Пришедши к этой мысли, Максим Исидорович уже не дал ей угаснуть. И так и этак ее поворачивал и довел-таки до полной зрелости. Верно, верно было ухвачено вредоносное звено. За ним вся цепочка потянется. И гордячка Селезнева, и эта змея директриса. Все, все у него, у Пиреева, на крючке окажутся!
Он дождался, пока садовник Эльхан не покончил с практической бараньей анатомией. Жаль, не соберутся гости по вечерней прохладе, зазря такой богатый баран пропадет! Впрочем, пропадать ему нет резона. И Максим Исидорович распорядился заднюю ляжку и немного ребрышек оставить на шашлык. Остальное мясо Эльхан вынес за ворота и за каких-нибудь полтора часа распродал в розницу на соседних дачах.
А Максим Исидорович поехал в город. Побывал он в учреждении у Андрея Ивановича, потом посетил профессора Рыбакова. Уж день клонился к вечеру, когда Максим Исидорович заехал домой, захватил жену и сыновей (дочка замужняя отказалась от приглашения) и - прямиком, с ветерком на дачу.
И - вот он, шашлык. Максим Исидорович сам помог Эльхану нанизывать куски мяса на острые шампуры, сам ворочал их на мангале, надышался вдоволь терпким дымком, нагулял себе аппетиту. С соседних дач тоже тянуло шашлычным духом.
В это воскресное утро Нонна затеяла стирку. Бодрым голосом гудела в ванной стиральная машина. Только Нонна выключила ее и принялась полоскать дымящееся белье, как мать заглянула в ванную, позвала к телефону.
- Да, я... Здравствуй, Ур. - Нонна невольно потянулась свободной рукой к волосам, поправила прическу. - Да так, домашние дела. А что?.. Очень приятно, что ты хочешь меня видеть, но знаешь, давай попозже... Вечером не можешь? Ну, тогда не знаю прямо... Знаешь что? Приходи ко мне, пообедаем... - На миг у Нонны перехватило дыхание при мысли, что Ур откажется от приглашения, но Ур сразу согласился. - Вот и хорошо, сказала Нонна. - Значит, приходи часам к четырем.
Она побежала в кухню.
- Мама, у нас сегодня обедает один сослуживец... Что у тебя на обед? Нет, вчерашние котлеты не пойдут.
- У меня есть коробка пельменей, - робко сказала мама, посмотрев на дочку сквозь очки.
- И пельмени не пойдут. - Нонна рванула с себя фартук. - Я сбегаю на базар, куплю чего-нибудь...
Александра Борисовна только плечами пожала. Она была в доме не главным распорядителем, голос у нее был, как говорится, совещательный, и поднимать его против своенравных Нонниных решений она не осмеливалась. Так уж получилось, что после смерти мужа Александра Борисовна, никогда и прежде определенностью характера не отличавшаяся, безропотно приняла Ноннино командование в доме. Первое время еще ходили к ней ученики, коих она, опытный педагог, обучала игре на пианино. Потом Нонна заявила, что ежевечернее бренчание ей надоело. И пенсионерская деятельность Александры Борисовны сосредоточилась в основном на кухне. Правда, в те часы, когда Нонна отсутствовала, мать иногда присаживалась к пианино, вспоминала любимого Шуберта, роняла на пожелтевшие нотные листы нечаянную слезу.
Она подумала: что это за важный такой сослуживец, которого нельзя кормить вчерашними котлетами - кстати, очень хорошими котлетами, нисколько не увядшими в холодильнике? Может быть, ее начальник Грушин? Навряд ли, решила Александра Борисовна: судя по Нонниным отзывам о Грушине, он был не тем человеком, кому нельзя подавать вчерашние... А может быть, Горбачевский? Довольно симпатичный молодой человек, он раза два или три заходил к Нонночке по каким-то делам. Но, конечно, ему котлеты подошли бы даже позавчерашние.
Кто же тогда? Александра Борисовна поистине сгорала от любопытства.
Нонна пришла с базара нагруженная, как дромадер. И тут началось...
Не будем описывать всего, что варилось и жарилось на плите, томилось в духовке, остывало на балконе. Обе они - и мать и дочь - умаялись так, будто бегали в кроссе на приз местной молодежной газеты. Но к четырем часам Нонна, приняв душ, была свежа, тщательно одета, и на лице ее появилось обычное замкнутое выражение. Александра Борисовна пошла в свою комнату полежать немного.
Ур пришел ровно в четыре. Нонна, отворив дверь, не сразу узнала его:
- Господи, это ты?!
- Это я, господи, - засмеялся Ур и протянул ей коробку зефира в шоколаде.
- Правильно сделал, что сбрил бороду, - одобрила она. - Проходи сюда.
Что-то было в нем новое. Гладко выбритое лицо со светлой, незагорелой полосой на месте бороды как бы утратило прежнее наивное выражение. Глаза смотрели невесело. На Уре были серые брюки и белая дырчатая тенниска.
Он удивленно взглянул на уставленный закусками стол - на заливную рыбу и паштет.
- Ты каждый день так обедаешь?
- Нет, не каждый. Садись, Ур. Как настроение?
- Смурное.
- Смурное? Это что-то из лексикона Валерия... Надо набраться немножко терпения, Ур. Вера Федоровна говорила с Мирошниковым и все ему объяснила. Теперь она пишет официальное письмо с обоснованием нашей темы.
Ур молчал. Его загорелые руки покойно лежали на подлокотниках кресла.
- Так или иначе, Вера Федоровна это дело пробьет, - продолжала Нонна. - Учти, что океанская тема - ее, можно сказать, детище. А мы пока будем урывать время для разработки твоего проекта. Ой, Ур, я просто не могу видеть, как ты сидишь с убитым видом!
Тут вошла Александра Борисовна, принарядившаяся, улыбающаяся, с черной бархатной ленточкой в седых волосах. Ур вскочил, неумело поклонился, назвал себя.
- Ур, - повторила Александра Борисовна, пожав ему руку. - Это фамилия или имя?
- Имя.
- В древности был такой город, кажется, в Месопотамии... или... ну да, кажется, там...
- К столу, к столу, - поспешно сказала Нонна. - Садись сюда, Ур. Сейчас принесу тебе питье. Шампанского не хочешь?
- Нет уж, - усмехнулся он.
Нонна принесла запотевший графин с газированной водой, бутылку с лимонадом. И начался обед. Ур говорил мало, только коротко отвечал на вопросы, но ел хорошо, добросовестно отдавая дань всем закускам.
- Очень вкусный обед. Спасибо. - Ур откинулся на спинку стула, вытер салфеткой полные губы.
- Что ты? Обед только начинается, - сказала Нонна. - Сейчас будет бульон с пирожками, потом - отбивная.
- Да я же лопну!
- Не лопнешь. Хочешь, я поставлю пластинку? Ты какую музыку любишь классическую или джазовую?
- Все равно... На днях по радио песни передавали, там была одна - я запомнил: "Как хорошо, закончив путь, в глаза любимой снова заглянуть..." У тебя ее нет?
- Такой нет, - засмеялась Нонна. - И вообще из песен у нас есть только "Песни без слов" Мендельсона. Поставить?
- Поставь, - неуверенно сказал Ур. - Я музыки совсем не знаю. Времени на нее не хватает...
Александра Борисовна заговорила о недостатках эстетического воспитания молодежи. Ур кивал, ел пирожки, запивая бульоном, а сам прислушивался к нежной мелодии, рождавшейся под иглой проигрывателя.
- Нонночка в детстве чудно играла, - сказала Александра Борисовна. Ей прочили большую будущность пианистки. Для нас было полнейшей неожиданностью...
- Перестань, мама, - поморщилась Нонна.
- ...когда она вдруг решила идти не в консерваторию, а в технический вуз, - шепотом закончила Александра Борисовна и пригорюнилась. Бледные ее глаза наполнились слезами.
Обед завершился мороженым. Пока Нонна с мамой убирали со стола посуду, Ур переместился в кресло у журнального столика, взял свежий номер "Природы", но не успел его перелистать: веки вдруг стали слипаться неудержимо - он заснул.
Нонна не стала его тревожить. Уселась, поджав ноги, в уголке дивана, раскрыла книгу - но чтение не пошло. Она смотрела на спящего Ура и думала: "Кто ты? Какую тайну в себе носишь? И знаешь ли, что, судя по всему, затевается целое расследование твоей личности?" Позавчера, в пятницу, в самом конце рабочего дня ей, Нонне, позвонили из отдела кадров, попросили зайти. Начальница отдела была сама вежливость. Расспрашивала об Уре - как работает практикант, справляется ли, не злоупотребляет ли выпивкой. И между прочим: "Не проговаривался ли он, откуда в действительности прибыл?". Нонна на это ответила: "Простите, но такой вопрос должна бы задать вам я, если бы меня это хоть в малейшей степени интересовало".
Беседа в кадрах и некоторые другие признаки (в частности, пошедшие по институту слухи о том, что Ур владеет новейшими методами гипноза) насторожили Нонну. Вроде бы никто из институтских работников, кроме нее, не видел дикой истории с продавцом, взлетевшим в воздух, а вот же, не умолкают разговоры, связывающие э т о с именем Ура. Не сам ли магазинщик, отъявленный плут, раззвонил по городу сплетню о гипнотизере из соседнего института? Сам-то он, продавец, исчез из магазина-шкафа, перевелся, должно быть, в другую торговую точку - подальше от места своего позора.
Свесив голову на грудь, Ур спал после сытного обеда. И Нонна смотрела на него, исполненная сострадания и решимости защитить этого большого ребенка от неведомых опасностей. Но более всего на свете ей хотелось п о н я т ь его.