- Под сенью дерев и печальных надгробий он мечтал... - рассмеялся Монк и присел рядом.
Фалифан с интересом разглядывал Монка. Он заметил, что тот хотя и весел, но чересчур суетлив. "Э-э, да ты чем-то озабочен", - лениво подумал Фалифан, но расспрашивать не стал. Ему сделалось скучно.
Монк еще немного покуражился над странным уединением друга, его мрачным видом, но, не получив ответа, умолк. Заготовленный запас веселья иссяк. Да, собственно, не веселиться пришел к другу Монк.
Фалифан теперь уже искоса поглядывал на товарища, украдкой зевал и думал о том, как относит их друг от друга течение времени. Учеба, которая связывала их прежде, прошла, откипели они в этом котле, и сейчас каждый из них купается в своем соусе.
- У тебя, что ли, неприятности? - спросил наконец Фалифан.
Монк засмеялся: - Неприятности... Целое горе, дружище. Если б не добрые люди, я бы еще вчера умер с голоду.
- Что так?
- Очень просто. Деньги кончились, ВД Бирже отказали. Хоть топись!
- Это скверно, - пожевал губами Фадифан. -Я ничем не могу тебе помочь, сам понимаешь, какие мои миллионы. А тебе сейчас нужно что-то конкретное, материальное.
- Ни в коей мере, - испугался Монк. - Какие деньги! Я ведь по старой дружбе, так... Поговорить, подумать вместе, может, что-нибудь придумаем. Как жить дальше, черт его знает...
Фалифан не удержался и расхохотался.
- Как жить, как жить, - повторял он, смеясь. - Да знаешь ли ты, сколько людей на свете ушло в могилу с этим вопросом? Ха-ха-ха! Но даже их ошибки не учат нас ничему, потому что разное время, разные люди, и каждому надо прожить только свою жизнь.
Монк поморщился от таких азбучных истин. Фалифан собрался было долго и много рассуждать на эту тему, но, заметив кислую физиономию приятеля, передумал.
- Впрочем, есть выход, - стал он поворачивать разговор к концу. - Очень простой. Надо хотя бы раз поднатужиться и постараться понять, чего же тебе все-таки надо. Если деньги - иди ворочай кряжи, копай руду. Карьеру? Стучись во все двери, авось где откроют...
Монк с насмешкой смотрел на Фалифана. Примерно то же самое слышал он на Бирже от Крокена.
- Все?
- Все.
- Маловато ты мне отпустил, - раздраженно заметил Монк, - карьеру да деньги. Ну а для себя что ты оставил?
- Что оставил, то оставил, - лениво отмахнулся Фалифан.
- Свободу?
- Да, свободу! Человек моих убеждений счастлив лишь тогда, когда может делать что хочет.
Такое заявление рассмешило Монка.
- Неужели, чтобы плести жестяные венки, нужна большая свобода?
- Нет, чтобы быть вольным, нужно делать эти жестяные венки.
Фалифан побледнел от негодования. Многое мог бы он объяснить этому кретину о свободе духа, независимости от чьей-либо воли, но промолчал и резко поднялся, не замечая боли в ноге.
- На что же ты тратишь свою вольную жизнь? - не отступал Монк.
Но Фалифан не слушал его. Он бежал по аллее, делая гигантские выпады здоровой ногой, словно пытался кого-то затоптать.
Монк не стал отчаиваться, что не удалось поговорить с Фалифаном по душам. Он привык к самым неожиданным выходкам товарища и великодушно прощал их, потому что искренне уважал и понимал Фалифана. "Ему и так несладко жить в своем гордом одиночестве, а тут еще я... - рассуждал Монк. - Да и что толку в пустых разговорах, все равно мне никто не поможет".
Он вышел на набережную. Глазам открылась бухта, и Монк по привычке посмотрел в сторону причала, где стоял "Глобус". Сегодня шхуна не казалась одинокой и заброшенной. Может, потому, что в небе было много свети и вода бухты сияла приветливой голубизной. А может, оттого, что над "Глобусом" уютно курился белесый, почти невесомый дымок. "Бильбо, наверное, затеял стряпню", - подумал Монк и улыбнулся. Он представил старика, невысокого и крепкого еще, с длинными мускулистыми руками, узловатыми пальцами и бесцветными от старости глазами под мохнатыми голубыми бровями.
Монк вспомнил, что давно не навещал Бильбо, и ему захотелось обрадовать старика. Он живо представил, как станет хлопотать и суетиться старый моторист, как будет размахивать руками, не находя слов от радости. И ему самому тоже захотелось посидеть и погреться возле убогого камелька Бильбо. "Старики, наверное, надежные друзья, - подумал Монк, - и способны многое прощать, лишь бы не сдаваться одиночеству в плен".
По старым доскам трапа Монк вошел на корабль, сбежал по крутой лесенке, будто провалился, во чрево шхуны и оказался в крохотной каюте моториста. Опасаясь выпрямляться в полный рост, юноша переступил порог и, к удивлению своему, увидел, что затворник Бильбо не один. За крохотным одноногим столом, намертво привинченным к полу, на откидной лежанке старика, заправленной бесцветным одеялом, сидел Грим Вестей, бывший штурман "Глобуса".
Сколько же не видел его Монк? Полгода? Год? Он нисколько не изменился. Загорелое, продубленное соленым ветром на веки веков лицо, светлые волосы редкими ручейками растекались по голове. Нижняя губа, как всегда, была слегка оттопырена, и казалось, что вот-вот с уст Грима слетит легкое, веселое словцо.
Этот человек с. широко раздавшимися плечами и открытым честным взглядом многие годы был надежной опорой капитана Дакета в его морских похождениях. Как никто другой, Грим Вестей в любую погоду мог определить точное местонахождение корабля, наилучшим образом проложить курс. Многие капитаны хотели бы иметь такого знающего и дельного морехода, но Грим, случайно попав на "Глобус", остался верен одному этому кораблю. Он полюбил капитана Дакета, неисправимого чудака и авантюриста, который с веселой усмешкой, будто иголку в стоге сена, искал неведомый никому Утросклон.
"Что может быть заманчивей для штурмана-бродяги, чем поиски волшебной страны, не отмеченной ни на иной карте", - говорил часто Грим и предлагал Дакету новые маршруты дальних странствий Так полно и счастливо неслась жизнь славного моряка Грима по волнам бескрайнего и мудрого моря, навстречу прекрасной мечте. Но боги где-то в своей вышине посовещались к решили, что слишком безбедно живет этот человек на земле.
Горе свалилось на Грима в один год, когда стала пухом земля для его стариков, когда любимая Клора то ли от отчаяния, то ли от усталости убежала догонять свое призрачное счастье с каким-то карабинером, оставив Гриму трех дочерей и запушенный дом. Так грубо и жестоко берег призвал к себе Грима. Это случалось незадолго до того, как. завалило вход в бухту.
Грим Вестей уходил с "Глобуса" тихо и виновато, будто пойманный вор, нет, наоборот, как человек, у которого украли спокойствие, уверенность в мечте.
И все же сильных людей не сломить никакими невзгодами. Грим это доказал. Чтобы заглушить боль сердца, он выбрал самое тяжелое ремесло в Ройстоне - пошел на рудник ломать камни под землей. Среди многих несчастных и обездоленных, которые, как кроты, копались во чреве земли, он не потерялся, не растворился во мраке, а, наоборот, принес людям веру в то, что они - люди и что жизнь - удивительная штука, нужно только правильно ею распорядиться. Вокруг него сплотились рудокопы, он стал мудрым вожаком человеческой стаи, которая до поры ушла под землю, чтобы в одно прекрасное время вынести на поверхность свет грядущей свободы своих собратьев.
- Монк, старина! Где ты пропал? - искренне обрадовался Грим, и от его лучистой улыбки на душе Монка стало тепло, как это всегда бывает при встрече со старым другом. Рудокоп тискал в объятиях парня, а Монк припал к груди этого сильного и надежного человека.
- Будешь с нами пить кофе, - угрюмо сказал Бильбо и достал для Монка глиняную кружку с отбитой ручкой. Старик сидел на высоком табурете, за его спиной, у открытого иллюминатора, пыхтела керосинка, и на сковороде скворчали, румянясь в сале, ломти хлеба.
- Ты прав, Грим, Монк действительно запропастился куда-то, - обиженно пожаловался старик. - А самое главное - он забыл дорогу на "Глобус".
- Бильбо справедливо сердится на меня, - признался юноша. - Я действительно потерялся. Иной раз окликнешь себя: Монк, где ты? А в ответ тишина.
Грим рассмеялся:
- Ты все такой же, Монк, любишь пофилософстврвать, закрутить посложней. Лучше скажи, на что ты живешь, как живешь. А то Бильбо напугал меня, говорит, затворился ты в своем доме, как гребешок в створках.
- Он выучился на свою голову и потерял вкус к жизни, - обиженно жаловался старик. - Это в его-то годы! Ему нужно заниматься мужским делом, а он... Ты бы взял его к себе на рудник, что ли...
Грим Вестей посмотрел на старика, на Монка и ушел с головой в облако трубочного дыма, чтобы собраться с мыслями. Когда сизая завеса развеялась, он, уже приняв решение, испытующе заглядывал юноше в глаза.
- Мне нечем крыть, - развел руками Монк. - Бильбо тысячу раз прав, но что с того... Я остыл вместе со всеми потрохами. Я обленился. Мне не только работать, думать даже лень. Да и не о чем. Эх, если бы "Глобус"... Отец был прав, когда перед смертью говорил, что я его буду...
Монк осекся, заметив косой взгляд старого моториста.
Грим невесело усмехнулся.
- На земле жить труднее, Молк, поверь. Я ее, что называется, изнутри знаю. Но не в море, не под землю надо уходить, а жить на земле, расчищать ее от зла и несправедливости. Смеешься... Ты еще молод, и потому тебе хочется, чтобы уже сегодня было хорошо. Но так не бывает. Ведь когда ты устраиваешь сад, деревья плодоносят не сразу, спустя несколько лет. Я думаю о детях, о нашем будущем. Эх, Монк, ты бы видел моих дочурок. Принцессы. Жаль, конечно, что никогда они не увидят Ройстона таким, какой он был. Но зато они увидят его еще лучшим, очень правильным городом.