Пока Анна занималась по кухне, Холлисток переоделся, и когда она вернулась в гостиную, он уже сидел за столом, покуривая небольшую сигару.
— Завтрак будет примерно через сорок минут, — объявила она.
— Да, милая, отлично.
— Вот список, который ты просил.
Холлисток посмотрел на перечень продуктов и положил листок в карман.
— Сейчас я передам его Масси, — сказал он, кладя недокуренную сигару в пепельницу, — пусть занимается делом.
Анна посмотрела на часы:
— Я тогда тоже пока переоденусь. Что бы ты хотел видеть на мне?
— Одень, пожалуйста, темное платье от «Шанель», и чулки…у тебя есть такие плотные, цвета загара.
— Как скажешь! — улыбнулась она, и игриво качнув бедрами ушла к себе в комнату.
Поднявшись наверх, Холлисток застал Масси лежащим в кроссовках на дорогом плюшевом диване. Тот сразу вскочил, предчувствуя строгий выговор, но вместо этого получил список необходимых продуктов, деньги и разрешение зайти в местный пивной ресторан. Конечно, в другое время Холлисток не преминул высказать все что он думает, но сейчас ему было не до таких мелочей, и обрадованный Масси быстро вышел за дверь. Оставшись один, Холлисток прошел в свою комнату и некоторое время провел там в темноте. После чего раздвинул шторы, и достав из саквояжа два своих кинжала, прикрепил их специальными ремешками к рукам так, чтобы они свободно выходили из ножен прямо в ладонь. Несколько раз прорепетировав это движение, он провел рукой вдоль обложки одной из своих книг и закрыл саквояж, поставив его в шкаф на прежнее место. После этого Генрих внимательно осмотрел всю квартиру, и заперев входную дверь, пошел вниз.
Анна уже переоделась, и когда он вошел, она стояла у раскрытого окна и задумчиво смотрела на улицу. Ничего не говоря, Холлисток встал рядом.
— Не могу понять, — сказала она, — зачем все эти люди куда-то постоянно бегут, суетятся, а в итоге они ведь движимы только одними инстинктами, когда все это движение подчинено только заботам о пропитании и созданию более комфортных условий для собственного тела. В чем смысл этого бесконечного движения, Генрих?
— Почему ты спрашиваешь?
— Не знаю. Просто открыла окно, и вдруг увидела все несколько иначе, чем всегда.
— Люди часто задают себе подобные вопросы, но человеческая природа так устроена, что они быстро забывают подобное. Всегда находиться нечто, что отвлечет их…например, выкипающий чайник. И после этого все вопросы мироздания отходят на второй план, полностью перекрытые текущей проблемой.
— Ой! — Анна резко оглянулась. — А я и забыла!
Она побежала на кухню, и через мгновение оттуда послышался металлический звон.
— Чайник действительно чуть было не сгорел! — сказала она, возвращаясь.
— Ну вот! — Холлисток улыбнулся.
— Только всё равно ты не ответил!
— Это нелегкий вопрос. Ответ на него не может быть однозначным, милая. Безусловно, общее движение человечества состоит из движения индивидуумов, но какими бы общими и банальными у них не были устремления, каждый в отдельности хочет чего-то своего. Именно в это и называется прогрессом. Понимаешь?
— Честно говоря, не совсем.
— Ну вот смотри, — Холлисток присел на подоконник. — Возьмем, к примеру, муравья. В целом, он олицетворяет собой весь мир насекомых. Так вот эти муравьи всегда одинаковы, и что пятьдесят тысяч лет назад, что сейчас — они всегда строят свои муравейники. А человек всегда хочет для себя большего, и если общая их масса мало способна к свершениям, то всегда находятся личности, ведущие остальных за собой.
— Так в чём смысл, Генрих? Ты так и не сказал.
— Смысл в том, что люди, в отличие от животных, думают и заботятся не только о своем текущем положении. Одновременно с этим они создают будущее своим детям, и общее их движение есть устремление вперед. Если взять каждого в отдельности, то это не заметно, но в целом получается вполне гармоничная картина. Хорошо, что ты уже сейчас начинаешь задаваться подобными вопросами. Хотя, если уж быть откровенным, то каждому человеку, в определенные периоды его жизни, это приходит в голову. Только однозначного ответа они не могут получить, и скоро всё забывают под давлением бытовых проблем. А ответ таков. Их движение, их мысли — и есть жизнь. Человек индивидуален, внутри каждого целая галактика, а как ты знаешь, только при столкновении галактик образуются новые миры! Животные же всегда одинаковы, их цель жизни, это добыча пищи и собственное воспроизводство. Извини, я прибегал к некоторым аллегориям, но вкратце точнее не скажешь, а уж как ты это поймешь, так и поймешь.
— А зачем нужны мы? — под воздействием его слов Анна села на диван, чувствуя, что ее голова вот-вот разорвется.
— А мы им помогаем! — Холлисток засмеялся. — Для нас они как дети, которых надо вовремя наказывать и вовремя поощрять, и только тогда будет от них будет толк. Мы даем им всё то, в чем они нуждаются, а взамен получаем для себя их эмоции. Процесс взаимовыгодный. Все люди знают, что если чего-то хочешь, то придется чем-то поделиться. Только для них это остается непознанным и непонятным, а для нас это и есть жизнь!
— Но мы же их и убиваем, когда нам нужно!
— Жизнь никогда не кончается! — Холлисток назидательно поднял кверху указательный палец. — Кстати, они сами прекрасно убивают друг друга даже когда это не нужно. Во всех мирах никогда ничего не происходит просто так. Человек умирает только тогда, когда он становится бесполезен или опасен для своих сородичей, и никому из них неведомо, почему последний ворюга живет, а прекрасный поэт умирает. Понимаешь, в мире должно быть всё, но чтобы они могли отличать хорошее от плохого, этого плохого должно быть много больше. Физическая оболочка — всего лишь оболочка, но сущность, проходя очищение, возвращается в этот мир снова и снова, и любой наичистейший добрый тихий семьянин может потом вернуться сюда в качестве очередного претендента на расстрел, или того хуже, на нашу расправу. У вампиров всё так же — есть низшие, работяги, есть убийцы, есть умники. Отличает нас одно — вампир ведает суть мира и ничего не боится, потому что и так постоянно находится между мирами….слушай! — Холлисток вдруг остановился. — Я что-то увлекся, и боюсь, что тебе еще не совсем понятно многое из сказанного сейчас. Извини, милая, давай продолжим этот ликбез как-нибудь потом. Что у нас там с чаем?
— Что? Извини, я тебя заслушалась! — Анна как-будто проснулась. — Ты хочешь чаю?
— Ну ты же зачем-то ставила чайник! Впрочем, сейчас я бы предпочел кофе.
— Конечно — конечно, я сейчас! — она быстро встала и пошла на кухню, и уже через пять минут перед Холлистоком стоял поднос с двумя чашечками кофе и печеньем в маленькой хрустальной вазочке.
— Я вдруг задумалась о жизни, — сказала Анна, садясь рядом на диван, — сама не знаю почему. Просто шла мимо окна, посмотрела в него и остановилась. Наша улица, с детства знакомая, вдруг показалась мне совсем другой чем обычно. Она аккуратная, чистая, но какая-то грустная и несерьезная. Люди стали даже другими, какими-то суетными и маленькими. Раньше я этого не замечала.
Холлисток сделал несколько глотков из своей чашки:
— Ты меняешься, но этот процесс достаточно длителен. Сейчас ты посмотрела на известный тебе мир со стороны и увидела его таким, какой он и есть на самом деле. Скоро в тебе откроется тяга к новым знаниям и умениям. Вампир твоего уровня и твоих возможностей быстро совершенствуется, пока не доходит до своеобразной точки, являющейся его пределом. Скоро ты совсем перестанешь смотреть на людей с человеческой точки зрения, и каждый из них станет всего лишь инструментом в твоих руках. Будет тебе нужна кровь, деньги или новые эмоции — ты всегда возьмешь это у них, причем не спрашивая ничьего согласия, но при этом будешь всегда знать, от кого, что, и сколько можно взять, и ни разу не промахнешься.
— Хочу скорее стать таким совершенством! — засмеялась Анна. Она хотела еще что-то сказать, но ее прервал раздавшийся внизу звонок.
— К нам кто-то пришел. — Холлисток быстро допил кофе и подошел к окну.
— А может, это к другим постояльцам?
— Нет, это курьерская служба. Внизу стоит их машина.
— Консьержка откроет.
Через несколько минут на лестнице послышались шаги и в дверь позвонили.
— Мне нужен герр Холлисток, — сказал толстый курьер, которому Генрих открыл дверь.
— Это я.
— Вам посылка.
— Ого, посылка! — Холлисток посмотрел на обратный адрес. — Эрих Комбеккер. Понятно. Ну что же, давайте её сюда.
Курьер передал ему небольшую коробку, положив сверху папку с квитанциями.
— Распишитесь, пожалуйста.
— А это ему. Отвезете назад, — сказал Холлисток, ставя на бумаге короткую закорючку. Он передал курьеру запечатанный конверт, в котором хранился договор, подписанный Комбеккером.
— Это будет стоить три марки и двадцать пфеннигов, — быстро подсчитал курьер, достав из своей сумки огромный калькулятор.
— За счет получателя! — усмехнулся Холлисток, закрывая дверь. — До свидания, спасибо за работу!
— Это его консьержка направила сюда? — спросил он, поворачиваясь к Анне.
— Да, наверняка. А что?
— Откуда она знает, что я сейчас у тебя?
— Так это ее работа, — улыбнулась Анна. — Она по шагам знает, кто куда пошел.
— Вот бестия! — засмеялся Холлисток.
Разорвав упаковочную бумагу, он достал стандартную картонную коробку и вытащил из нее туго стянутый сверток, в котором оказалось десять новеньких пачек денег по десять тысяч марок каждая.
— Ух ты! — Анна никогда не видела ничего подобного. — Щедрая оплата!
— По работе и оплата, мне лишнего не надо, — улыбнулся Холлисток, пряча деньги в карманы.
Бросив пустую коробку в корзину для бумаг, он взял длинную сигару, и тщательно раскурив ее, сел на стул, стоящий около письменного стола. Анна, которая уходила на кухню убирать поднос с пустыми чашками, вернулась оттуда, неся в руках два стаканчика.
— Давай выпьем за успех, — сказала она, передавая Генриху один из них.
— С удовольствием! — Генрих понюхал содержимое. — «Куантро»?
— Угадал! — Анна сделала маленький глоток. — Можно? — указала она на сигару.
— Пожалуйста!
Отпив еще немного ликёра, она, не выдыхая его аромат, сделала короткую затяжку.
— Вот вкусно! — синий дымок легко устремился к потоку.
— Никогда так не пробовал, — признался Холлисток, — сейчас…
— Да! — сказал он через некоторое время. — Действительно, необычное сочетание.
— Я научилась этому в университете. Там вообще много чему учат!
Холлисток, глядя на хитрое выражения ее лица, понятливо кивнул и засмеялся. Некоторое время они развлекались подобным манером, пока внизу вновь не раздался звонок.
— Это тоже к нам, — сказала Анна, прислушавшись.
— Да, это скорее всего Блашниц, — согласился Генрих.
— Почему днем даже ты не всегда можешь точно определить вампира? Ты тоже чувствуешь только его присутствие?
— День — не наше время! — развел руками Холлисток. — Зато мы не сгораем на свету, как остальные наши собратья, и вообще неплохо себя чувствуем. Выйду-ка я его встретить.
Он открыл входную дверь в тот самый момент, когда Блашниц, а это был он, протянул руку к звонку на стене.
— Здравствуйте, Иоганн! — Генрих вынул изо рта сигару и пригласил того войти.
— Здравствуйте, герр Холлисток. Я рад, что оказался так быстро вам в чем-то полезен. Здравствуйте, фрау Анна!
— Вполне возможно, что окажетесь, — ответил Холлисток, проходя за стол и указывая на место перед собой. — Садитесь.
— Вам принести что-нибудь? — Анна посмотрела на Блашница.
— Нет, спасибо.
— Знаете, Иоганн, — сказал Холлисток, — я не стану утомлять вас словами, а сразу перейду к делу. Скажите, у вас есть свободное время?
— Для вас сколько угодно, герр Холлисток.
— Ну-ну! Мне вовсе не надо никакого самопожертвования. Три дня вы можете мне уделить? Но только полностью, Иоганн.
— Могу, герр Холлисток. Когда надо начать?
— Лучше всего, прямо сейчас.
— Я готов!
— Ну и отлично. Только не удивляйтесь моей просьбе. Я хочу, чтобы на эти три дня вы заменили ту бабушку-консьержку, которая вас встречала на входе. Она работает только днем, а вы должны не покидать свой пост ни днем ни ночью. Это очень важно, Иоганн, и уж если я решил просить вас о помощи, то можете поверить, что это действительно сверхсерьезная задача.
— Хорошо, я готов приступить к работе прямо сейчас. Что нужно делать? Вы ждете кого-то?
— Жду, — Холлисток пренебрежительно фыркнул. — Вы должны смотреть, чтобы никакой вампир или просто странный человек не прошел ко мне просто так. Вы очень чувствительны, Блашниц, иначе как бы вы поняли кто я такой, выделив меня из всей уличной толпы, а именно это мне сейчас и требуется. Смотрите внимательно за всеми и помните, что беспрепятственно пройти в наши две квартиры, кроме нас, может только Масси. Вы его видели и квартиру на третьем этаже тоже посещали, так что, думаю, по этому поводу у вас не должно быть вопросов?
Блашниц кивнул.
— Тогда всё, друг мой. Сейчас можете съездить домой, предупредить жену, ну и так далее. А через два часа я буду ждать вас. Кстати, переоденьтесь в костюм, Иоганн.
Когда Блашниц ушел, Холлисток посмотрел на Анну, которая все время молчала, но удивление на ее лице говорило само за себя.
— Надо сказать бабушке, что она может идти домой. Выплати ей жалованье за две недели и еще дай премию, чтобы не было особых вопросов.
— Она будет расспрашивать, что и как, — Анна с сомнением покачала головой. — Что ты вообще задумал?
Холлисток подошел к ней и сел рядом, взяв за руку:
— Мы же договорились, что дом становится крепостью. Иначе нельзя, милая. Консьержке скажешь, что её место, как и весь подъезд будет ремонтироваться, а когда ей выходить на работу, ей сообщат. Блашниц побудет на ее месте несколько дней, а за это время я найду и ему замену.
— Кто же это будет?
— Следующей ночью я выйду в потусторонний мир, поговорю там с кем надо, и мы постараемся собрать сход вампиров Бонна и окрестностей, чтобы они подменяли друг друга. Поставим их на чердаке, в подвале, словом везде, где есть темнота.
— А как же секретность, Генрих? Этот Олбисон так вовсе не сунется, если узнает, какая у нас охрана.
Холлисток сокрушенно махнул рукой:
— Какая уж там секретность! Он и так всё знает, а охрана лишней нам точно не будет.
— Хорошо, тебе лучше знать. — Анна посмотрела на часы. — Консьержку прямо сейчас снимать?
— Да. Не надо, чтобы она видела, что на ее место заступает другой.
— Хорошо, пойду тогда оформлю ей документы.
Анна ушла, а Генрих, посидев еще немного в тишине, включил телевизор, и долго щелкал кнопками на пульте, тщетно пытаясь найти что-нибудь интересное.