— Слушай, Петрович, а ты не аргентинский ли часом шпиён, а? Ты это откуда взял?
— А что тут еще думать? Как ехали из вэвээса – вы аж издергались на сиденьи, все "скорей, да скорей". А тут – совещания сплошняком… Василий опять же в коридоре "на часах", секреты охраняет, стало быть… И народ забегал, как наскипидаренный. Что еще другое может быть? — прямо посмотрел мне в глаза Петрович.
— Ну, ты и аналитик, Петрович, — восхищенно выдохнул я. — Тебе бы в разведупре служить! Так ты что пришел?
— На фронт летите? — продолжал гнуть свою линию Петрович, исподлобья глядя на меня.
— Да. На фронт. Только ты не болтай пока, старшина…
Кивнув, Петрович не торопясь расстегнул пуговичку на клапане кармана гимнастерки, и, порывшись, достал сложенный лист бумаги.
— Вот… рапорт, товарищ майор. С вами хочу… Когда у меня еще врачебная комиссия будет… А вы уже на фронт. И я с вами.
— Петрович, ты же "злой" танкист?! А в авиации по твоему мнению одни ушлёпки служат! — мое удивление было абсолютно искренним.
— Э-э-эх… — безнадежно махнул рукой старшина. — Какой из меня теперь танкист… После ранения силы в руках нет, одно дрожание… А шоферить в тылу я не хочу. Я на фронт хочу, Виктор Михалыч. Не откажи… Понимаю, ты теперя "Додж" на истребитель поменял, да я не только механиком-водителем могу. Я еще и артиллеристом служил, так что всяко-разно пушки-то на самолете обслужить смогу… Прошу зачислить меня в эскадрилью, оружейником! — вытянулся по стойке "смирно" старшина.
Я долго смотрел на него… Сам же так и думал. Старый уже Петрович, да и ранения не прошли для него безболезненно. Какой из него теперь танкист. Сгорит ведь… А у нас все проще ему будет служить. Да и жив останется… Придвинув к себе несвежий клочок рапорта, я написал резолюцию: "НШ. В приказ!"
— На! Тащи Рыбкину, пока он еще не спрятался от всех посетителей! И спасибо тебе, Петрович! Сегодня ездить уже не будем, готовь своего коня к сдаче… В "Дуглас" он не влезет. И не позорь меня – ЗИП и инструменты не бомби!
— Зачем мне эти железяки… — оскорблено буркнул Петрович. Видимо, поймал я его на "горяченьком", — у меня свои ключи есть…
"Дуглас", тяжело покачиваясь на стыках бетонки, пошел на взлет… Набит он был, что называется, "под завязку". Кроме 23-х человек наземного состава эскадрильи, в него запихали самые ходовые запчасти на первое время и ящики со снарядами к авиапушкам. Там, в 13-й ВА, снарядов к "НС-23" не найдешь. Ничего, пара вагонов с необходимым имуществом уже пошла в Питер. Да и наш транспортник, если что, поможет со снабжением.
— "Вышка" – "Грому-1"! Вам взлёт!
— Понял – взлет… Пошли!
Собственного имени эскадрилья не имела, была номерной. Отдельная эскадрилья N 152. Но, продолжая традиции "Молнии", я, где надо и где не надо, старался протолкнуть её неофициальное название – группа "Гром". Так, тихой сапой, это и прижилось.
Мы с Базилем оторвались от полосы первыми и полезли на высоту. Бросив взгляд вниз, я смог наблюдать четкий взлет наших пар. Два истребителя вырвались вперед и заняли свое место около транспортника. Ох уж этот транспортник… Скорость чуть больше трехсот! Намучаемся мы с ним!
Не то слово! Не намучались, а… Матом ругаться не хочется! В общем, когда пролетев километров четыреста, мы сели на промежуточный аэродром для кратковременного отдыха, дозаправки самолетов и летчиков, настроение было, скажем, "не айс". А что поделаешь? Надо…
Накрутив хвоста летчикам, — мол, не надо ругаться, подлетаем к зоне, где могут шарить охотники, выше бдительность, товарищи летчики, мы снова взлетели и построились. Километрах в 150-ти от Ленинграда я услышал в наушниках: "Гром-1, точка поворота. Прошу разрешения на изменение курса". Я отпустил летунов, и пара Базиля красиво отвалила вправо… Пошли ждать наш транспортник, все по плану… А мы летим дальше.
Наконец, в дымке, показалась громада Ленинграда. Слава богу! Добрались! Земля была извещена о нашем подлете. К нашей "могучей" колонне подскочила четверка "Ла-5", глянули на наши звезды, качнули крылом и отвалили…
— "Гром", посадку разрешаю…
Все, добрались! Мы на фронте. Наконец-то.
Свалив на командиров звеньев всю работу по заправке и осмотру самолетов, мы с Рыбкиным, на выклянченной у пэвэошников машине, поехали на Дворцовую, в штаб ВВС.
Приняли нас довольно быстро. Командующий 13-й воздушной армией генерал-лейтенант Рыбальченко кратко поставил нам общую задачу, вызвал начальника оперативного отдела штаба и поручил ему ввести нас в курс дела более детально. Затем пожелал нам всяческих успехов, пообещал, что заскочит к нам, когда мы устроимся на месте и распрощался. Видимо, дел у него было невпроворот.
Полковник из штаба армии ничего нового, в принципе, не сказал. На наш вопрос – а где мы будем базироваться? — он предложил на выбор несколько аэродромов. Мы, ссылаясь на недостаточное знание обстановки, попросили помочь с выбором. Полкан наморщил лоб, а потом решительно заявил: "А я знаю, где они в следующий раз ударят? Садитесь, где хотите!"
— Так не пойдет, товарищ полковник! Вы нас зачем сюда вызвали? На помощь? Вот и помогайте сначала нам! Давайте данные по суточным самолёто-пролетам немцев за последнюю неделю. У вас тут как минимум три "вкусных" для немцев района. Будем выбирать. Да, и еще. Обозначьте районы, где у вас были потери боевых и транспортных самолетов. Там мы в первую очередь этих асов зеленых и поищем…
В общем, просидев два часа с нетерпеливо роющим землю полканом, мы остановились на аэродроме, который был расположен недалеко от маяка Осиновец. Этим мы убивали как бы трех зайцев – под нашим контролем оказывались зона поселка Кобона на восточном берегу Ладожского озера, где шла перевалка грузов для их переброски по воде, зона маяка Осиновец и близ расположенного рыбачьего поселка, где эти грузы принимались и складировались перед транспортировкой в Ленинград, и "Дорога Победы" – слепленная на живую ветка, по которой шло железнодорожное сообщение с городом. Расстояния между этими тремя пунктами для нас было пустяковое – несколько минут лета, и мы со спокойной душой могли сесть там в засаду… Теперь дело оставалось за малым. За ожидаемым визитом "зеленых… х-мм, сердец". Впрочем, эмблему эскадры на своих самолетах они уже закрасили. Еще весной 43-го. А то наши уж больно шустро стали гоняться за самолетами с "зелеными… х-мм, попами" и бить их смертным боем… Вот так-то. А тут еще и мы прилетели.
Перелет прошел быстро – что тут лететь? Меньше пятидесяти километров. Нас уже ждали. Мы познакомились с командиром истребительного полка, другими офицерами. Местные летуны стояли пока в сторонке, завистливо поглядывая на наши новенькие истребители, но, чувствовалось, что как только мы отойдем с начальством в сторонку, наших ребят возьмут в плотное "окружение".
Договорились так – площадку для стоянки самолетов нам выделят, подготовят капониры, протянут линию связи. Техсостав останется на аэродроме. Мы же разместимся километрах в полутора, в лесочке. Жить будем в палатках – погода пока позволяла. Возить будут грузовиком. Наладить быт нам тоже помогут. Завтра должна придти машина с рацией, которую я выклянчил в штабе воздушной армии. Вроде бы и все…
— Ну, что, товарищи? Соловья баснями не кормят! Пошли в столовую! — пригласил нас комполка. — Набросайте начпроду списочек на получение водки.
Тройка бандитов как-то подозрительно засуетилась. Морды у них были настолько честные, а глаза – голубые, что я тишком перехватил этого пройдоху Парикянца со списком и взглянул на конечную цифру.
— Что, опять? Объясни мне, Сережа, откуда в списке нашей эскадрильи на получение водки появились такие фамилии как "Водопьянов", "Тер-Сидорянц" и "Голенищев-Кутузов", а? Вы же мне обещали, гады вы ползучие?
— Так я же не себе… — пытаясь ковырять землю носком сапога, враз охрипшим от испуга голосом, просипел Парикянц, — я для ребят…
Он проникновенно взглянул на меня влажными восточными глазами. Казалось, что боль и забота о пересохших глотках боевых друзей, вот-вот прольется из этих глаз сладкими, детскими слезами.
— Перепиши… А о ребятах не беспокойся, ведь им достанутся ваши порции. Ты, Сережа, ведь не забыл? Вот-вот… Иди, родной, иди. ПОКА Я ТЕБЯ НЕ ПОСЛАЛ!!
На мой рев испуганно обернулся комполка. Он в восхищении покрутил головой – "Круто!"
А як же! Тильки так!
На следующее утро, после того, как штурман полка провел для нас инструктаж по зоне ответственности авиачасти с изучением карты, комполка выделил нам пару своих ребят, и мы всей эскадрильей облетели южную часть Ладоги. Познакомились, уложили в памяти привязку к местности, засекли подлетное время к наиболее важным точкам патрулирования.
После посадки меня нашел наш связист и протянул бланк радиограммы. Базиль передал условленным текстом: "3-15". Это означало, что он просит нас встретить его пару и наш "Дуглас" в точке "3", а это была Кобона, в 15.00. Я послал туда звено Извольского, а сам с летчиками Кузи вылетел в район Шлиссельбурга.
Мы шли на двух тысячах, Кузя с Кулагиным, а меня прикрывал наш парторг и замполит Саша Криулин. Наша пара шла чуть правее и с небольшим превышением. Смотреть влево мне было как-то удобнее…
Тут-то и произошла первая "поклёвка"…
— Гром-1, на два часа – шапки разрывов зенитных снарядов. Это… это над "железкой". — Молодец Кузя, заметил! Я их едва различил – далековато еще.
— Всем разворот… расходимся, строй "фронтом"… Приготовиться, снять оружие с предохранителей. Усилить наблюдение!
Тут же в наушниках раздалось: "Якорю", "Грому" – срочно к железке! Шесть "Фокке-Вульфов" только что прошли Шлиссельбург! Высота до двух.
— Я Гром. Вас понял, на подходе…
— Якорь – исполняю…
Не одни будем… Это и хорошо и плохо – взаимодействие еще не отработано.
— Цель вижу – шесть фок, на двух, в левом пеленге… — опять Кузя увидел первым.
— Видишь – заходи… Я за тобой.