- Заморыш будет рад это услышать. А мне было просто приятно прогуляться в гавань.
- И вот еще что, Мотылек. Старик обещал помочь моей подруге Меган.
- Старик всегда делает то, что обещает. Хорошо, что ты мне напомнил. Мотылек выудил из недр своего плаща тяжелый кошелек. - Старик был бы недоволен, если бы я забыл отдать тебе это. Он бы меня вздернул - и Заморыша заодно. Мы с Заморышем - неразлучная пара: я напортачу, а он расплачивается. Да он и не захотел бы, чтоб было по-другому. Ага, вот еще: Старик говорит, чтобы часть золота ты взял себе. Ему противно видеть рыцаря без хорошего меча. Не обижайся, но с этим твоим ножом далеко не уедешь. Я, конечно, видел, как ты уложил того вора, - мигом управился, но с хорошим клинком у тебя бы это вышло еще лучше.
Жаль, что ты уезжаешь, - я б тебе подобрал настоящую игрушку Ну ничего, в другой раз. А теперь мне пора. Надо помочь Заморышу в одном дельце. Будь здоров, приятель.
Мотылек ушел, и Таул невольно подумал о том, какое дельце они с Заморышем собираются провернуть. Лучше, пожалуй, этого не знать. В кошельке оказалось двадцать золотых, и Таул взял себе только один.
Вскоре пришла Меган - с вкусной едой и напитками, как всегда. Она хотела накрыть на стол, но Таул усадил ее рядом с собой.
- Меган, завтра мне придется покинуть тебя. Ее красивое лицо омрачилось.
- Не ждала я, что ты уйдешь так скоро. - Она отвернулась от него и принялась чистить апельсин.
Волосы упали ей на лицо золотисто-каштановым дождем. Как она еще молода! Анна, младшая из его сестер, была бы теперь таких же лет. Округлость щеки Меган и золото ее волос как раз и напомнили Таулу о сестрах. Таких же красивых, но в отличие от Меган целиком зависевших от него. Память вернула его к домику на болотах. Кроме него, Таула, у сестер не было никого - а он их предал.
Повитуха одобрительно кивнула. На ее переднике была кровь - кровь его матери.
- Ты принял мудрое решение. Пойду вскрою ее, пока пуповина еще держит. - Она хотела войти в дом, но Таул удержал ее за руку:
- Дай мне сперва повидаться с ней.
Повитуха, ворча под нос, все же пропустила его. Сестренки бросились доставать рыбу из мешка. Анна, которая только что научилась считать, принялась загибать свои пухлые пальчики. Сара, старшая, считала рыбу вслух.
- Одна лишняя, - сказала она, утратив свой важный вид. - Это малышу?
Таул кивнул и отвернулся. Слезы жгли глаза, и он смахнул их, пока сестры не увидели. Он не мог слышать, как они щебечут, выбирая маленькому самую большую рыбу.
- Может, вот эту? - спросила Анна, уложив большую рыбину себе на колени.
- Да, - сказал Таул, присев и обняв ее за плечи. - Конечно, малышу как раз такая и нужна. - Он поцеловал ее в щеку и протянул руку Саре. Она подошла и, как всегда, прислонилась головкой к его плечу. Он прижал ее к себе и погладил золотые волосики Анны. Тоненькие, как у младенца, - да она и есть младенец, ей всего-то пять годков. Обе слишком малы, чтобы говорить им правду. Таул крепко обнял сестренок, стараясь этим выразить то, что не мог высказать словами.
Тихая минута прошла, и он немного успокоился. Оставив сестренок на полу вместе с рыбой, он вошел к матери. Он сам скажет ей - она узнает все от сына, не от чужой женщины.
Запах ошарашивал. Мухи жужжали вокруг постели, садясь на сохнущую кровь.
- Таул, это ты? - тихо спросила мать. Он понимал, что ей страшно.
- Я, мама. - Он сел на табурет рядом с ней, отводя глаза от ее вздутого живота.
- Сколько нынче поймал? - Ей так худо, а она говорит о будничных делах. Не понимая по молодости лет, к чему ведет мать, он ответил столь же буднично:
- Девять, но клев был плохой. Мать сочувственно вздохнула.
- Ничего - может, завтра уже столько не понадобится. Значит, она знает. Гора на миг свалилась с плеч Таула, но тут же вернулась, придавив его с новой силой.
- Мне так тебя жаль, мама.
- Ш-ш, Таул. - Она сжала его руку в своих. - Обо мне не беспокойся, твои сестры - вот кому ты нужен. Ты должен быть сильным ради них. - Во взгляде матери была такая сила - кто бы поверил, что она слаба? - Ты должен пообещать мне, что будешь заботиться о них. - Она сжимала его руку точно тисками.
- И о ребеночке, - полувопросительно-полуутвердительно сказал он.
- И о ребеночке, если он выживет.
Меган держала его за руку.
- Таул, что с тобой?
Под ним подкосились ноги, и он опустился на пол. Прошлое, вторгшееся в настоящее, сбивало с толку - на этот раз воспоминания упорно не хотели уходить. Ребенок выжил, и повитуха подыскала ему кормилицу. Каждодневной платой ей служили две рыбы - доля матери. Мать ошибалась - ему приходилось ловить столько же, сколько и прежде.
Меган протянула ему чашку с горячим напитком, и вкус апельсинов вернул его в настоящее лучше всяких слов. На болотах апельсинов не видывали.
- Прости, Меган, я еще не совсем окреп.
- Как же ты тогда думаешь отправиться в путь? Останься еще ненадолго. Не ради меня - ради себя.
Но он должен был уйти. Дело - единственное, что ему осталось, и он больше ничему не позволит стать на его пути. Видно, ему суждено всегда уходить вот так - нежно прощаясь - и больше не возвращаться никогда.
- Нет, Меган. Мне пора. - Он подыскивал привычные прощальные слова, но они не приходили. Меган сделала для него так много, что он не мог проститься с ней простыми фразами. Она заслуживала большего. Он взял ее лицо в ладони. - Я боюсь, что если останусь здесь ненадолго, то больше уже никогда не уйду. Тебе будет лучше с кем-нибудь другим. Ты многого обо мне не знаешь.
- Я знаю, что тебе плохо, - с нежностью сказала Меган. - Я вижу, что ты несчастлив. Но ты ошибаешься, думая, что, когда ты завершишь свои странствия и найдешь то, что ищешь, все наладится. Это не так - от твоих демонов тебя избавит не достижение цели, а любовь.
Неужели он настолько прозрачен? Или же она так проницательна и видит его насквозь? Таул приник губами к ее губам - иного ответа у него не было.
Когда порыв страсти миновал, сменившись тихой нежностью, Таул протянул Меган тугой кошелек.
- Возьми - теперь ты сможешь жить как сама захочешь. Заглянув в кошелек и увидев в нем много золотых, Меган отдала его Таулу.
- Не надо мне твоих денег - обещай только, что будешь себя беречь.
Таул нежно отстранил ее руку.
- Это не плата, это подарок. Пожалуйста, возьми.
- Мы еще увидимся с тобой? - покорившись его просьбе, спросила она.
- Я - вальдисский рыцарь, Меган, и поклялся не давать несбыточных обещаний. - Таул почерпнул силу из этих слов. Он знал, что они звучат сухо, но он прежде всего рыцарь, и настало время исполнять свой долг. Меган, как и следовало ожидать, отпрянула от него - и ему понадобилась вся сила воли, чтобы не привлечь ее снова к себе.
Скользнув в потайной коридор, Баралис добрался до покоев Мейбора. По дороге он заметил, что на мокрых стенах вырос какой-то совсем новый вид мха, - надо будет в следующий раз собрать немного на пробу. Мхи всегда интересны, а новый вид может внести нечто новое в рецепты ядов.
К Мейбору он шел кружным путем - ему почему-то казалось, что теперь надо быть осторожнее. Сделав крюк, он пришел наконец к спальне Мейбора, убедился, что она пуста, и тихо пробрался внутрь.
Баралис, хотя и не большой знаток в таких вещах, понимал, что в убранство комнат Мейбора вложено больше денег, нежели вкуса. На стенах висели кричаще-алые драпировки, пол устилали пурпурные с серебром ковры, даже кровать была покрыта огненно-красным шелком. Но Баралису недосуг было потешаться над дурным вкусом Мейбора - он прокрался в небольшую гардеробную, примыкающую к спальне.
Просматривая гардероб Мейбора, он позволил себе легкую улыбку. У этого человека больше туалетов, чем у большинства придворных дам, а цвета их способны перещеголять и павлина. Вечером, решил Баралис, Мейбор непременно должен надеть один из двух своих красных костюмов. На балу в честь кануна зимы будет присутствовать королева, и Мейбор не упустит случая предстать перед ней в самом пышном наряде. А оба выбранных Баралисом костюма как раз и отличались обилием золотого шитья, рюшей и жемчуга. Баралиса передернуло. Сам он намеревался прийти на бал в скромном черном платье - он никогда не любил привлекать к себе внимание.