— Кого?
— Охотников и сталкеров.
— Это что за охотники и сталкеры такие?
— Об этом ты узнаешь позже, сынок, — поднял ладонь Петр Васильевич. — Я и сам мало что о них знаю, разве что они занимаются поиском всякой белиберды. Но вот что я могу сказать совершенно точно, так это тебе надо поговорить с таким гуру.
— О чем?
— О твоем прошлом. О том существе, в частности-то, которое выкинуло тебя из поезда.
— Думаете, они смогут что-то мне объяснить?
— Ну, смогут, не смогут, — развел старик руками, — но помогут тебе обязательно. Помогут найти хоть какое-то занятие, не дать подохнуть в этом кошмарном мире.
— И вы знакомы с такими… гуру?
— Лично я не знаком. Но я знаю хороших людей, которые могут доставить тебя по адресу.
Я задумался.
— Наверное, вы правы, Василич. Мне в самом деле стоит поговорить с этими вашими гуру.
Пока что я пребывал в том душевном равновесии, относительном, конечно, равновесии, которое приходит сразу после сильного шока. Но за состояние своей психики в дальнейшем я бы не ручался…
— Завтра на рассвете я приведу тебя к охотникам. А они уже доставят куда надо.
Глотнув обжигающего чая, я все ж поежился будто от холода. Оставалось гадать, что за охотники вскоре встретятся на моем жизненном пути, на кого или на что они охотятся и какими событиями сие обернется.
Чай оказался удивительно вкусным…
— Это тот самый?
На меня смотрели четыре пары глаз, заинтересованных лишь постольку поскольку. С минуту охотники оценивающе разглядывали забитое, убогое, мало что соображающее существо, скромно стоящее в сторонке, а затем перешли к обсуждению ближайших дел и забот, касающихся лишь их.
Существо же, которым являлся ваш покорный слуга, выхватывало из разговора обрывки фраз и пыталось что-то составить, более или менее логичное, о теме чужой беседы. Но ничего из того не получилось. Лишь косо смотрел я на оружие незнакомых людей, и в глубине души скребли кошки. В конце концов, четверка охотников во главе Петром Васильевичем подошла ко мне.
То были совершенно разные люди, эти охотники. Среди них выделялся здоровенный — косая сажень в плечах — блондин, небрежно перекинувший через плечо кажущийся игрушечным в его руках пулемет. Впрочем, то, что здоровяк является блондином, я заключил из-за светлой бороды, весьма непрофессионально остриженной, торчащей клочками на массивном подбородке и гранитных скулах. Голову здоровяка покрывала черная бандана. В одежде его преобладал непонятный материал, нечто вроде дубленой кожи, усеянный карманами, клеммами и металлическими вставками. Вместе с пулеметом здоровяк смотрелся оч-ч-чень устрашающе, буквально как робот-терминатор, но вот глаза «терминатора» светились не злостью и не агрессией, а спокойной, добродушной силой. Глаза словно принадлежали совершенно другому человеку, не молодому богатырю-убийце, а умудренному жизнью старцу, советчику всех нуждающихся и защитнику всех обездоленных.
По правую руку от богатыря стоял и надменно лыбился невысокий, чуть полноватый, с орлиным носом и такими же орлиными глазами, человек. Черные как смоль волосы выбивались из-под вязаной шапочки, на плече висел автомат, на бедрах — какие-то металлические штуковины, очевидно, приборы неизвестного мне назначения. В тонких губах охотника порхала изжеванная зубочистка, пальцы правой руки, перекинутой через матовое тело автомата, отбивали какой-то ритм. Одна бровь его была насмешливо поднята, поперек другой же красовался розовый рубец.
— Как звать? — спросил чернявый, обращаясь ко мне. Голос его оказался скрипуч и довольно-таки неприятен, как вначале почудилось.
— Меня? — смутился я, то и дело скашивая взгляд на оружие охотников.
Из всех возможных ответов я выбрал самый для минуты неподходящий, за что и поплатился тут же. Презрительно растянув губы, так что зубочистка едва ли не выпала изо рта, чернявый гаркнул:
— Нет, бл…дь, меня!
— Гоша! — прикрикнул третий член команды охотников.
Третий член команды охотников был девушкой. Симпатичной, стройной, не воплощением, не идеалом красоты в моем представлении, но все же достаточно милой. Немного неправильные черты ее лица добавляли лишнюю нотку обаяния, большие глаза, расставленные непривычно далеко друг от друга, сверкали зелеными огоньками. Светлые каштановые волосы были собраны на затылке в аккуратную косичку, ногти на пальцах острижены, но кокетливо выкрашены в алый цвет. В воротнике куртки, из-под которой выглядывала черная футболка сеточкой, я заметил рукояти небольших ножей для метания, еще два ножа ремнями крепились к упругим бедрам поверх плотной материи защитной раскраски.
— Цивилизация рухнула недавно, но люди успели-таки деградировать до уровня приматов, мать вашу!
— Гоша! Заткнись!
Судя по тону девушки, она была в четверке лидером. Может быть, не командиром этого весьма экстравагантного отделения охотников, но моральным лидером — бесспорно. Гоше ничего не осталось кроме как подчиниться требованию девушки и прикусить язык.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Витя… Виктор, — запнулся я.
— Меня зовут Ника, — представилась девушка. — Этот старый ворчун — Георгий Виссарионович. Можно просто Гоша…
— Кому можно, а кому, мать, не можно! — вставил Георгий Виссарионович, выплевывая зубочистку.
— …Это Молот, — кивнула в сторону здоровяка девушка. Затем указала на четвертого члена команды. — И Хакер.
Худой, в смешных очках, Хакер протянул костлявую руку. Я пожал ее.
— Очень пгиятно, — улыбнулся Хакер, обнажая жемчужные зубы. — Добго пожавовать в постапокавиптическое настоящее…
Из-за явного дефекта речи Хакера мне пришлось с полминуты переводить то, что он сказал.
Четверка хоть и состояла из разных людей, разных как по характеру, так и по внешности, но было в них нечто общее, общее окромя одежды цвета хаки, оружия и высоких утепленных ботинок. В глазах каждого охотника я отчетливо мог разглядеть отражение какого-то чувства, вероятнее всего — тоски, тоски пришедшей на смену ужасу и горечи пережитых потерь. Глаза их были живыми, но в то же время мертвыми, словно люди смирились с некоей горькой истиной, смирились с непреодолимостью вставших на их пути препятствий, но продолжают жить лишь по инерции, не ради чего-то конкретного, не ради перспектив…
— Значит, ты из тех придурков, которые не помнят, где прошлялись последние семь лет, — не просил, но констатировал Георгий Виссарионович, выуживая из нагрудного кармана новую зубочистку. — А старик Василич думает, что ты Энвиад…
— В словах пророчества говорится, что Энвиады будут спать семь лет, а затем проснутся и…
— Да знаю я, что там говорится! — крякнул чернявый. — Просто за последнее время слишком уж много лже-Энвиадов встречается. Прознают вот такие вот придурки, как этот, о пророчестве и его словах, да начинают свои, бл…дь, поганые игры в спасителей и мессий. Возись потом с каждым…
Мне оскорбления в свой адрес слушать было недосуг. Раньше-то, в прошлой, как видимо, уже жизни я никому не позволял безнаказанно оскорблять меня, так что сейчас где-то в груди всклокотал справедливый гнев. Я дерзко сказал:
— Я тебе не придурок, слышишь?!
Поднятая бровь Георгия Виссарионовича, в прошлом бывшего, наверное, мастером на каком-нибудь заводе (а может и наемным убийцей, поди разберись) медленно опустилась. Переставшая порхать из одного уголка рта в другой зубочистка заколыхалась в такт словам:
— Ну да, конечно, приятель, ты у нас не придурок. Но вот если ты решил поиграть со мной в свои темные игры, я тебя, мудака, пристрелю раньше, чем…
— Да успокойся ты! — воскликнула Ника. — Виктор, не обращай внимания на его оскорбления. Он постоянно на всех бузит, но делает это беззлобно. Просто такой вот противный человек…
— Экспгессивные выгажения, содегжащие в себе матегные свова, отгицатевно ввияют на биопове находящихся побвизости вудей! — со знанием дела доложил очкастый Хакер.
— Да пошел ты!.. — шикнул Георгий Виссарионович и погрузился в думы.