Марта Дейн остановилась и посмотрела на меднокрасное небо. Пока она была внутри здания, ветер переменился и песчаный ураган, который раньше дул с пустынных нагорий на восток, теперь бушевал над Сиртисом. Солнце, увеличенное туманным ореолом, казалось великолепным красным шаром. Оно было почти такой же величины, как и солнце Земли.
Сегодня к вечеру тучи пыли осядут из атмосферы, добавив еще слой песка к той массе, под которой был погребен город вот уже пятьдесят тысяч лет.
Все вокруг было покрыто красным лёссом — улицы, площади, открытые участки парка. Слой красного песка совершенно скрывал небольшие постройки, которые под его тяжестью обвалились и оплыли. Камни, оторвавшиеся от высоких зданий уже после того, как рухнула крыша и развалились стены, тоже были покрыты красным лёссом. В том месте, где стояла Марта, улицы древнего города были на сто — сто пятьдесят футов ниже уровня современной поверхности, и проход, пробитый в стене дома, вел прямо на шестой этаж. Отсюда ей хорошо был виден лагерь, сооруженный на поросшей кустарником равнине, где некогда на берегу океана располагался морской порт. Теперь на месте океана простиралась впадина Сиртис. Сверкающий металл лагерных построек уже покрылся тонким слоем красной пыли. Она снова подумала о том, каким станет этот город, когда, затратив много времени и труда и переправив через пятьдесят миллионов миль космического пространства людей, оборудование и продовольствие, археологи завершат его раскопки. Они используют технику. Иначе ничего здесь не сделаешь. Нужны бульдозеры, экскаваторы, землечерпалки. Машины ускорят работу, но они не заменят человеческих рук. Она вспомнила раскопки Хараппы и Мохенджо-Даро[1] в долине Инда и старательных, терпеливых местных рабочих, простых и неторопливых, как и цивилизация, которую они открывали. Она могла бы перечесть по пальцам случаи, когда кто-либо из ее рабочих повредил в земле ценную находку. И если бы не эти низкооплачиваемые и безропотные люди, археологи не сдвинулись бы с места со времен Винкельмана. Но на Марсе не было таких рабочих. Последний марсианин умер пятьсот столетий назад.
В четырехстах ярдах слева от нее вдруг затрещал, как пулемет, пневматический молоток. Тони Латтимер, должно быть, выбрал здание и приступил к его обследованию.
Марта ослабила ремни кислородной коробки, перекинула через плечо аппарат, подобрала с земли чертежные инструменты, доску и зарисовки и двинулась вниз по дороге. Она обошла нагромождение камней и мимо развалин стены, торчащей из-под лёсса, и остовов уже пробитых зданий вышла к заросшей кустарником равнине, на которой стоял лагерь.
Когда Марта вошла в большую рабочую комнату здания № 1, там было человек десять. Она первым делом освободилась от своей кислородной ноши и закурила сигарету, первую с утра. Затем она оглядела всех присутствующих. Старый Селим фон Олмхорст (наполовину турок, наполовину немец), один из ее двух коллег-археологов, сидел в конце длинного стола, напротив стены, и курил большую изогнутую трубку. Он внимательно изучал какую-то записную книжку, в которой явно не хватало страниц. Девушка — офицер Технической службы Сахико Коремитцу низко склонилась над чем-то, освещенным ярким светом двух ламп. Полковник Хаберт Пенроуз, начальник отдела технического снабжения Космической службы, и капитан разведки Фильд слушали отчет одного из пилотов, возвратившегося из разведывательного полета. Две девушки из Службы сигнализации просматривали текст вечерней телепередачи, которая должна быть передана на «Сирано», лежащий на орбите, удаленной на пять тысяч миль от планеты, а оттуда уже через Луну на Землю. С ними сидел Сид Чемберлен, транспланетный корреспондент «Ньюс сервис». Он был штатским, как Марта и Селим, о чем свидетельствовали белая рубашка и синяя безрукавка.
Майор Линдеманн из инженерных войск с одним из своих помощников обсуждал какие-то проекты на чертежной доске. Марта с надеждой подумала, зачерпнув кружкой теплую воду, чтобы умыться, что они обдумывали план постройки будущего водопровода. Затем, захватив свои записки и зарисовки, она двинулась к концу стола, где сидел Селим. По дороге, как обычно, она остановилась около Сахико. Девушка японка занималась реставрацией того, что пятьсот столетий назад было книгой. Толстая бинокулярная лупа прикрывала ее глаза. Черный ремешок почти не выделялся на фоне гладких блестящих волос. Она осторожно по кусочкам собирала поврежденную страницу при помощи тончайшей иголочки, вставленной в медную оправу. Выпустив на секунду крошечную, как снежинка, частичку, Сахико подхватывала ее пинцетом и опускала на лист прозрачного пластиката, на котором восстанавливала страницу. Затем она обрызгивала ее закрепителем из маленького пульверизатора. Следить за ее работой было истинным наслаждением. Движения были точными и изящными, как взмах дирижерской палочки.
— Привет, Марта. Что, уже время коктейля? — спросила Сахико, не поднимая головы. Она боялась, что даже легкое дыхание может сдуть лежащую перед ней пушистую массу.
— Нет. Еще только пятнадцать тридцать. Я там все закончила. Не знаю, обрадует ли вас эта новость, но книг я больше не нашла.
Сахико сняла лупу и, прикрыв ладонями глаза, откинулась в кресле.
— Да нет. Мне нравится эта работа. Я ее называю микроголоволомкой. Но вот эта книга — просто мучение. Селим нашел ее в раскрытом виде. На ней была навалена какая-то тяжесть. Страницы почти совсем уничтожены. — Затем, после некоторого колебания, она сказала: — Но если бы можно было потом что-нибудь прочитать, после того как я закончу… — В голосе прозвучал легкий упрек.
И отвечая ей. Марта почувствовала, что невольно защищается.
— Когда-нибудь сможем. Вспомните, сколько времени понадобилось, чтобы прочитать египетские иероглифы уже после того, как нашли Розеттский камень.[2]
Сахико улыбнулась.
— Да, я знаю. Но был Розеттский камень. А на Марсе такого камня нет. Последнее поколение марсиан вымирало в то время, когда первый кроманьонский пещерный художник рисовал оленей и бизонов. И не было моста, который связывал бы две цивилизации, разделенные пятьюдесятью тысячами лет и пятьюдесятью миллионами миль космического пространства.
— Но мы найдем его. Ведь должно же быть что-нибудь, что даст нам значение нескольких слов, а с их помощью мы докопаемся до смысла других. Вполне вероятно, что мы не сумеем разгадать этот язык, но мы хотя бы сделаем первые шаги, а в будущем кто-нибудь продолжит нашу работу.
Сахико отняла руки от глаз. Она старалась не смотреть на яркий свет. Затем снова улыбнулась широкой дружеской улыбкой.
— Я верю, что так и будет. Я очень надеюсь. И будет просто замечательно, если вы первая сделаете это открытие, Марта, и мы получим возможность читать то, что писали эти люди. Тогда этот мертвый город вновь оживет, — улыбка медленно исчезала. — Но пока, кажется, нет никакой надежды.
— Вы не нашли больше картинок?
Сахико отрицательно покачала головой. Если бы она и нашла их, вряд ли это имело бы большое значение. Они нашли уже сотни картинок с надписями, но так и не могли установить связи между изображением и напечатанным текстом. Никто больше не сказал ни слова. Сахико опустила на глаза лупу и склонилась над книгой.
Селим фон Олмхорст оторвался от своих записей и вынул трубку изо рта.
— Все там закончили? — спросил он, выпуская дым.
— Все, как было намечено. — Она положила свои дневники и зарисовки на стол.
— Капитан Джиквел уже начал продувать здание сжатым воздухом с пятого этажа вниз. Вход там на шестом этаже. Как только он кончит продувание, будут включены кислородные генераторы. Я очистил ему место для работы.
Фон Олмхорст кивнул головой.
— Там было совсем немного дела, — сказал он. — А вы не знаете, Марта, какое следующее здание выбрал Тони Латтимер?
— Кажется, то высокое, с конической верхушкой. Я слышала, как он там просверливал канал для взрывателя.
— Ну что ж. Надеюсь, что хоть здесь нам повезет и мы хоть что-нибудь найдем.
Марсианские строения, которые они обследовали до сих пор, были нежилыми, и все содержимое их было начисто вывезено. Вещи, очевидно, постепенно растаскивали пока здание не было полностью опустошено. В течение столетий, по мере того как город умирал, шел процесс самоуничтожения. Она сказала об этом Селиму.
— Да. И мы всегда с этим сталкиваемся, за исключением, может быть, таких мест, как Помпеи. А вы видели хоть один римский город в Италии? К примеру возьмем хотя бы Минтурно.[3] Сначала жители разобрали одну часть города, чтобы привести в порядок другую, а после того как они покинули город, пришел новый народ и разрушил до основания то, что еще сохранилось от их предшественников. Даже камни обычно растаскивали для починки дорог. И этот процесс продолжался до тех пор, пока ничего не осталось от города, кроме следов фундамента. На сей раз нам повезло. Это одно из мест гибели населения Марса, а кроме того, здесь не было варваров, которые пришли бы позже и уничтожили все, что оставалось. Он не спеша докуривал трубку. — В ближайшие дни, Марта, я собираюсь взломать одно из зданий и посмотреть, что там было, когда умер последний из них. Вот тогда мы узнаем историю гибели этой цивилизации.
— Да, но если мы сможем читать их книги, то мы узнаем всю историю, а не только некролог. — Она молчала, не решаясь высказать вслух свои мысли. — Мы непременно в один прекрасный день узнаем это, — сказала она, наконец, и посмотрела на часы. — Я хочу до обеда еще немножко поработать над списками.
На мгновение на лице старого археолога промелькнуло недовольство. Он хотел что-то сказать, затем передумал и снова сунул трубку в рот. По выражению его лица Марта поняла, что разговор окончен. Старый археолог думал. Он считал, что она напрасно тратит время и силы — время и силы, принадлежащие экспедиции. Со своей точки зрения, он был прав, она это понимала. Но ведь в конце концов должны же быть какие-то пути к дешифровке. Марта молча повернулась и пошла к своему месту, устроенному в центре стола из упаковочных ящиков.
Фотокопии восстановленных книжных страниц и транскрипций надписей пачками лежали на столе вперемежку с тетрадями, в которые были выписаны слова. Марта села, закурила новую сигарету и взяла верхний листок из пачки еще не изученного материала. Это была фотокопия страницы, напоминающей титульный лист какого-то периодического журнала. Марта вспомнила. Она сама нашла эту страницу дня два тому назад в стенном шкафу в подвале здания, которое только что кончила обследовать. Она внимательно рассматривала снимок. Ей удалось установить, правда еще очень гипотетично, марсианскую систему произношения. Длинные вертикальные значки были гласными. Их было всего десять. Не очень много, принимая во внимание то, что существовали, по всей вероятности, отдельные буквы для обозначения долгих и кратких звуков. Двадцать начерченных горизонтально букв были согласными. Такие двойные звуки, как НГ, ТШ обозначались одной буквой. Было мало вероятно, что разработанная ею система произношения точно соответствовала марсианской. Однако она выписала несколько тысяч марсианских слов и могла все их произнести.
На этом все кончалось. Она могла произносить около трех тысяч слов, но их значение оставалось для нее тайной.
Селим фон Олмхорст считал, что она этого так никогда и не узнает. Так думал и Тони Латтимер и, не стесняясь, говорил об этом. Она была уверена, что и Сахико Коремитцу была того же мнения. Временами ей казалось, что они правы.
Буквы на странице, лежащей перед ней, начали вдруг съеживаться и танцевать — тоненькие изящные гласные с толстыми маленькими согласными. Они это проделывали теперь каждую ночь во сне. Были и другие сны, когда она читала по-марсиански так же свободно, как и на своем родном языке. Утром она лихорадочно пыталась вспомнить сон, но напрасно. Она зажмурилась и отвела глаза от страницы. Когда она снова взглянула на фотографию, буквы успокоились и встали на свои места.
Строчка наверху страницы состояла из трех слов. Они были подчеркнуты снизу и сверху. Было похоже, что так марсиане выделяли заглавие.
Мастхарнорвод Тадавас Сорнхульва — Марта прочитала про себя.
Она начала листать записную книжку, чтобы проверить, встречала ли она раньше эти слова, а если встречала, то в каком контексте. Все три слова она нашла в списках. Кроме того, там было отмечено, что мастхар и норвод были полнозначными словами, в то время как давас и вод играли служебную роль. Слово давас, очевидно, было каким-то значимым префиксом, а вод — суффиксом. Сорн и хульва тоже были значимыми корнями. Марсиане, по всей вероятности, широко пользовались словосложением для образования новых слов. Они наверняка издавали журналы, и один из этих журналов назывался Мастхарнорвод Тадавас Сорнхульва.
Она старалась представить себе, как мог выглядеть журнал. Может быть, он напоминал «Археологический ежегодник», а может быть, был чем-то вроде «Мира приключений».
Под заголовком на второй строчке стояли дата и номер выпуска. Они не раз находили разные предметы, пронумерованные по порядку, и поэтому Марта смогла установить цифры и определить, что марсиане пользовались десятичной системой счисления. Это был тысяча семьсот пятьдесят четвертый выпуск. Дома 14837: дома, должно быть, было названием одного из марсианских месяцев. Слово это встречалось ей уже несколько раз.
Она беспрестанно курила и сосредоточенно листала свои записи. Сахико с кем-то разговаривала, затем скрипнул стул в конце стола. Марта подняла голову и увидела огромного человека с красным лицом. На нем была зеленая форма майора Космической службы. Он сел рядом с Сахико. Это был Айвн Фитцджеральд, врач экспедиции. Он поднял пресс с книги, очень похожей на ту, которую реставрировала Сахико.
— Совсем не было времени, — сказал он в ответ на вопрос Сахико.
— Эта девушка Финчли все еще лежит, а диагноза я так и не могу поставить. Я проверял культуру бактерий, а все свободное время ушло на препарирование образцов для Билла Чандлера. Он, наконец, нашел млекопитающее. Похоже на нашу ящерицу. Всего в четыре дюйма длиной, но все же это самое настоящее теплокровное живородящее млекопитающее. Роет нору и питается здешними так называемыми насекомыми.
— Неужели здесь достаточно кислорода для таких животных? — спросила Сахико.
— Очевидно, достаточно у самой земли. — Фитцджеральд укрепил ремешок своей лупы и надвинул ее на глаза. — Он нашел этого зверька внизу, в лощине, на дне моря. Ха! Да эта страница совсем целая. — Он продолжал что-то бормотать вполголоса. Время от времени он приподнимал страницу и подкладывал под нее прозрачный пластикат. Работал он с необычайной четкостью. В его движениях не было изящества маленьких рук японки, которые двигались, как кошачьи лапки, умывающие мордочку. Здесь была точность ударов парового молота, раскалывающего орех. Полевая археология тоже требует четкости и осторожности движения. Но на работу этой пары Марта всегда смотрела с нескрываемым восхищением. Затем она снова вернулась к своим спискам.
Следующая страница, видимо, представляла собой начало статьи. Почти все слова были незнакомыми. У Марты Тсоздавалось впечатление, что перед ней страница научного, может быть технического журнала. Она была уверена, что это не беллетристика. Параграфы имели слишком внушительный и ученый вид!
Вдруг раздался торжествующий возглас Фитцджеральда:
— Ха! Наконец!