-- Мы благодарим всех за поддержку, - курчавый перс говорил проникновенно и искренне, хотя это и могло быть просто притворство, как и многое из того, что говорят и делают уроженцы таинственного Востока. - Исламская Республика Иран благодарна вам за вашу готовность пойти на столь резкие и опасные, прежде всего для вас самих меры, дабы обеспечить безопасность нашей страны и нашего народа. Я не уполномочен делать такие заявления, но готов утверждать, что наше правительство не вынашивает каких-либо агрессивных планов против любого государства в Азии и иной части света. Мы не стремимся стать обладателями ядерного оружия, в чем нас неоднократно обвиняли представители Соединенных Штатов, а наше сотрудничество в области атомной энергии с Россией, которое многократно ставилось нам в вину Западом, носит исключительно мирный характер. Также мы не поддерживаем никакие террористические организации любым возможным способом. И я могу вас заверить, что моя страна не посмеет своими действиями поставить вас в такое положение, чтобы вам пришлось реализовать свои намерения. Мы стремимся к миру, к мирному сосуществованию со всеми государствами.
Решение было принято, соглашение заключено, и никто, кажется, отныне был не в силах изменить случившееся, повернув вспять поток событий.
-- Боже, это немыслимо, - в полголоса простонал Саммерс, содрогнувшись от ужаса. Он видел, как в эти самые минуты объединяется казавшийся доселе разрозненным, раздираемым малопонятными уроженцам запада противоречиями, исламский мир, как самые разные страны, различающиеся и по религии, и по достатку, встают плечо к плечу, на пути Америки. И это было страшно. - Господи, храни нас и нашу страну.
-- Думаю, Гордон, Бог здесь не поможет, - усмехнувшись, так же тихо возразил министру Смит. - Я бы уповал на корпус морской пехоты, от него сейчас пользы будет несравнимо больше.
-- Вы хотите войны со всем арабским миром? - в неподдельном удивлении выпучил глаза Саммерс. - Это же безумие, Дэвид! Один только Ирак обошелся нам невероятно дорого, и повторение этого может обернуться для Америки жуткими последствиями. Война для нашей страны с арабами равносильна самоубийству - топливо для наших танков и самолетов кончится раньше, чем наши войска захватят нефтяные промыслы где-нибудь в Абу-Даби.
-- Есть немало иных альтернатив, - покачал головой Смит. - Но решать не нам, мой друг. Однако я полагаю необходимым как можно скорее вернуться в Вашингтон, чтобы там во всех подробностях обрисовать сложившуюся картину.
-- Верно, нам нужно действовать быстро, - согласился Саммерс. - Времени нет. И, пожалуй, у советников нашего президента вскоре прибавится забот. - Министр невесело усмехнулся.
Глава 5 Ультиматум
Москва, Россия
21 марта
Заходящее солнце вонзало свои лучи в сверкающую стеклом и сталью стену пятидесятиэтажного небоскреба, возвышавшегося над центром Москвы, и походившего на вонзившееся в небо сверкающее копье. Футуристического вида здание, схожих с которым больше не было, казалось памятником прогрессу и предприимчивости, монументом, возведенным в честь тех людей, что ежедневно собирались в его многочисленных кабинетах и залах, преумножая состояние в миллиарды долларов, решая, куда направить финансовые потоки, чтобы получить все большие прибыли. И сейчас на одном из верхних этажей эти самые люди, спешно собравшиеся вместе, вели напряженные переговоры, от исхода которых зависела, ни много, ни мало, их дальнейшая судьба, судьба доставшейся им власти и богатства.
Несмотря на то, что весеннее солнце уже ощутимо пригревало, в одном из помещений, расположенных в самом острие устремившегося в небеса шпиля царила прохлада, обеспечиваемая мощными кондиционерами, а окна были плотно закрыты жалюзи, сквозь которые не проникал ни один луч. Удобно расположившиеся за огромным овальным столом, почти пустым, если не считать нескольких бутылок минералки и высоких стаканов, люди тяжелыми, полными недовольства взглядами смотрели на Максима Громова. Незваный гость, ныне представлявший государство и, казалось бы, обязанный всюду ощущать его поддержку, он невольно поежился, надеясь, что его собеседники не заметили этого. Сейчас было бы абсолютно некстати дать этой стае торгашей заметить то беспокойство и явный дискомфорт, которые не отпускали Максима уже два часа.
В этой просторной светлой комнате, которой больше подходило определение - зал, сегодня собрались, наверное, одни из самых влиятельных в стране людей. Во всяком случае, пока эта встреча не завершилась чем-то определенным, Максим мог считать их таковыми, ведь перед ним сидели члены правления и одновременно собственники крупнейшей в стране корпорации "Нефтьпром", уже много лет фактически монополизировавшей добычу и экспорт нефти и газа за рубеж. По сути, от того, какие решения будут принимать эти люди, совсем недавно зависела судьба не только сотен тысяч работников компании, и даже не государства в целом, а, ни много, ни мало, всей Европы, которая последние годы существовала почти исключительно за счет ввозимого из России топлива. Так было долгое время, но сегодня власти этой кучки дельцов должен был наступить конец. И причиной тому был именно визит Громова, неожиданный для его собеседников, ну или почти неожиданный, ведь свои люди были у них во всех структурах, и наверняка о появлении доверенного лица самого президента их все же успели предупредить, только едва ли это могло чем-то облегчить их участь.
-- Итак, уважаемый Максим Юрьевич, вы предлагаете нам расстаться с контрольным пакетом акций, который, разумеется, перейдет государству, - стараясь скрывать недовольство, сквозь зубы спросил упитанный мужчина явно кавказской внешности. Он непрерывно барабанил пальцами по полированной крышке стола, и от частых движений у Максима уже рябило в глазах, поскольку усыпавшие пухлые пальцы этого человека перстни сверкали в лучах заходящего солнца. - Мы вас правильно поняли?
-- Да, Гоги Зурабович, - уважительно, настолько, насколько это было возможно, ответил Максим.
Громов знал себе цену, и знал, какие силы стоят за его спиной, но Гоги Берквадзе, генеральный директор "Нефтьпрома", а по совместительству и человек, владевший контрольным пакетом акций этой могущественной корпорации, пока еще требовал к себе уважения, или хотя бы видимости его.
-- Все верно, - подтвердил тот, кто сейчас являлся, пусть и сугубо неофициально, эмиссаром Кремля. - Мы, то есть государственная корпорация "Росэнергия", которую я имею честь здесь представлять, хотим приобрести пятьдесят один процент акций вашей компании, то есть ровно столько, сколько находится в вашей собственности. Свою цену мы уже назвали, теперь я жду вашего решения.
Вольготно рассевшиеся за огромным столом мужчины в дорогих - Максим о таких мог только мечтать, хотя и не имел повода считать себя бедным - костюмах, пошитых лучшими мастерами Европы, и шикарных золотых ролексах, многозначительно переглянулись между собой. Громов ощущал исходившую от них ненависть, ведь его появление стало первым признаком падения их могущества и власти, которыми привыкли упиваться эти люди. И никто из них не желал расставаться с этим по собственной воле.
Порой Максиму начинало казаться, что он сидит лицом к лицу со стаей волков, или, точнее, бродячих псов, злобных и яростных, едва сдерживающихся от того, чтобы не вцепиться ему в горло. Громов намеренно явился сюда один, заставив сопровождавших его помощников ждать окончания переговоров снаружи. И у него было верное средство, чтобы сломить сопротивление этой стаи, которым он мог воспользоваться в одиночку.
-- Вы предложили нам едва ли половину рыночной цены, - с заметным кавказским акцентом произнес, нарушив затянувшееся молчание, сидевший по левую руку от Берквадзе финансовый директор корпорации, второй по влиятельности человек в этой огромной могущественной империи. - И, по-вашему, это приемлемое для нас предложение? Мы давно живем по законам рынка, и то, что вы представляете государственную корпорацию, абсолютно ничего не меняет. Я считаю ваше предложение обычной наглостью и, думаю, мои коллеги в этом со мною согласятся.
-- Да, верно, - все присутствовавшие, словно получили команду, заговорили в один голос. - Это дикость, варварство. Вы просто хотите нас ограбить. Это не рыночная сделка, не бизнес. - Мужчины стали оглядываться друг на друга, словно каждый искал у соседа поддержки и одобрения своего праведного гнева.
-- Простите, господа, - начиная ощущать растущее в душе бешенство, насколько мог спокойно произнес Громов, чуть повысив голос. К его удивлению, бормотание тут же утихло, и в его сторону направились заинтересованные взгляды. - Я не совсем понимаю, почему вы считаете предложенную вам сделку не рыночной. Никто не хочет отобрать у вас ваши акции безвозмездно, напротив, мы предлагаем вам хорошую цену в твердой валюте. По-моему, это вполне цивилизованный подход, но уж никак не варварство.
-- Вы хотите забрать наш бизнес за жалкие копейки, - возмутился Берквадзе, нахмурив брови. - На настоящих торгах мы могли бы получить в десять раз больше, как минимум, так почему же мы должны принять ваши условия сейчас? Пока никто из нас не собирается продавать свои акции, а если такое желание возникнет, то мы постараемся сделать это с максимальной выгодой.
-- Тех денег, что я предложил вам, вполне достаточно, чтобы обеспечить не только вашу старость, господа, но еще и старость ваших внуков, даже если те за всю жизнь сами не заработают ни гроша, - усмехнулся представитель "Росэнергии". - Миллионы граждан нашей страны умудряются выживать на десять тысяч рублей в месяц, и им этого хватает, - напомнил Громов, почти не скрывая своего раздражения. - Вы же, господа, получите несоизмеримо больше.
-- Это что, издевательство? - прорычал Берквадзе. - Мне плевать на ваши миллионы граждан. Пусть они живут, как хотят, если ни на что не способны, и не могут сами себя обеспечить, - презрительно фыркнул глава правления "Нефтьпрома". - Всего, что мы имеем, мы добились сами, ни от кого не получая помощи да и не рассчитывая на нее. И теперь вы хотите нас обобрать до нитки, при этом еще убеждая, что мы будем жить лучше, чем ваши миллионы нищих, этих алкоголиков и дегенератов. Нет, мы даже не собираемся больше обсуждать ваше предложение, - отрезал Гоги Берквадзе, энергично мотая головой. - Я думаю, господин Громов, наша встреча подошла к концу.
-- Тому, чего вы добились, вы обязаны труду тысяч простых людей, в нечеловеческих условиях разрабатывающих все новые месторождения газа и нефти, - зло произнес мысленно пославший куда подальше все условности Громов. - И еще вы обязаны этим нашей стране, недра которой оказались богаты столь ценным нынче сырьем. Живи вы в Англии, во Франции, да где угодно, и вы были бы никем. Вам просто повезло, вы оказались в нужное время в нужном месте, и в этом нет ничего, кроме вашей изворотливости простого случая. А потому я считаю, что предложенные вам условия должны быть приняты незамедлительно и без каких-либо возражений. Я уважаю настоящих предпринимателей, тех, кто, рискуя своими средствами, действительно создает что-либо новое, но вы лишь проложили несколько труб от нефтяных вышек до границы нашей страны, и здесь нет искусства бизнеса. Инновациям вы предпочли простую продажу сырья, принадлежащего, как бы избито это не звучало сейчас, всему народу, и за это я не могу испытывать к вам уважения.
-- Что вы себе позволяете? - взревел, приподнимаясь из-за стола Берквадзе. - Это оскорбление, и вы ответите за него. Я прикажу охране просто выкинуть вас вон, и мне плевать, что вы здесь по воле президента. Мне плевать и на президента, если вы хотите знать!
Кровь прилила к широкому, заплывшему жиром лицу генерального директора "Нефтьпрома", и Максиму показалось, что его в любой миг может хватить удар.
-- Прежде, чем вы кому-либо что-либо прикажете, господин Берквадзе, - в голосе Громова прорезался металл, он был теперь непреклонен и невозмутим, и эта его уверенность заставила кое-кого из присутствующих умолкнуть, забыв о своей власти и влиянии. - Прежде уделите мне еще несколько минут. Я не стану зря тратить ваше драгоценное время, уверяю вас. Я также смею надеяться, что все сказанные вами только что слова были необдуманными, и вырвались у вас под влиянием сильных эмоций, ведь в противном случае вы напрашиваетесь на очень серьезные неприятности.
-- Что вы хотите нам еще сказать после того, что уже было вами произнесено, - надменно, словно делая огромное одолжение Максиму, спросил финансовый директор Кабалия. - Не думаете ли вы пугать нас?
-- О, что вы, - наигранно удивился Максим, чувствуя, как в глубине души поднимается волн неудержимой ярости, и стараясь не дать ей овладеть его разумом в этот миг. - Я не собираюсь вас пугать, вовсе нет. Просто я хочу вам напомнить перед тем, как вы дадите окончательный ответ на наше предложение, о пятидесяти миллионах долларов, которые были перечислены вами неким неправительственным общественным организациям, действующим преимущественно на Северном Кавказе, примерно десять лет тому назад. В настоящее время уже доказана причастность к криминалу большинства этих так называемых общественных объединений, часть из них самораспустилась, на некоторые заведены дела в прокуратуре. А перечисленные вами этим структурам средства, названные спонсорской помощью, оказались в кармане главарей террористической сети, действующей в Чечне и ряде прилегающих республик. На них было приобретено огромное количество оружия, завербованы информаторы, привлечены иностранные наемники. В результате вылазок бандитов тогда погибли сотни наших солдат, милиционеров и просто мирных граждан, а об экономическом ущербе я вовсе молчу. Также известно, что часть тех денег, минуя наших, отечественных "потребителей", оказалась сразу на иностранных счетах, фактически принадлежащих таким известным организациям, как, к примеру "Аль Кайда". Это, кстати, позволило кое-кому на Западе обвинить Россию в поддержке международного терроризма, - добавил Громов. - Престижу страны был нанесен мощный удар, и вина в том лежит и на вас, господа.
-- Бред, - недоуменно помотал головой Берквадзе. - Это просто нечестная игра наших конкурентов, пытающихся таким образом дискредитировать "Нефтьпром". - В голосе главы нефтяного гиганта, однако, больше не ощущалась та уверенность, которую он источал еще мгновение назад. Да и остальные, кто слышал слова Громова, как-то сникли, принявшись нервно переглядываться между собой.
-- Еще тогда, десять лет назад, нас проверяли самым тщательным образом, и ваши же коллеги, правительственные чиновники, сделали вывод, что нами не было совершено какое-либо преступление, - всячески пытаясь казаться неколебимым, как и прежде, заявил Берквадзе. - И мы не можем отвечать за то, как наши партнеры распоряжаются полученными от нас по тем или иным договорам средствами. Это провокация, господин Громов, и не более того, дешевый спектакль, рассчитанный на слабоумную публику.
-- Возможно, - спокойно, словно ничего не происходило, кивнул Максим. - Но я также могу сказать, какие именно суммы были перечислены на личные счета тех самых чиновников из счетной палаты, прокуратуры и прочих служб, занимавшихся проверкой ваших финансов. Более того, я могу с уверенностью сказать, как именно каждый из этих людей распорядился презентованными ему круглыми суммами. Кто-то построил себе шикарную дачу, адреса у меня есть, кто-то вдруг стал акционером какого-либо крупного концерна, некоторые внезапно изыскали средства, чтобы послать своих детей учиться в лучшие университеты Европы. И я смогу предоставить доказательства своих слов, не сомневайтесь в этом. Платежные документы, видеозаписи - все это ляжет на ваши столы, если вам будет недостаточно моих слов. И еще кое-что, господа, - озвученный мною эпизод вовсе не единственный в прошлом вашей фирмы, хотя и наиболее заметный.
-- Фарс, - сквозь зубы процедил Вахтанг Кабалия, но Громов видел, что тот отлично понял все, о чем только что сказал Максим. Понял, и испугался. - Почему вы не воспользовались этой информацией сразу же, по горячим следам, если вам что-то известно? Зачем было нужно тянуть несколько лет? - Финансовый директор "Нефтьпрома" усмехнулся: - Вы хотите нас запугать, как пацанов, но вы ошибаетесь, если думаете, что на нас подействуют такие дурацкие фокусы. Не на тех нарвались, господин Громов!
-- Вы забыли, уважаемый Вахтанг Шотович, что у власти тогда стояли иные люди, и это их нужно спрашивать, почему они медлили. - Максим легко поднялся из-за стола, аккуратно сложив в кожаную папку принесенные с собой документы. - Итак, господа, не смею больше отнимать ваше время, и надеюсь, что к следующей встрече вы будете готовы принять верное решение. Всего доброго, до свидания, - с этими словами он покинул комнату переговоров, не дав своим собеседникам произнести ни слова.
В течение нескольких минут после того, как Громов покинул совещание, царила тишина. Все присутствующие находились под впечатлением от происходящего, пытаясь осмыслить все, сказанное гостем.
-- Да что он себе позволяет, - наконец произнес, нарушив затянувшееся молчание, Кабалия. - Кто он вообще такой, этот мальчишка? Как он смеет разговаривать с нами в таком тоне? Стращает нас своими байками, ублюдок! Явился с пустыми руками, и думает, что мы испугаемся его гонора, щенок!
Громов, которому было чуть меньше сорока лет, едва ли подходил под определение, данное ему финансовым директором корпорации, который сам недавно отметил свое пятидесятилетие. Но Кабалия имел в виду вовсе не возраст, называя Максима мальчишкой, он подразумевал разницу в их способностях, разницу в доставшейся им власти.
-- Громов, конечно, никто, - невесело усмехнулся Берквадзе, нервно дергая узел галстука и пытаясь его расслабить. Он резким движением плеснул себе воды в стакан, расплескав половину бутылки, залпом выпил ее, и только потом продолжил: - Сам по себе он лишь мелкий чиновник, исполнитель, почти ничего не способный предпринять против нас, но вы должны понять, кто стоит за его спиной.
-- Захаров? - предположил Ефим Хайтман, юрисконсульт "Нефтьпрома", прежде не проронивший ни слова, но отлично запомнивший все, что здесь произошло, и уже успевший сделать некоторые выводы. - Или вы имеете в виду Швецова?
-- Второе, - коротко бросил Берквадзе. - Захаров - только подставное лицо, почти ничем не отличающееся от Громова. Вы знаете, чьи распоряжения он выполняет. Нет, глава "Росэнергии" сам по себе для нас также не опасен. Но он предан президенту, как цепной пес, и будет действовать точно так, как тот решит.
-- Да, у нас могут быть серьезные проблемы, - заметил Кабалия. - Захаров - приятель Швецова, они знакомы еще со времен Афганистана, и этот человек служит не за деньги, а за совесть. Он будет четко выполнять все, что прикажет президент.
-- Проклятый полкан, - прошипел Хайтман. - Каким ветром его занесло на такие высоты, этого вояку? Сидел бы сейчас на пенсии, охранял бы платные автостоянки, как все эти чертовы ветераны, так нет, теперь он ставит нам палки в колеса. Возомнил о себе невесть что, ублюдок!
Ефим Хайтман мог не сдерживаться в выражениях, поскольку был уверен, что именно здесь и сейчас его слышат только присутствующие в этом помещении люди, в отличие от иных случаев, когда все переговоры от первого до последнего слова тщательно фиксировались сложнейшей аппаратурой.
-- Довольно эмоций, мой друг, - Кабалия успокаивающе коснулся плеча Хайтмана, но тот лишь нервно сбросил его руку. - Нам сейчас стоит решить, насколько реальна озвученная Громовым угроза. Действительно ли он располагает неопровержимыми фактами, или это блеф?