— Конечно, сударь! А платить чем будете?
Лайен бросил на прилавок кожаный мешочек, которым обзавелся только сегодня утром. Трактирщик вскинул брови, приятно удивленный ароматом.
— Молотыми почками кустарника спейз, привезенными из далеких краев, — сказал Лайен.
— Превосходно, превосходно… Ваша комната готова, сударь, а сейчас и ужин подоспеет.
Пока Лайен подкреплялся, появились еще несколько постояльцев и устроились у огня с вином, завязался разговор, и речь зашла о золотых днях магии.
— Великий Фандааль обладал знаниями, которые ныне утеряны, — сказал старик с выкрашенными в оранжевый цвет волосами. — Он привязывал черные и белые нити к лапкам воробьев и выпускал их в небо, заставляя порхать туда-сюда. И там, где птахи ткали волшебное полотно, вырастали огромные деревья, ломящиеся под тяжестью цветов, плодов, орехов или сосудов с редкостными напитками. Говорят, именно так он соткал Великий лес на берегах моря Санра.
— Ха, — фыркнул угрюмый тип в сине-коричнево-черном одеянии, — я тоже не промах.
Он вытащил кусок веревки, взмахнул им, закрутил, прошептал что-то, и веревка обратилась в язык красно-желтого пламени, которое плясало, клубилось и металось по столу до тех пор, пока угрюмый жестом не загасил его.
— Нашел чем удивить, — скептически фыркнул человек в черной накидке с капюшоном, украшенной серебряными кругами.
Он вытащил откуда-то небольшой лоток, поставил на стол и бросил туда щепотку пепла из очага. Затем достал свирель, извлек из нее чистую ноту, и из лотка полетели мерцающие пылинки, переливающиеся яркими красными, синими, зелеными, желтыми цветами. Они поднялись примерно на фут в воздухе и взорвались ослепительным великолепием красок. Каждая из них расцветала в прекрасную звезду, а взрывы сопровождались еле уловимым отзвуком изначальной ноты — самым чистым, самым тонким звуком в мире. Пылинки рассеялись, маг извлек другую ноту, и пылинки вновь взметнулись в воздух, расцвели восхитительным салютом. Еще раз — и новый рой пылинок. Наконец маг убрал свирель, вытер лоток, спрятал его за пазуху своего плаща и снова погрузился в молчание.
Тут вперед выступили другие кудесники, и вскоре воздух над столом кишел видениями и искрился от чар. Один показал девять новых цветов неописуемой красоты и яркости, другой вырастил на лбу у хозяина рот, который немедленно принялся поносить собравшихся на все лады, к немалому смущению трактирщика, поскольку голос был его собственный. Третий продемонстрировал собравшимся бутыль из зеленого стекла, из которой выглядывал и гримасничал демон. Четвертый — хрустальный шар, катавшийся туда-сюда по команде хозяина; если верить кудеснику, то некогда этот шар в качестве серьги украшал ухо могущественного волшебника.
Лайен смотрел во все глаза; при виде заточенного в бутылку беса он залился квохчущим хохотом, а потом попытался выманить послушный хрустальный шар у хозяина — без особого, впрочем, успеха.
Тогда Лайен разобиделся и принялся сетовать, что мир полон жестокосердных людей, но обладатель хрустального шара остался непреклонен и, даже когда Лайен посулил ему двенадцать пакетов редкостной пряности, отказался расстаться со своей игрушкой.
— Я хочу лишь позабавить ведьму Лит, — принялся упрашивать его Лайен.
— Ну так позабавь пряностями.
— На самом деле у нее есть только одно желание — заполучить кусок гобелена, который придется похитить у Чуна Неизбежного, — чистосердечно признался Лайен и обвел взглядом внезапно притихших волшебников.
— Отчего такая внезапная серьезность? Эй, хозяин, еще вина!
— Даже если вино польется рекой — хмельное красное вино Танвилката, — свинцовый отзвук этого имени останется висеть в воздухе, — заявил колдун с серьгой.
— Ха, — рассмеялся Лайен, — вот увидите, как только ваши уста распробуют вкус этого вина, оно изгладит все воспоминания.
— Взгляните только, какие у него глаза, — послышался шепот. — Громадные, золотистые.
— И ничего не упускающие из виду, — подхватил Лайен. — А ноги — быстрые, легкие, точно звездный свет на воде. И рука, разящая без промаха. И магия, способная в мгновение ока сделать меня невидимкой. — Он пригубил вина. — Вот, смотрите!
Он положил бронзовый ободок на голову, переступил через него, поднял. Когда же счел, что прошло достаточно времени, то проделал все в обратном порядке. В очаге пылал огонь, хозяин стоял за прилавком, кубок Лайена остался на столе. Но собравшихся кудесников и след простыл.
Лайен изумленно огляделся вокруг.
— А где же мои друзья-волшебники?
Хозяин повернул голову.
— Они разошлись по своим комнатам; имя, которое вы произнесли, камнем упало на их сердца.
Вино свое Лайен допивал в недоуменном молчании.
Наутро он вышел из трактира и кружным путем двинулся в старый город — серое царство обвалившихся колонн, рассыпающихся глыб известняка, просевших фронтонов со стершимися от времени надписями, террасами, вымощенными плитами, которые поросли ржавым мхом. Развалины кишели ящерицами, змеями, насекомыми; кроме них, он не заметил ни одной живой души. Пробираясь между каменных обломков, он едва не споткнулся о труп — тело юноши, смотревшего в небо пустыми глазницами.
Лайен ощутил чье-то присутствие, отскочил назад, рванул шпагу из ножен. На него смотрел согбенный старик.
— Что нужно тебе в старом городе? — произнес тот слабым дрожащим голосом.
Лайен вернул шпагу в ножны.
— Я ищу место Шорохов. Быть может, ты скажешь, куда идти.
Старик издал хриплый горловой звук.
— Еще один? Опять? Когда это прекратится? — Он махнул в сторону трупа. — Этот умник тоже вчера пришел сюда в поисках места Шорохов. Хотел обокрасть Чуна Неизбежного. Взгляни теперь на него. — Старик отвернулся. — Идем.
Старик скрылся за нагромождением каменных глыб, Лайен двинулся следом. И вот они оказались перед другим трупом, глазницы мертвеца были пусты и окровавлены.
— Этот пришел четыре дня тому назад и встретился с Чуном Неизбежным… А вон там, за аркой, еще один, великий воин в клуазоновых латах. И там, и тут. — Он все показывал, показывал. — Как прихлопнутые мухи.
И снова старик обратил взгляд водянистых голубых глаз на Лайена.
— Вернись, юноша, вернись, если не хочешь, чтобы твое тело осталось гнить на этих плитах.
Лайен обнажил шпагу и размашисто потряс ею.
— Я — Лайен Странник, и горе тому, кто осмелится обидеть меня. Где место Шорохов?
— Если тебе непременно хочется знать, — сказал старик, — оно вон за тем разбитым обелиском. Но ты рискуешь жизнью.
— Я — Лайен Странник. Риск — мой вечный спутник.
Старик тяжко вздохнул, а Лайен зашагал прочь. Ему даже пришла в голову мысль: вдруг старик — приспешник Чуна и в эту самую минуту направляется предупредить о незваном госте. Лучше принять все меры предосторожности. Он, пригибаясь, бросился туда, где оставил старца.
Старик стоял, бормоча что-то себе под нос, опираясь на посох. Лайен запустил в него гранитной глыбой размером с голову. Глухой удар, вскрик, хрип — и Лайен зашагал своей дорогой.
Миновав разбитый обелиск, он вышел на широкий двор — место Шорохов. Прямо напротив располагался длинный и широкий дворец с колонной, увенчанной большим черным медальоном с высеченными фениксом и двухголовой ящерицей. Лайен слился с тенью стены и застыл, настороженный, точно волк, глядя, не мелькнет ли враг. Тишь стояла вокруг. Солнечный свет придавал руинам сумрачное величие. Во все стороны, насколько хватало взора, простирались каменные обломки — пустыня, которую дожди омывали до тех пор, пока вся память о человеке не изгладилась и камни не обратились в единое целое с землей. Солнце меланхолично катилось по синему небу.
Вскоре Лайен вышел из укрытия и обошел дворец, но ничего не увидел. Он приблизился к зданию сзади и приложил ухо к камню — ни звука, ни шороха. Двинулся вокруг, оглядывая окрестности, пока не обнаружил пролом в стене. Заглянул внутрь и, затаив дыхание, приметил на дальней стене ту самую половину золотого гобелена. Кроме него, в зале ничего не было.
Еще раз осмотревшись, он двинулся дальше. Дошел до другого пролома и снова заглянул внутрь. На дальней стене висел золотой гобелен. И ничего больше вокруг не слышно, не видно.
Комната лежала перед ним как на ладони. Пустая, голая, один лишь обрывок золотого гобелена служил ей украшением. Лайен вошел внутрь, ступая широкими мягкими шагами. И застыл посреди зала. Со всех сторон, кроме задней стены, на него обрушились потоки света. Вокруг ни звука, кроме глухого грохота сердца, только множество дыр в стенах, путей для отступления.
До гобелена было рукой подать. Он шагнул вперед и быстро сорвал гобелен со стены.