— Нам бы умыться.
Продолжая радушно лопотать и прижимать к пухлым грудям ладошки, Гирей подвел путников к одинокой деревяшке, торчащей посредине пыльного двора, с висящим на крючке кумганом с узким горлом, полным ледяной воды.
Стас умывался последним, когда американцы уже скрылись в мазанке. Освободившись от амуниции, он разделся по пояс и повернулся к Гирею, намереваясь попросить его полить, но тот куда-то исчез, а вместо него стояла и улыбалась ослепительной улыбкой девчушка лет пятнадцати, с черными волосами, заплетенными в тысячу косичек, со сросшимися круто изогнутыми бровями. Ему и раньше случалось встречать обалденно красивых афганок.
На девушке было надето цветное шелковое платье и цветные же штанишки, короткие и открывающие по-женски гладкие лодыжки.
— Тебя как зовут? — спросил Стас.
— Лейза.
— А у меня такие же брови как у тебя, — он провел пальцем у себя.
В ответ она схватила его руку и провела его пальцем уже у себя. Прикосновение о колкие и одновременно нежные девичьи волоски стало самым сексуальным за всю прожитую Стасом жизнь. Даже если б Лейза запустила ему руку в штаны, он не получил бы большего удовольствия.
По восточным меркам девушка была вполне взрослой и могла быть замужем года три.
— Полей воды, — попросил Стас.
Некоторое время он шумно плескался и ухал. "Однако вода не успела даже нагреться", — заметил он и, не одеваясь, кинулся в дом.
Американцы вместе с Гиреем сидели на кошме. Чай был налит в огромные пиалы. Дэвид как раз подносил ее ко рту. Стас успел ее выбить.
— Ты что, сдурел? — возмутился тот.
— Я не хотел, чтобы вы пили без меня! — произнес Стас, уподобляясь Атосу из "Трех мушкетеров".
— Потрудитесь объясниться, мистер, — прорычал Карадайн.
Более вероятно, что он произнес нечто другое. Например, какого хрена! Но Стас "услышал" именно так.
— Нас ждали, — коротко пояснил он. — Воду специально принесли из арыка. Дедка подсадили. Даже те две бабы у чинары, чтобы мы не дай бог, мимо не прошли. И бабы ли это? Правда, Гирей?
— Я не понимаю о чем ты, шурави? — выдавил Гирей.
— А откуда ты знаешь, что я шурави?
— Это правда? — Карадайн повернулся к Гирею.
— Клянусь Аллахом, ни о чем таком я не думал! — горячо заверил Гирей. — Вы мои гости! Вам нечего опасаться, Аллахом клянусь! Могу на Коране поклясться!
— Он Аллахом поклялся! — неуверенно возразил Дэвид.
— Тогда наливай и пей, — милостливо разрешил Стас.
— Слушайте, мистер, — побагровел офицер.
Однако Стас продолжил:
— Что же ты не пьешь, Дэвид?
— Я заразился паранойей от тебя, — парировал тот. — Теперь мне тоже повсюду мерещатся враги.
— Это не паранойя, — возразил Стас спокойным тоном, будто ведя беседу в парке. — Дело в том, мой дорогой американский друг, что клятва именем Аллаха, хоть на священном Коране, данная неверным, клятвой не считается! Я понимаю, вам этого в Вест-Пойнте не преподавали.
Все-таки офицерские погоны просто так не дают, как успел Карадайн подсечь метнувшегося в сторону Гирея, одному богу известно.
— Так он на самом деле нас всех чуть не отравил, сука! — заорал Дэвид. — Фак твою мать! Дайте мне его!
Бакстер и Канн держали афганца, а Дэвид поднес к нему одну из пиал, еще чудом не разлившихся в потасовке.
— Аллах вас всех покарает! Вы все мертвецы! — рычал Гирей, отворачивая голову от подносимой отравы.
Стас вторично за короткий период выбил пиалу.
— Нет, ты точно сдурел, Длинный! — возмутился Дэвид. — Больше яду не осталось.
— Он еще не сказал, где Гюлли.
— Думаешь, скажет? — Бакстер с сомнением посмотрел на плюющегося пленника.
— Скажет, — ответил Карадайн.
Стас пошел одеваться. Почувствовав движение за спиной, обернулся.
— Лейза? Ты почему не убежала?
Она молча смотрела на него. У Стаса возникло странное чувство стыда, что она видит его соски.
— Чего уставилась? Женщине не подобает так смотреть.
— Ты хитрый, шурави. Тебя не убьют. А друзей твоих убьют всех.
Из палатки донесся крик.
— Уходи, тебе здесь делать нечего?
— А тебе?
— Что делать, я на это подписался. Судьба у меня всю жизнь по этим пескам мотаться, как Сухову. Давай чеши!
Он хлопнул в ладоши, девочка прыснула, только щиколотки замелькали. Только они и открыты, а как сексуально.
Вернувшись в мазанку, он застал Гирея сидящим на земле, а американцы стояли над ним. Карадайн успел вколоть ему сыворотку, но Гирей молчал. Это было мало того, что странно. Это было невозможно. После такого укола люди болтают без умолку. А этот молчал. Партизан.
— Можно сделать еще укол, но он тогда умрет, — сказал Карадайн. — Похоже на антиблокаду, но мне с таким сталкиваться еще не приходилось.