Так прошло пять дней. Эскадрилья освоилась на фронте, к летчикам вернулись наработанные, но подзабытые за время пребывания в госпиталях и в тылу боевые навыки. Да и сами они немного изменились. Движения стали резче и чётче, появилась постоянная настороженность, даже на земле они постоянно держали в поле зрения обстановку вокруг. Прекратились проблемы с подъемом. Теперь летчики вскакивали, едва наш старый "манагер" откидывал брезентовый полог палатки. На завтраке уже слышались шутки и подначки, летчики были бодрыми и активными. Новый день сулил новые вылеты и воздушные бои.
А бои, надо сказать, были успешными. Отличились "лос бандитос" – в одном из вылетов звено капитана Извольского пришло на помощь фронтовым летчикам, которых зажали восемь "Фокке-Вульфов" из JG-54. Наши, по наработанной еще над Курской дугой схеме, провели удар всем составом звена, приземлив сразу двух "зеленых жоп", а потом, распавшись на пары, разыграли комбинацию "поддавки", и Юрка Лесных сбил еще одного фашиста, которого пара Кира выложила ему на вираже, как мишень в стрелковом тире. Немцы бежали.
Были успехи и у звена "чекистов". Они еще раз поймали над "железкой" фашистов. На этот раз шла группа "Ю-87" с прикрытием из шести "зеленых". Наши, естественно, ударили по бомбардировщикам, сбив трёх с первого захода, но попали под атаку "ФВ-190". Вот тут им пришлось покрутиться. Фашисты оказались ребятами резкими и ухватистыми. Зная, что в маневренном бою им с нашими истребителями ловить нечего, немцы грамотно провели ряд ударов с высоты, рассчитывая на свою высокую скорость на пикировании и мощнейший огонь из бортового оружия. Пока "чекисты", отбиваясь от атак, выходили из-под удара и набирали высоту, старший лейтенант Кулагин поймал несколько снарядов… Но немцы мигом очистили поле боя, как только поняли, что преимущества у них нет. На земле горело четыре чадных костра от сбитых немецких самолетов, а звено повело шатающийся в воздухе истребитель Кулагина на рядом лежащий аэродром. Навстречу им просвистела пара третьяков, вызванная на усиление, но противника было уже не догнать.
— "Девятка", "Девятка"! Не молчи – ответь! Что с тобой? Как управляешься? Сашка, черт! Что с тобой?
Истребитель Кулагина на крики в эфире не отвечал, а, лишь валко рыская, упорно шел к аэродрому.
— Очистить полосу! Санитарку и пожарку на старт!
Когда Сашка Кулагин все же ухитрился посадить самолет и самостоятельно вылез на крыло, раздался такой мощный "У-у-ф-ф!", что, казалось, с техников снесет пилотки. Сашка, теребя лямки парашюта, смущенно улыбался. Его техник суетился вокруг своего летчика, осматривая и охлопывая его в поисках крови и ран.
— Да что ты меня щупаешь? Отстань! Вон, к радисткам иди! — отмахивался от него смущенный Кулагин. — Да цел я, цел! Отойди… Давай смотреть, что с самолетом…
Оказалось, что Сашка родился не просто в рубашке, а в смокинге… В фюзеляже его истребителя, у хвостового оперения, нашли три входных отверстия от снарядов фоки. Один снаряд, осколочно-фугасный, взорвался внутри фюзеляжа и повредил тяги рулей. То-то он летел и качался как пьяный… Да, а одна тяга переломилась прямо в руках проверявших ее техников. От смерти Сашку отделяло несколько мгновений…
А вот два других, бронебойных снаряда, ударили прямо в спину пилота… Когда техники, вытащив из-за бронеспинки сиденья разбитый в хлам аккумулятор, быстренько сняли кожаную подушку, мы все ахнули, а Сашка разом "взбледнул" лицом. На матовом листе алюминия, прикрывающего прокладку из сырой резины и бронеспинку, надулись два страшных "чирья" от ударов фашистских снарядов…
А один чирей даже и прорвался. Из порванного ударом листа торчало остриё бронебойного "гостинца" от "Фокке-Вульфа".
— А ну-ка, ну-ка… — расталкивая народ, в кабину истребителя влез инженер. — Снимайте бронеспинку, сержант!
Вот это да! Когда бронеспинку сняли, все стало видно, как в аптеке. Прошив броню на уровне поясницы, из металла торчали донца двух бронебойных снарядов. А один даже пробил и лист алюминия.
— Целуй свой "Як", Кулагин… — категорично сказал инженер. — Он тебе жизнь спас. Такого я еще не видел…
Сашка на полном серьёзе прижался к капоту истребителя и шептал ему что-то ласковое… А потом поцеловал свой "Як".
— Бронеспинку заменить, а это отправим Яковлеву. — Распорядился инженер. — Это надо ставить в серию… Обязательно надо!
Ну, это так – лирика…
А если серьезно – то практически все летчики записали себе по одному-двум сбитым. Не везло только Сереге Парикянцу. Его ведущий – Юрка Лесных, стрелял так, что "правки" не требовалось. Подранков он не оставлял.
Итак – прошло пять дней, и наши "уловы" снизились. Мы впустую жгли бензин, барражируя над "железкой", Кобоной и Ладожским озером. Немцев мы не видели. Точнее – видели в отдалении… Но, заметив наши истребители, немцы в бой не вступали, а сразу исчезали в дымке ленинградского неба. Поезда на "Дороге Победы" нахально и весело тащили за собой густые дымные шлейфы, торопясь перетащить как можно больше грузов в северную столицу. Что такое команда "Воздух!" прикрывавшие их зенитчики стали забывать…
…Я сидел за столом, обложившись листами карт и данными по самолето-пролетам фашистской авиации. Где же ты, моя Сулико? Кроксворд, однако… Промблема…
Вспомнив золотое армейское правило для начальства – не можешь или не знаешь, как сделать дело сам, — поручи подчиненному, я крикнул дежурному по штабу: "Шифровальщика ко мне"!
Не прошло и минуты, как в коридоре загрохотали сапоги, и ко мне влетел ладный молодой офицер.
— Товарищ майор! Лейтенант Малешко по вашему приказанию прибыл!
Вот такая вот фамилия была у нашего шифровальщика.
— Хорош кричать, Ипполит Матвеич, садись – говорить будем… — вот такое вот имечко было у лейтенанта Малешко. А сам он был хорошим, умным мальчиком из профессорской семьи, студентом мехмата, добровольцем. Хороший, в общем, парень.
— Смотри, Ипполит Матвеич, что получается. Получается, что отбили мы немцам желание крутиться тут, в нашем районе ответственности. Этак мы только бензин зря жжём и пайки переводим. Какой вылет уже без боестолкновений. Вот, забирай всю эту макулатуру. Иди к себе и гадай – где нам немца ущучить. Считай, что это своего рода шифр, код, в котором спрятан алгоритм полетов немцев над фронтом. Вот тебе данные по самолето-пролетам за последнюю декаду, вот данные по объектам бомбовых ударов немцев, вот данные о наших сбитых… Думай, лейтенант, вырабатывай предложения! Все понятно? А раз так – иди, работай!
Фу-у-х! Свалил дело на юношеские плечи – и рад! Да и то сказать – не замордовался лейтенант на службе. Одна шифрограмма вечером с суточной сводкой в ГУ ВВС – и все. Гуляй, Ипполит, не хочу!
Я позвонил на стоянку: "Готовьте мой ероплан… да и ведомого тоже…"
Слетаем, разомнемся.
Мы с Базилем слетали к звену Кузи, который тащил службу над Ладогой, потом прошвырнулись до Кира над Шлиссельбургом. Все тихо, все спокойно. С этим надо что-то делать.
— Кир, как с топливом?
— Мало, дежурство заканчиваю.
— Ладно. Иди домой… Мы еще пробежимся тут немножко. "Десятка", за мной!
Мой бортовой номер был "единичка", а Базиль замыкал номера эскадрильи.
Пробежались, но никого не нашли. В воздухе ничего не случилось. А вот на земле…
Когда мы заруливали на стоянку, я обратил внимание на излишне многочисленную группу встречающих. И летчики, свободные от полетов, и технари, радостно скалясь, бежали к нашим самолетам. Что за цирк?
Не успел я спрыгнуть с крыла на землю, как меня поймали еще в воздухе, чуть не грохнули на чахлую траву, и начали качать.
— Качай его, ребята! — вокруг раздавался радостный гомон.
— Вы что, черти? Уроните! Отпустите сейчас же!
— Качай его, братва! Качай!
— Отставить! — не на шутку разъярился я. — Поставить!
Меня бережно водрузили на снарядные ящики, как на пьедестал. Через толпу ко мне пробился замполит с газетой в руках.
— Командир, поздравляем! Со второй Золотой Звездой тебя, Виктор! Ура дважды Герою Советского Союза майору Туровцеву! У-р-ра!
— Ура-а-а! — радостно заревела толпа. Привлеченные криком и суматохой, к нам со всех сторон бежали летчики и техники полка. Крику и шуму стало больше.
Не скрою – сердце радостно защемило… Приятно, черт возьми! Дважды Герой! Теперь ведь бюст положен… Эх-х, на Мать бы его притащить, да в храм Крылатого Тура… Хельга бы посмотрела, ребята.
Хлопая меня по плечам, народ снял меня с ящиков и потащил в столовку.
— Эй-эй-эй! Рано еще! День в полном разгаре! Только компот! Компот – и все! Все остальное – вечером, ясно?
Вечером командир приютившего нас полка расщедрился и обещал выкатить аж по двести грамм на нос, чтобы отметить это событие. Как он намеревался списывать лишнюю водку, я не знал, да и не мое это дело.
Ко мне подошел Кирилл Извольский.