- Надо думать...
- Нет, это ужасно! - взорвался Монк. - Нельзя спокойно смотреть, как в грязи и зловонии люди гибнут во мраке безысходности. Я... я не могу радоваться, жить спокойно, когда рядом столько несчастных, обездоленных, запуганных... Когда люди в клетках-жилищах теряют все человеческое... Где, где высшая справедливость?
- Хорошо рассуждать о высшей справедливости, когда в карманах шуршат филоны, - усмехнулся Фалифан.
Слезы блеснули в глазах у Монка. Не зная больше, как снять тяжесть с сердца, в отчаянии от непонимания друга, он сорвал с вешалки свой новый макинтош и принялся топтать его. Фалифан бросился унимать разбушевавшегося друга.
- Ты что разошелся, психопат. Я же пошутил. И при чем здесь пальто! Что ты в детство опять впадаешь. Мы умные люди, мы изучали историю цивилизаций. Мы знаем, как жили люди, как живут и как должны жить. Ну что ты сделаешь один? Разве что только пальто растопчешь. Ты думаешь, мне не больно смотреть на все это? Ошибаешься, еще хуже, чем тебе, бывает. Но я не знаю, что делать. У меня нет сил. И у тебя тоже. Мы - козявки. Вот когда придут лучшие времена, тогда, может, мы пригодимся, тогда пробьет наш час. Наши знания, наш пламень души сгодятся людям.
- Кто, интересно, подаст на блюде эти лучшие времена? Я сейчас, сию минуту хочу что-то делать, - всхлипывал Монк. - Я вступил в Общество Совершенствования Человека. Но все это так далеко, так медленно...
- Постой, постой, - насторожился Фалифан. - Что это такое? Я ни разу не слышал...
- Это Общество только разворачивается. Его цель изучить нужды людей, обобщить и так далее, чтобы правительство в своей политике делало нужные выводы. Я этим и занимаюсь, это мой хлеб.
- Вон оно что, - присвистнул Фалифан. - Странно... Уж очень зыбко и неопределенно: изучать, обобщать... Что-то тут не так!
- Все так! Есть устав, есть программа, есть полномочия...
- И что ты там делаешь?
- Начинаю работать, - уклончиво сказал Монк.
Он понял, что разговор с Фалифаном складывается не так, как хотелось. Вместо понимания и сочувствия он получил от друга жесткие аргументы, холодную логику, а сейчас ему нужно было обыкновенное человеческое участие.
- Прости, Фалифан. - Монк пожал плечо друга. - Что-то нервы у меня совсем... Я загляну к тебе на следующей неделе...
Фалифан остался глубоко озадаченным, но, впрочем, ненадолго. Усмехнувшись над болезненной чувствительностью друга, он опять разложил бумаги на столе и принялся увлеченно работать, забыв обо всем.
Монк, так и не облегчив свою душу, шел по городу, в котором невозможно было найти утешение смущенному духу. Он понимал, что любой близкий человек, к которому он может прийти - Бильбо, Чиварис, Икинека или даже Грим Вестей, - ничем не смогут помочь ему, а самое главное - понять. Не зря же говорят, что чужая душа - потемки.
Он услышал музыку, доносившуюся из парка, и вспомнил о главном своем деле. Мысль о поручении Аллиса отогнала на время все его волнения и тревоги.
Вечером предстоял разговор с Лобито.
В парке расцвели разноцветные огни на аллеях, золотились окна кабачков, ночных кафе, игорных зaведений. Оттуда слышались приглушенные голоса, негромкая музыка. Комната смеха, как и ожидал Монк, оказалась на замке, но в жилой половине домика горел свет, и Монк, зайдя за угол, нашел еще одну дверь и негромко постучал.
- Закрыто уже! - услышал он приглушенный голос Лобито.
- И прекрасно! - бодро отозвался Монк. - Мне нужно поговорить с вами наедине.
Заскрипели половицы, на двери лязгнул крючок.
Лобито осторожно выглянул наружу и увидел перед собой юного франта.
- Вы уверены, что ко мне? Что вам надо? - без особой приветливости пробурчал старик.
- Несколько минут разговора в наших общих интересах, только и всего, попытался улыбнуться Монк.
Старик молчал в раздумье, и Монк испугался, что Лобито может сейчас захлопнуть перед ним дверь, и тогда уже будет очень мало надежд на откровенный разговор.
- Меня зовут Монк, - поспешно принялся объяснять юноша. - Я представляю Общество Совершенствования Человека...
Лобито слушал, внимательно изучая лицо юноши.
Монку волей-неволей тоже приходилось смотреть в глава старику, и он с удивлением открыл в его глазах помимо ума, интереса готовность удивляться н радоваться. Это были молодые глаза.
Долго они так заглядывали в душу друг другу, а тем временем Монк что-то говорил. Иногда он слышал себя: ...небольшие доходные заведения... не знает толком, как вы живете... наше Общество помогает таким, как вы... касательно... обязаны изучить...
- Я понял вас, - сказал Лобито, и взгляд его притух. - Но видите ли... ваше стремление помочь... Я ни в чем не испытываю нужды и вполне счастлив. Нет, я не могу помочь вам...
Старик хотел уже раскланяться и укрыться в своей фанерной крепости, но, посмотрев на растерянного Монка с беспомощной улыбкой на белом лице, задержался на пороге.
- Вы давно в Ройстоне? Ах, вот даже как!.. - Лобито совершенно переменился, посветлел лицом и обнял юношу. - Я знал твоего отца. И даже дом ваш я знаю. А рядом живет Чиварис. Это мой старый приятель. Но тебя я не помню. - Лобито еще раз пристально вгляделся в Монка. - Нет, не помню. Хотя не мудрено, люди разного возраста мало что имеют общего. И все-таки я рад нашей встрече. Пойдем в дом.
Через минуту Монк сидел в маленькой коморке владельца комнаты смеха за столом, накрытым для чая, и не верил в свое счастье, что оказался в гостях у человека, наделавшего столько переполоха в Ройстоне.
- Никак не могу понять, отчего мы не знакомы были прежде? - недоумевал Монк. - Вы знали моего Отца. Чиварис ваш приятель. Я совсем недавно был у него...
- Да, да, - соглашался Лобито, разливая чай в стаканы литого стекла. Я редко вылезаю из своей берлоги. За последние годы я крепко подружился с Одиночеством и стараюсь не покидать своего друга - это очень надежный друг, поверь мне, - рассмеялся старик.
- И тем не менее я пришел к вам, чтобы...
- Да, Монк, я понимаю, конечно... Ты хочешь знать, как я живу и чего хочу... А может, ты завтра ко мне заглянешь? За ночь я подумаю...
- Так было бы лучше, - согласился Монк, - но у меня совсем нет времени ждать. Я еще недавно на службе и мне надо...
- Ты такой же настойчивый, как твой отец, - улыбнулся старик. - Того тоже трудно было уговорить переменить намерения... Ну, хорошо. Сейчас я ваправлю трубочку свежим табачком... Где тут у меня был кисет?..
РАССКАЗ ЛОБИТО
... Ремесло мое древнее и неблагодарное - смешить людей. А получил я его в наследство от своего отца вместе с этим фанерным жилищем. Мой отец занимался алхимией, хотел получить философский камень, хеке... Но ему не везло. Чтобы жить и кормить семью, он делал из стекла елочные украшения и зеркала. Однажды зеркало застыло неправильно и вышло с изъяном. Отец посмотрелся в него и начал смеяться. Я не помню этого, но он рассказывал, что его зеркало потешало весь Ройстон. С того кривого зеркала и пошло наше ремесло. Отец забросил свои никчемные опыты, стал выдумывать разные зеркала и поставил тогда вот этот балаган - комнату смеха. Но дело не в том...
Важно другое - народ валом валил сюда. Я уже был мальчиком и помню то время. Это было как чудо - увидеть себя сплющенным, как камбала, или многоруким, как осьминог. Хе, хе... Весело было. Да и народ тогда, мне кажется, попроще был... Еще совсем недавно ко мне нет-нет да забегали моряки. Они хохотали от души, глядя в зеркала, смеялись над собой до слез. Да... А чтобы смеяться от души, нужна душа.
Так ведь? И я радовался за них и смеялся с ними, потому что нет ничего честнее и благороднее, чем смех над самим собой. Пусть даже он куплен ценою кривого зеркала. Совсем недавно я понял, что дело мое заглохло. Никто сейчас не хочет смеяться в отведенных для того местах. Тем более перед кривым зеркалом.
Я старый человек, но мне нужно было прожить долгие годы, чтобы понять, почему в этом павильоне смеялись прежде и не смеются теперь. А все, оказывается, очень просто - не то время! Самое большое веселье бывает тогда, когда мы смеемся над собой, но не знаем этого. Нынче мы стали осторожней, не позволяем себе даже насмехаться над собой. Еще бы! Ведь для этого нужны смелость, мужество, ум... Мы оглядываемся друг на друга, подстраиваемся под обстоятельства, путаемся в сетях условностей и... теряем свое лицо.
А без этого не то что зеркало - душа пуста. Но человек обязательно должен думать о себе. Что он, какой он, знать себя, постоянно глядеть на себя со стороны, Чтобы не стать хуже. Я внезапно понял, что это гораздо важней, чем просто смеяться над собой. Ведь такой смех может оказаться и фальшивым. И я повесил это зеркало, чтобы человек, глядя в него, начал думать о себе. Ведь в человеке не все потеряно, нужно только разбудить его от обыденности и покоя. Каким угодно путем...
Монк с восторгом слушал Лобито. То, что бродило в нем самом, еще не отлитое в оболочку слов, старик Выложил сейчас как на блюдечке. Ах, как хорошо!
Монк разгорячился, стал увлеченно говорить Лобито, что это очень хорошо - будить человека от тупости, сытости, самодовольства и покоя. И что нельзя сделать людей и жизнь лучше, если не будет недовольных.
Хоть чем-то, хоть в какой-то мере, но недовольство Должно быть, иначе сплошное прозябание, покой и сон...