Я решил, что не стоит так смотреть на вещи. Я чувствовал, как при этом теряется уверенность, которой и так немного.
Трудно назвать планом то, что у нас было: слишком много неизвестных факторов. Мы поговорили о том, как развернем силы перед началом действий. Потом договорились о начальных шагах, которые должны привести к успеху. А потом придется действовать по обстановке и надеяться на лучшее.
Я начал испытывать нервное напряжение, но Арно, казалось, совсем не нервничает. Может, потому что он норманн, считающий, что он на все способен.
Наконец мы отвезли Арно вместе с его лошадью в замок и высадили прямо во дворе. Впервые наши новые люди увидели катер. И для Арно это хорошо. Он единственный норманн, летавший в катере, и теперь ни у кого не было сомнений, что он для нас самый главный.
Остаток дня мы могли только ждать: папа, мама и я. Бабба отправился собирать своих волков. Я лег, но уснуть не смог. Лежал и думал о возможной неудаче, а это означало бы, что мы навсегда останемся на этой планете.
Если это случится, придется принимать решения. Прежде всего что мне делать на Фанглите? Я мог бы готовиться в рыцари. Я не слишком стар для этого. На Эвдаше меня считали очень сильным для своего возраста и роста. Мне казалось, что я не только смогу осилить тренировку рыцарей, но и сделаю это с успехом, даже если начну поздно.
Но что потом? Меня совершенно не интересовали войны и убийства, а ведь это главное занятие рыцарей. Да они и не думали об этом как о занятии. Для них это образ жизни со всем, что из этого вытекает.
Для чего мне становиться рыцарем? Почему мне нравится рыцарская подготовка, если я не собираюсь быть воином? Я решил, что просто хочу достигнуть вершин в каком-нибудь деле. А эти дети, которых я видел на тренировке, будут превосходными воинами.
Но для меня этого недостаточно. Близко, но недостаточно. Для меня это все-таки будет игрой... без чувства соперничества, но все же... я хочу понять, на что способно мое тело, могу ли я сделать что-то действительно трудное.
И при этом добиться автоматизма! В этом секрет победителя гонок, тяжелоатлета, гимнаста или, допустим, математика. Или человека типа папы классного консультанта. То же самое справедливо и для занятия рыцарством: выучиться так, чтобы действовать не рассуждая. Рыцари никогда не думали о технике своих действий. Они действовали автоматически. И все внимание их было направлено на обстановку и ситуацию боя.
Но для рыцаря подлинное испытание - это бой. Нельзя стать рыцарем, не доказав своей доблести в настоящем бою. Арно подвергся испытанию в Сицилии, вначале в нескольких небольших схватках, потом в большой битве. Ролан участвовал в кровавых битвах в Англии. Но я не хотел никого убивать, чтобы показать, как хорошо я подготовлен. И в то же время не хотел, чтобы убили меня. Это противоположная сторона той же монеты.
Далее я подумал о возможности стать монахом или священником. Неплохо было бы стать подобным брату Оливеру. У него было кое-что, чего не было у других монахов, с которыми я разговаривал, и у отца Дрого. У него был энтузиазм. Ему нравилось быть монахом и знать все, что он знает о религии. И много другого. Я не мог стать таким энтузиастом, потому что большая часть того, во что он верил, для меня не существовала. Все это интересно для изучения, и я, возможно, мог бы выделить здесь зерна истины. Но нет, быть монахом или священником мне не по душе. Прежде всего у меня нет веры.
Может, стоит поближе познакомиться с Фанглитом и выяснить, какие еще есть возможности? Но прежде нужно постараться, чтобы удалось наше предприятие. Нужно вырвать Денин из рук политической полиции и улететь на какую-нибудь планету, похожую на Эвдаш.
И только потом снова подумать, чем же мне заняться.
Такие мысли пробегали в моей голове, но наконец я уснул.
Когда солнце село и начало темнеть, я посадил катер в лесу за хижиной. Может показаться странным, но сделать это оказалось легко. В этом лесу много лет пасется скот, он съел все кусты и молодые древесные побеги. Поэтому не было никакого подлеска, кустарника или молодых деревьев, только большие деревья с травой под ними. Между стволами оставалось достаточно места для катера, а когда катер оказался там, заметить сверху его стало невозможно.
Я посадил катер в ста ярдах за хижиной под кроной огромного старого дерева. Чувствовал я себя не очень хорошо. Нервничал, кожа онемела, чувствовалась какая-то слабость. Все сильнее становилось предчувствие, что дело обернется катастрофой. Если бы была хоть какая-то возможность освободить Денин другим путем, я тут же отказался бы от нашего плана.
Рыцари и сержанты уже были здесь, большинство сидело на лошадях, негромко разговаривая. Они казались совершенно спокойными; даже страшно становилось от их спокойствия. С ними были Арно и Ролан. Не знаю, успели ли подойти Бабба и волки, но тогда я не знал, чем они могут нам помочь. Если они и были поблизости, то не показывались. Иначе рыцари могли бы попытаться убить их.
Я вышел из катера с ружьем-бластером через плечо и несколько минут поговорил с Арно, дожидаясь, чтобы стемнело. Потом пошел в хижину. Возле нее с луками наготове ждали четверо рыцарей. Они должны были поддержать меня, когда появится истребитель.
Бедный пастух был в хижине. Ему приказали остаться, когда увели скот, и он не представлял себе, что происходит. Он тихо сидел в углу, стараясь оставаться незаметным.
Все еще было недостаточно темно, поэтому я вернулся в катер и продолжал ждать. Интересно, заметно ли, как я нервничаю. В катере все молчали. Мама сварила корч, и я выпил чашку.
Раньше я никогда не замечал, как медленно темнеет.
Из леса послышался низкий печальный вой, и мы решили, что нас зовет Бабба, поэтому папа отправился выяснять, что ему нужно.
Почти совсем стемнело, когда я снова вышел из катера и пошел к хижине. Я так нервничал, что дышал с трудом. Больше ждать я не мог. Я снял с пояса коммуникатор и заговорил в него.
И неожиданно совершенно успокоился.
- Говорит Клентис кель Деруп, - сказал я, - вызываю полицейский корвет Федерации. - Я старался, чтобы голос мой звучал слабо и болезненно. - Я в покинутой хижине у пастбища. Вы засекли мои координаты? В меня попала стрела, и рана загноилась. Боюсь, что если не получу немедленной медицинской помощи, к утру я умру.
Последовало ожидание, может быть, с минуту. Вероятно, ждали, пока к передатчику подойдет капитан. Наконец послышался очень деловой голос:
- Товарищ кель Деруп, мы засекли ваши координаты. Вскоре вас подберет истребитель. Вам сразу дадут антибиотики, а наш врач примет вас на борту корвета.
Получив ответ капитана, я сказал четверым рыцарям, стоявшим рядом, чтобы они спрятались за деревьями на самом краю леса. Они спокойно, но быстро разошлись. Я сел за дерево не далее десяти ярдов от хижины. Минуты через три подбежал папа. Он слушал в катере радио и поймал переговоры между корветом и истребителями.
- Капитан осторожен, - сказал папа. - Не думаю, что он что-то подозревает, просто осторожен. Он послал сразу три истребителя. Два останутся вне видимости, на высоте в две тысячи футов, и будут следить через инфраскопы. А корвет будет выше, в пяти милях.
- Теперь мне нужно поговорить с Арно, - добавил он и заторопился в лес.
Итак, наши планы рухнули. Вместо того, чтобы иметь дело с одним истребителем, нам противостояло три плюс корвет. Но я почему-то не обеспокоился и не испугался. Был абсолютно спокоен и чувствовал, что все кончится хорошо - прямо противоположно тому, что испытывал совсем недавно. Я ничего не сказал рыцарям о том, что случилось: мне нечего было им сказать. Придется начать так, будто ничего не изменилось, и действовать по обстановке.
Прошло еще десять минут до появления первого истребителя. Я не видел, как он появился: было темно, даже луна не светила, а на истребителе были погашены все огни. Только что ничего не было, а в следующее мгновение луч прожектора осветил хижину. Истребитель сел не далее чем в ста футах, продолжая светить прожектором. Еще минуту ничего не происходило.
Я старался не смотреть на свет, но мне пришло в голову, что рыцари смотрят на него, потому что ничего подобного они в жизни не видели. Их зрачки сократятся, и они не смогут попасть в цель своими стрелами.
Значит, все на мне.
И если рыцари начнут стрелять и промахиваться, пока я не буду на расстоянии действия станнера, придется использовать бластер. А это вызовет ответный огонь. Корвет может уничтожить все вокруг, и этим все кончится. Что ж, подумал я, действуем по обстановке. Буду стараться делать, что могу, и надеяться на лучшее. Кричать своим людям я не мог. Политическая полиция поймет, что я не один.
Я перестал размышлять и просто смотрел. Истребитель светлый, почти белый, я видел, как скользнула в сторону боковая панель и вышли два человека. Не знаю, остался ли внутри третий или там больше никого нет. Один из этих двоих поднес руку ко рту. Должно быть, говорил в коммуникатор. У второго в руке ружье - тяжелое боевое оружие.
Они уже были почти на расстоянии досягаемости станнера, когда я услышал два щелчка тетивы, почти одновременно. Прежде чем я смог что-то сделать, оба агента упали: им следовало бы запастись примитивной кольчугой. По-видимому, мои рыцари все же отвели взгляды от прожектора: видели они хорошо.
Как только они упали, я побежал к истребителю, крикнув лучникам: "Не приближайтесь!" Я не оглядывался, бежал изо всех сил, не отрывая взгляда от входа в истребитель, готовый стрелять во всякого, кто там покажется. Пробегая мимо агентов, я даже не посмотрел, живы ли они. Потребовалось четыре секунды, чтобы запрыгнуть в истребитель: он был пуст. Радио было включено, и оттуда доносилось: "БИ-один, отойдите в сторону с линии огня".
Вероятно, они все же следили недостаточно внимательно. Может, видя меня, решили, что я один из агентов. Но я не мог управлять истребителем: нужно время, чтобы разобраться в системе управления.
Но я смог бросить только один взгляд. Выпрыгнул и побежал назад, потратив на возвращение чуть больше времени, потому что на бегу наклонился и подобрал ружье упавшего агента.
Я едва успел передать его одному из рыцарей, когда появились два истребителя и повисли в двадцати-тридцати футах над лугом. Не знаю, видели ли они, как я бежал. Вспыхнули их прожектора, обыскивая луг и края леса. Я прижался за стволом вместе с рыцарем, давая ему десятисекундный курс обучения стрельбе из ружья-бластера, потом, когда прожектор переместился, перебежал за другое дерево.
Выглядывая из-за него, я прицелился в один из прожекторов, и почти одновременно, на мгновение раньше, выстрелил и рыцарь в другой. Мне, вероятно, не следовало удивляться. Рыцари достаточно сообразительны, чтобы не дать себя ослепить, и у этого хватило ума разбить прожектор. Но использовать совершенно незнакомое оружие через двадцать секунд после того, как впервые взял его в руки, и при этом попасть в цель... я слышал, папа однажды сказал, что нет предела возможностям человека. Теперь я понял, что он имел в виду.
Единственная проблема заключалась в том, что секунду спустя этот парень разбил прожектор и в покинутом истребителе. Я предпочел бы оставить его целым.
Но через две-три секунды, придя в себя, истребители начали стрелять по лесу. Но стреляли недолго. Позже я узнал, что капитан корвета приказал им прекратить стрельбу: Клентис кель Деруп ему нужен живым.
Но тогда я этого не знал. Видел только, что стрельба прекратилась. На время все затихло, и через четыре-пять минут показался сам корвет и повис в пятнадцати футах над землей. Яйцеобразной формы, с плоским дном, он был около двухсот футов в длину. Я смутно видел его орудийные башни, которые легко могли разнести хижину и окружающие деревья.
Но капитан не рисковал своими прожекторами.
И тут кто-то, вероятно, сам капитан, заговорил в громкоговоритель:
- Клентис кель Деруп! Выходи и сдавайся! Сдавайся, или мы тебя уничтожим.