— Прости, боярин. Может, в этом не царь виноват, а; наушники его? Может, обошли царя?
— Ох, князь! — Морозов впервые улыбнулся. — Видать, сатана нашептывает… Выпросил у Бога светлую Россию, сатана, да и омывает кровью мученической.
Серебряный перекрестился.
— Что ты, боярин? Разве царь не от Бога?
— Вестимо, от Бога. — Морозов тяжко вздохнул. — Временами государь наш как будто приходит в себя. И кается, и молится, и плачет, приказывает панихиды по убитым… Потом напоит свою братию, начнет плясать. В другой раз велел изрубить слона.
Какого слона? — удивился Серебряный.
— Ему в подарок прислали из Персии, от шаха. А слон не захотел встать перед ним на колени — казнили и слона.
Серебряный нахмурился.
Елена была почти готова.
— Хватит укручивать, Пашенька, — торопила она. — Будет с меня!
Девушка надела ей на голову жемчужный кокошник.
— Так-то лучше, боярыня. Ни дать ни взять святая икона в окладе! А то с распущенными-то волосами, ну прямо русалка лесная!
— А ты боишься русалок, Пашенька?
— Как их не бояться? Приманят и защекотят до смерти, или любовью иссушат. Одного сама знаю — жену, детей бросил. Только раз увидел русалку, а так тосковал, что вскоре и помер.
Елена посмотрела на нее.
— Пашенька, — сказала она, помолчав. — А в Литве есть русалки?
— В Литве-то?… Там русалок гибель, — тараторила девушка. — Там их самая родина.
Морозов и его гость сидели в глубокой задумчивости…
Серебряный поднял голову.
— Как же вы согласились на это? — сказал он. — Смотрите, как Русь гибнет, и молчите?
— Я-то, князь, не молчал, — отвечал Морозов с достоинством. — Оттого и хожу под опалой. А при царе кто теперь? Все подлые страдники, холуи, бери хоть любого: Басмановы, отец и сын, уж не знаю, который будет гнуснее!.. Малюта Скуратов. Этот — мясник, зверь, весь кровью забрызган… Васька Грязной — ему любое паскудное дело нипочем! Бориска Годунов — тот отца и мать продаст, да еще и детей даст впридачу, лишь бы повыше взобраться… Один только и есть там высокого рода, князь Афанасий Вяземский. Опозорил он и себя, и нас всех, окаянный! Ну да что про него!
Морозов махнул рукой.
Скрипнула дверь. Тихо и плавно вошла Елена с подносом в руках. На подносе были кубки с винами.
Серебряный встал. Он увидел жемчужный кокошник и побледнел.
— Князь, — сказал Морозов. — Это моя хозяйка, Елена Дмитриевна! Люби и жалуй ее!
Елена, не поднимая глаз, низко поклонилась Серебряному. Князь ответил поклоном и осушил кубок.
Елена не взглянула на Серебряного. Длинные ресницы ее были опущены. Только руки дрожали, и кубки на подносе позванивали.
— Будь веселее, Оленушка! — сказал Морозов. — Улыбнись скорей! Никита Романыч нам, почитай, родной. Его отец и я были словно братья, значит и жена моя ему не чужая. Да и то сказать, вы и росли вместе!
Елена стояла, не в силах поднять глаз.
— Прости, боярин, надо спешить, — засобирался вдруг Серебряный, — Я еще и дома не был, а завтра мне чуть свет к царю.
— Что ты, князь? Теперь уж смерклось, а тебе с лишком сто верст ехать!
— Как? Разве царь не в Кремле? ~
— Нет, князь. Прогневали мы Господа. Бросил нас государь, уехал жить в Александрову Слободу.
— Коли так, тем паче надо спешить!
— Не езди, князь, в слободу! Видит Бог, не снести тебе головы! — Морозов посмотрел на князя с грустным участием;1- Слыхал я про твои подвиги в литовской земле. Бился ты храбро, а вот в остальном… Слишком ты прям и в делах, и в словах. — Серебряный смутился. — Сейчас такие не в чести. Попадешь под гнев царский и пропал ты, князь. С головой пропал. Не езди.
— Что будет, то будет! — ответил Серебряный, вставая.
Ноги под Еленой подкосились, и она опустилась на скамью.
— Что с тобой, Елена? — склонился над ней Морозов.
— Я нездорова, — пролепетала она. Морозов посмотрел на жену.
— Испугалась за князя, так и ноги не держат. Ступай, Елена, к себе! Отдохни.
Обернувшись к Серебряному, Морозов пошел проводить его до коня.
У ворот Михеич разговаривал со своим новым знакомым, слугою боярина.
— …Ты мне вот что скажи, — шептал Михеич. — На кой ляд они эти метла да песьи головы к седлам приторачивают?…
— А это значится — они так обозначают, — степенно ответил его собеседник.
— Да что обозначают-то?
— А это значится — они про Русь обозначают.
— Тьфу!.. Ну, а что? Что обозначают?
— Как что? Значится выметаем, мол, и грызем.
— Ага. Понял. Как выметаем — не знаю, а грызут они лихо — сам видал.