам губернатор покрылся пленкой пота.
— Вы совершаете ошибку, — произнес он едва дрогнувшим голосом. — Этот человек впоследствии…
— Ваша честь, вы часом не оглохли? — прошипела Ника. — НЕМЕДЛЕННО освободите его! Иначе, клянусь Фемидой, мать вашу, я перестреляю здесь половину присутствующих, прежде чем вы меня остановите. И первым делом я снесу вашу башку, господин губернатор.
Повисла короткая, но чрезвычайно напряженная пауза. В тишине было слышно, как Ян Шинкова сглотнул. Затем он нехотя кивнул стражам, и те освободили Гошу.
— Витя, подгони броневик ко входу. Баки только что наполнили. Гоша, у меня за поясом пистолет. Возьми его. Живее, парни!
Я бросился вон из зала суда, быстро добежал до «Черта» и впервые уселся за баранку броневика. Через минуту с характерным шипением тормозной системы инкассаторский «КамАЗ» остановился подле входа в барак. Мне показалось, что я слышал несколько выстрелов: три особо громких, будто произведенных снайперской винтовкой, с десяток коротких приглушенных автоматных и резкие хлопки пистолета. Впрочем, тут же в машину запрыгнули мои спутники, и, не интересуясь тем, что произошло в мое отсутствие, я утопил педаль газа в пол. Броневик взревел как разъяренный мамонт и рванул к железным воротам Регеля. Естественно, никто не торопился их открывать, потому «Черт» на всех парах снес ворота к такой-то матери и по обледенелой, очищенной ночным ветром от снежной пороши дороге понесся прочь.
— Что за стрельба? — поинтересовался я, свыкнувшись с управлением броневиком. Ранее мне еще не приходилось управлять грузовиками вообще.
— Да так, — вяло отмахнулась Ника. — Проучили этих фанатиков немножко…
— Суки, мля, — добавил Гоша. — Вот же суки, а! Хотели меня покромсать как какую-то драную колбасу! Этот поганый мир от идиотов даже Судный день не спасет…
Охотник еще что-то прорычал и забился на второй ярус перебинтовывать руку: одна из пуль, выпущенных, очевидно, охранниками Регеля, прошла вскользь по плечу Георгия Виссарионовича. Я же, руководствуясь наставлениями Ники, быстро освоился с управлением машиной и теперь вел броневик уже сквозь лесной массив, накатанный, к счастью, неплохо. Оставалась опасность, что при дневном перемещении наш броневик может быть обнаружен демонами.
Что нас ищет Абадонна, я почему-то больше не сомневался. Странно, но в глубине души моей закралось безумное чувство, будто я раньше знал Абадонну. Знал как демона, как Владыку, хотя о существовании демонов раньше даже не думал. Почему, почему мне кажется, что Абадонна совсем не спроста остановил свой взгляд на мне тогда, в Гродно? Взгляд, выражавший, помимо зла и неприязни еще и неописуемое, мимолетное, но очевидное удивление? Демон распознал во мне Энвиада? Тогда почему не убил сразу? Или, быть может, демон вовсе не Энвиада увидел в плененном человеке, но кого-то еще, более важного, более значимого для самого Абадонны?
Я вновь попытался прекратить всяческие мыслительные процессы в голове. Не дай бог сойти с ума!.. Наполненные баки «Черта» быстро пустели, но цель нашей поездки становилась все ближе. К вечеру пустынными дорогами мы добрались до Рудных гор, что находятся на территории бывшей Германии. Охотники беспокоились, ведь если мы не достигнем Виссена прежде чем начнутся настоящие снегопады, то можем навсегда остаться в Альпах или вообще не достичь их. Ника приняла решение двигаться и ночью, выбрав направление на одну из баз охотников на границе с Польшей. За рулем меня сменил хмурый Георгий Виссарионович, так что добрую половину ночи я смог проспать как убитый. Дальнейшие сутки прошли без происшествий: к утру мы были уже на базе, где пополнили арсенал и топливные баки, затем дождались заката, рано наступающего в горах. И ночью вновь двигались дальше, к Виссену. Перевалами и довольно опасными путями мы достигли Дуная, через идеально целый мост перебрались на правый его берег. Холмистая местность наконец закончилась, впереди показались северные склоны Альп.
И сразу же Ника сказала, что впредь до самого Виссена мы будем двигаться только днем. Поинтересовавшись, почему так, я узнал: в горах обитают несметные полчища тварей, встречаться с которыми никак не нужно. Ночами чудовища активизируются, рыщут вдоль дорог и подле перевалов, выискивают жертв, нападают даже на отлично вооруженные караваны и военную технику.
Но не эта новость заставила меня проснуться наутро с блуждающими по спине мурашками в холодном поту.
Логан шел привычным путем. Казалось, серый камень под ногами пружинит, радуясь встрече с архангелом. Легкий южный ветер колыхал накидку на плечах Логана, под материей блестели золотом доспехи. В руке покачивался красивый шлем, похожий на шлем римских легионеров, но гораздо более видный и удобный, достойный своего хозяина.
Логан улыбнулся. Ему было приятно осознавать себя хозяином, и даже сегодня, в один из самых печально знаменательных дней его жизни, архангел не впадал в уныние. Ведь тому, чему суждено случиться, следует случиться. Изменить предначертанное не может и Бог, будь он на самом деле. Да если даже архангел мог бы попытаться изменить свою судьбу, он не стал бы этого делать. Ни за что. Ибо зачем ставить крест на таком длинном пути, который обязан окончиться долгожданным вознаграждением…
По каменным ступеням архангел спустился в катакомбы под крепостью. Икстриллиум огромен, огромны и сокрытые под ним лабиринты. Критский Минотавр умер бы от зависти, узнав, насколько огромны и сложны подземные туннели, в которые сейчас спускался Логан. И в тех туннелях, в конце единственного верного пути, находится Ключ.
Ключом можно разрушить всю крепость. Достаточно достигнуть его и разбить — и Икстриллиум рухнет тотчас. Когда-то Логан создал Ключ на тот случай, если крепость окажется захваченной демонами Яугона; при таком развитии событий Ключ помог бы избежать печальных последствий, связанных с переходом Икстриллиума под темные знамена Зла.
Но Икстриллиум, такой огромный и непоколебимый, незыблемый как само мироздание, за всю историю своего существования от небольшого форта с бревенчатыми стенами до головокружительной высоты иглы не будет захваченным. Он будет разрушенным — да, но не захваченным. Оплот Актарсиса нельзя захватить, ведь никто не может стать повелителем Света, единственным хозяином и распорядителем этой сложной метафизической структуры. Если ты повелеваешь Светом, значит, ты повелеваешь и Тьмою. Только так. Никак иначе…
Логан споткнулся на ровном месте. Эта мысль, только что пришедшая ему в голову, показалась отчего-то более важной, чем то, что он собирался предпринять в ближайшие минуты.
Если ты повелеваешь Светом, ты повелеваешь и Тьмою…
Был ли он настоящим повелителем Света? Вероятно, кто-то из астеров думал именно так, но сам Светлейший архангел и генерал гарнизона Икстриллиума никогда не считал, что является истинным повелителем Актарсиса. В конце концов, есть Совет Светлейших, орган власти всего Актарсиса, где голос Логана ничуть не важнее голоса любого другого члена Совета. Но судьба, странные воспоминания не только о прошлом, но и о будущем, неотступно следующее по пятам чувство deja vu и многие другие непонятные мелочи иногда наталкивали на мысль, что он, Логан, возродившийся в Актарсисе и давший этому измерению нынешний облик, он и есть средоточие всего, камень преткновения, на котором стоит Царствие Небесное…
…ты повелеваешь и Тьмою…
Нет, он не считал себя Богом. Таких мыслей никогда не возникало в голове архангела. Скорее всего, рассуждал Логан, Бог есть, но он слишком сложен и совершенно непостижим для живущих на Земле и в смежных измерениях. А еще Богу неинтересно все, что тут происходит, раз он никогда не вмешивался. Либо же наоборот, ему интересно, чем все кончится, потому Бог и не вмешивается… Пойди тут разберись…
Хотя, что есть Бог? Совокупность всего. ВСЕГО. Земля и материя, энергия и время, расстояние и межгалактические пустоты, термоядерные реакции в недрах звезд и бесследно исчезнувшие фотоны у «черных дыр», одиноко скитающийся в космосе осколок давно исчезнувшей планеты и газовая туманность поперечником в сотни парсеков. А еще — Яугон и Актарсис, демоны и астеры, растущая в Царствии Небесном трава и ревущий в жерлах вулканов Преисподней огонь. Бог есть совокупность всего. Бог есть сама вселенная. Следовательно, Бог не повелитель ни Света, ни Тьмы, ибо он и есть Свет и Тьма.
…ты повелеваешь Светом, ты повелеваешь и Тьмою…
Ничто, обретшее жизнь во вселенной, не может стать НАД вселенной. Ничто, существующее внутри, не может существовать вне.
Логан продолжил свой путь. Он знал его наизусть и ни разу не ошибся в выборе верного поворота. Перед самым входом в катакомбы Логану повстречался один из архангелов. Всего лишь солдат Света, никакой не Светлейший, совсем не значимая фигура в гарнизоне. Но это ПОКА. Логан знал, что сейчас тот самый архангел последовал за ним в лабиринт под Икстриллиумом, озадаченный простым фактом: Люцифер никогда не проходил в катакомбы один, без сопровождения восьми боевых астеров, охранников Небесного Трона. Ощущение неправильности происходящего и банальное любопытство подтолкнуло бойца войти в святая святых крепости, и то был роковой для него поступок. Логан не знал его нынешнего имени, но зато совершенно точно знал имя будущее.
Что ж, се ля ви, как говорят люди. Чему быть, того не миновать. В конечном счете, безрассудчный, явно опрометчивый поступок последовавшего за Логаном астера приведет к появлению одной из самых значимых фигур в мироздании, в пироге Актарсис — Земля — Яугон. Не надо нарушать Великую Вселенскую Программу, какой бы код в ней ни хранился.
Стены лабиринта слегка светились голубым. Не смотря на сие свечение, разобрать что-либо было крайне трудно. Воздух облачками пара вырывался изо рта и ноздрей, капельки влаги оседали на холодных шершавых стенах, и без того влажных, местами поросших жалким мхом и кругами плесневелых грибов. Но вот впереди показался свет факелов, стало заметно теплее. До слуха донеслись приглушенные камнем и расстоянием тихие голоса стражников.
Их там шестнадцать астеров. По восемь бойцов от Логана и от Игната, Светлейшего и самого верного друга Люцифера. Такой баланс стражников необходим, ведь они охраняют не что-то, а сам Небесный Трон, дающий возможность уничтожить Икстриллиум. Наверное, Игнат еще задолго до сего дня подозревал во мне предателя…
Архангел вышел в просторный зал, в нишах стен которого ярко горели длинные пламенные языки факелов. Несколько массивных колонн поддерживали свод, расписанный картинами исторических событий Актарсиса и так похожий на свод какого-нибудь православного храма. Шестнадцать боевых астеров рассредоточились по площади зала. Они сразу узнали генерала гарнизона и вытянулись в струнку, склонив в знаке почтения головы. По древнему обычаю астеры не только опустили головы, но и прикрыли глаза, потому никто из них не увидел источающий яркое свечение лиандр на бедре Люцифера — Логана.
Что ж, пора начинать, подумал Светлейший.
Он по порядку перечислил имена своих бойцов. Всего восемь имен. При каждом слове кто-то из астеров поднимал голову застывал в ожидании приказа.
И приказ последовал незамедлительно.
— Простите, Светлейший? — поперхнулся один из астеров. Ему показалось, что он не расслышал приказа. На самом же деле он прекрасно все расслышал.
Просто никогда еще за всю историю существования Актарсиса никто не смел отдавать таких приказов.
Логан спокойно сказал:
— Вы так и будете стоять? Выполняйте!
Но и теперь никто не шелохнулся. В глазах всех шестнадцати солдат зажглись искорки огромного удивления. И угольки поднимающегося страха.
Светлейший повторил свой приказ. Приказ, который резко изменит его судьбу, а так же судьбу всего мира, всей вселенной. Приказ, который архангелы обязаны исполнить во что бы то ни стало, даже ценой собственных жизней.
…ты повелеваешь Светом…