Увлекательная работа - придумывать географические названия: Мыс Рассвета, Озеро Солнечных Бликов… Мы только и делали, что придумывали, придумывали. Не только мы - Северная станция тоже. Вся планета была в распоряжении землян - в нашем распоряжении.
– Ребята! - кричала с энтузиазмом Майя Забелина. - Холмы Ожидания - хорошо?
– Река Раздумий?
– Ущелье Молчания?…
– Хорошо, - говорили мы. Подхваливали сами себя: работа нам нравилась, планета нравилась. Нравились наши молодость и находчивость. Давали названия даже оврагам: Тенистый, Задумчивый.
Геннадий Фаготин, начальник станции и нашей картографической группы, осаживал нас: - Как бы не выдохнуться…
– Старик, - отвечали ему, - на что голова на плечах?…
Геннадий был лет на пять старше любого из нас, но и ему не было тридцати. Картография - наука молодости и молодежи.
Нравилось нам и название планеты - Надежда.
Название придумали не мы - открыватели. Планету нашла экспедиция Жарского. Это была удача. Сотню лет корабли летают за пределами солнечной. Ищут планету земного типа.
Звезд много, и планет много. Ищут сестру Земли. А повезло Жарскому. И, как ни странно, у синей звезды. Предполагали, что планеты земного типа могут быть только у желтых солнц.
И вдруг - у синей звезды…
Это была шестая и последняя планета у солнца-карлика.
Пять, ближайшие к звезде, испепелены и расплавлены. Шестая - райские кущи: реки, озера - девичьи голубые глаза!…
Кислорода двадцать один процент, азота семьдесят восемь…
Правда, в воздухе много природного электричества - рождала сверхкорона звезды. Зато ни заводов, ни городов. Необитаемая планета!
– Как назове - Находка, Жемчужина?… - спрашивали у Жарского.
Командир корабля молчал.
Восемьдесят девять планет с органической жизнью насчитывал каталог открытий. Даже с разумной жизнью. Пусть неизмеримо ниже земной, необычной и непривычной. Но планеты заселены. Щедрая земля, расстилавшаяся под звездолетом, не только привлекала - настораживала: для кого эта щедрость?
Были планеты-трясины, без клочка твердой земли. Планеты-фугасы: стоило опуститься - почва взрывалась. Планетытайны, покрытые паутиной - капиллярами, по которым струится лимфа. Паутина живет, мыслит…
Отличные названия Находка, Жемчужина. Но всякая находка предполагает, что ее кто-то потерял и хозяин может найтись. Жемчужина? Кто не польстится на ее красоту?…
На позывные по всем диапазонам шкалы ответа не было.
– Находка, Роберт Андреевич?…
– Надежда, - ответил Жарский, ступив на зеленую земную траву.
С ним согласились. Можно было надеяться, что планета станет землянам второй родиной.
Океан занимал семьдесят процентов поверхности. Два материка тянулись в долготном направлении по обе стороны от экватора. Само их расположение определило название: Северный, Южный. Между материками по океану брошено, словно горсть изумрудов, множество островов - то-то придется поработать картографам!… Посетить и осмотреть все возможности, конечно, не было. На пятнадцатый день Жарский послал телеграмму Земле: открыта планета-двойник, необитаемая, если не считать насекомых на суше и моллюсков на прибрежных отмелях шельфа. Просил утвердить название планеты - Надежда.
На Земле утвердили. Послали картографов - две группы.
Потому две, что были утверждены две исследовательские станции - Северная и Южная, на обоих материках планеты. Южной станцией руководит Фаготин, северной - Виктор Серенга.
Связь держат при помощи спутников, сброшенных кораблем-маткой “Юноной”. Корабль улетел дальше, группам было дано времени год.
Работы проводились съемочным способом. Со спутников сфотографировали материки, нанесли на карту. Уточнения и обработка деталей предоставлялись картографам. У каждой группы по три авиетки. Машины поднимались над местностью и клетка за клеткой фотографировали квадраты шесть на шесть километров. Детали поверхности схватывались рельефно, переносились на карту. Оставалось только придумать названия.
В случае необходимости авиетку можно было опустить в квадрате, осмотреть все на месте, ощупать руками- самый древний и самый действенный способ исследования.
Так был найден первый кристалл - ощупью. На него наткнулась Иванна Скар. Кристалл не давал ни тени, ни отблеска, был невидим.
Иванна фотографировала свою параллель. Щелчок - на пленке квадрат. Через минуту опять щелчок и опять щелчок.
Внизу перелески, болото. На болоте - “пятачок” леса. Чем заинтересовал “пятачок” Иванну, она не знает. И сейчас не знает, после стольких событий. Опустила авиетку на пологий откос и пошла исследовать чащу.
Продралась сквозь подлесок на крохотную поляну, стала пересекать ее и наткнулась на что-то твердое. Зашибла колено, руку, остановилась. Перед ней была ямка глубиной в несколько дециметров. Зато руки ощупали холодную полированную грань камня. Да, это был камень или хрусталь, граненый, стоящий торцом вверх. Иванна провела по торцу ладонью, нащупала правильный шестиугольник-кристалл. Камень был высотою по грудь, холодный, прозрачный, сквозь него виднелась росшая на земле трава. Иванна постояла минуту: откуда здесь камень? - и, когда боль в ушибленном колене утихла, обогнула камень и пошла дальше. Запомнилось ей углубление в почве: камень был врыт в землю или продавил верхний слой собственной тяжестью. Больше на островке ничего не было, Иванна обогнула его южным берегом, села в авиетку и поднялась.
В лагере она рассказала о невидимом камне, но каждый день приносил группе массу впечатлений, на рассказ Иванны не обратили внимания. Девушка перенесла остров на карту, назвала его Кристаллом и карту сдала в общий атлас.
На второй камень наткнулся Игорь Бланн в горах и тоже случайно. Камень был полузанесен песком, стоял над обрывом.
Игорь не заметил бы его, если бы не странная конфигурация наноса: песок словно вскарабкался на стену и застыл, вздыбившись. Кристалл был в рост человека и до того прозрачен, что каждая песчинка за ним выделялась отчетливо.
– Я не видел такой прозрачности, - говорил Игорь. - И тоже полированный шестигранник!
– Ну и что? - возразили ему. - Василий нашел жилу самородного золота.
– Самдар - алмазы.
– Еще какие - с орех! - кивнул Самдар.
– Находкам на планете не будет конца.
Поговорили и успокоились.
Третий камень нашел Василий Финн - тот, что открыл золотую жилу.
– Ребята! - крикнул он, возвратясь на базу. - Есть на что посмотреть!
Все, кто мог, на трех авиетках полетели с Василием.
Камень стоял в лесу, на прогалине, был вровень с вершинами крупных деревьев. Ночью пронеслась буря, сорвала с деревьев листья, они налипли на грани, и только поэтому прозрачный столб оказался видимым.
– Силы небесные! - обмерил столб Самдар. - Четыре обхвата!
– Сколько он весит?
– Кто его здесь поставил?…
Впервые пришла мысль об искусственном происхождении камня. Камней. Это был третий.
– Бросьте! - сказал Берни Скатт. - Кто его здесь может поставить?
– Однако?…
Вечером в рабочем зале станции состоялась дискуссия. Камень Иванны, как наиболее транспортабельный, к этому времени привезли и установили в центре зала. За ним слетали Иванна, Самдар и Василий Финн. Часть камня окрасили из распылителя в синий цвет, казалось, что расплывчатое пятно висит в воздухе без опоры.
– Что все это значит? - Самдар постучал ногтем - камень звенел.
Был час отдыха, вокруг камня столпились обитатели станции.
– Высказывайтесь, - предложил Самдар. - Кто что думает?
–Естественное это образование, - поддержала его Иванна, - или искусственное?
– Если естественное, - предположил Берни, - скажем, горный хрусталь, натуральнее было бы встретить его в горах, на месте рождения. Один мы нашли в горах, но другие - в лесу, даже в болоте. Горный хрусталь вырасти здесь не мог.
– Почему не мог?
– Потому что само название - горный - говорит само за себя.
– Но здесь другая планета!
– Вот именно… - согласились Иванна, Самдар.
– Может быть, камень рожден в горах, но перемещен в леса?
– Кем?
Трудный вопрос. Переместить кристалл мог кто-то. “Кого-то” на планете не было.
– Если предположить, что камень создан искусственно, то что он - маяк?
– Аккумулятор энергии?
– Памятник?… - посыпались вопросы со всех сторон.
– Погодите, - сказал Самдар, - это уже фантазия.
– Ты сам говорил, - возразила Симона Ронге, - кто что думает.
– Новый мир, - заметил Фаготин. - Здесь все возможно.
От этой мысли кое у кого по спине прошел холод.
– Планета имеет хозяев?…
– Бросьте! - возразил любимым словечком Берни. - Какие хозяева? Работаем четвертый месяц и никого не встретили.
Это звучало успокоительно, а может, хотелось отгородиться от загадки щитом, - все начали искать естественные причины для объяснения.
– Встречаются же на Земле изумруды, исландский шпат. Даже в крупных кристаллах!…
– Крупнее - выращивают искусственно.
Опять вернулись к тому же - к искусственному происхождению камня. Тайной веяло от кристалла, стоявшего в зале.
– Вспоминаю, - заговорил Фаготин, - тайну каменных шаров Бразилии, Коста-Рики. Шары идеально выточены, от нескольких сантиметров до четырех метров диаметром. И тоже в сельве, в болотах. Кто и зачем их сделал? Или они образовались сами?…
Фаготина слушали. Геннадий мог преподнести изюминку в рассуждениях.
– Существовал принцип средневекового монаха Оккама, - продолжал Геннадий. - “Не умножай число сущностей сверх необходимого”. Может быть, принцип хорош для средневековья, но и в двадцатом веке им пользовались при столкновении с труднообъяснимыми фактами. Дали ему название - “Бритва Оккама”. Больше: “бритвой” пользовались с энергией перевыполнявших план дровосеков.
На секунду Геннадий остановился - положить карандаш, который вертел в руках. Положил.
– Как всякий принцип, - продолжал он, - принцип Оккама односторонен: во что бы то ни стало непонятный факт объяснить естественными причинами… Так и насчет шаров. Вулканический пепел во время извержений скатывался по склонам гор. Кристаллизовался вокруг песчинок, образуя монолитные каменные шары. Их обволакивала порода, консервировала внутри себя, а когда время и непогоды размывали футляр, шары появлялись наружу в готовом виде. Не верите? - Геннадий заметил иронические улыбки. - Я тоже не совсем верю. Шары с вишню величиной - допустим. Но с двухэтажный дом… Принцип Оккама предлагал и другое объяснение: шары высечены человеком в доисторическую эпоху. Каменными рубилами. Идеально. С точностью радиуса до микрона.
Кто-то из картографов засмеялся. Геннадий пожал плечами: - Принципом Оккама можно объяснить все: взлетные полосы в долине Наска в Андах, парящие фигуры космонавтов на скалах Тассили…
– Такой успокоительный принцип, - не выдержала Иванна. - Баальбек - каменными рубилами, я об этом читала.
– Не будем осуждать двадцатый век… - примирительно сказала Симона.
– Но “бритва”, - воскликнул Финн, - не слишком тонкий хирургический инструмент! “Бритвой” можно зарезать!
– Резали, - ответил Геннадий. - Сверхточный календарь майя, Антарктиду на древних картах с ее хребтами под километровым льдом - все объясняли, исходя из принципа монаха Оккама…
– С позиций камнерубильной техники, - добавил Финн.
– Вот и кристалл, - кивнул на его реплику Геннадий. - Предположим, что он вырос сам или его создала молния, выплавив из породы. Объяснение? Объяснение. Примите и успокойтесь… Вижу, что не хотите успокаиваться, - Геннадий жестом предотвратил готовые возражения. - Я не кончил! Есть иллюстрация к сказанному. К счастью, современная. Мы пришли в болота Альдеры - планета с аборигенами, эпохой палеолита, с пещерным свирепым укладом. Построили космодром из плит, больших, чем в Баальбеке. И, не скроем греха, ушли оттуда. Альды каменными рубилами - совпадение?… - до сих пор крушат покинутый космодром. Надстройки разнесены в прах… Через сто тысяч лет у альдов появятся свой Ньютон и свой Оккам. Останутся плиты в основании космодрома. Кто-то будет пытаться разгадать происхождение плит, увидит на них следы каменных топоров. И “Бритва Оккама” срежет всякую мысль о появлении здесь инопланетных разведчиков. К чему я веду? - закончил Геннадий. - Кристалл мне напоминает атомную решетку. Точки пересечения граней - узлы взаимодействия электронов. Похоже на атом. Похоже на символ. Безумная идея, скажете? Может быть, ее - бритвой?…
Охотников выступить с бритвой не находилось. Если на Земле еще остались загадки - те же каменные шары, - что можно ожидать на неизвестной планете?
Поговорили еще, пока Фаготин не предложил: - Кончаем дискуссию. Завтра работа. И послезавтра работа.
Кристалл оставили в зале, на подставке, как он стоял. Только подставку придвинули к окну, освободив середину зала.
Работа продолжалась. Все было просто и повседневно: пленки поступали одна за другой, переснимались на крупный план. Люди давали названия горам и долинам, завершая работу над картами, оживляя незнакомую землю своей фантазией, теплотой.
Названия записывались счетными машинами, передавались с одной станции на другую, чтобы не было дублирования.
Но дублирование возникало.
Симона Ронге озеро в хребтах южного полушария назвала Утренним. Счетная машина замигала желтыми лампами: такое название есть у Галлы Синозы в северной группе.
Симона вызывает Галлу по видео: - Уступи мне название.
– Не подумаю! - отвечает Галла.
– Оно мне нравится, - говорит Симона.
– Мне тоже нравится.
Симона изобретает уловку: - Я придумала его раньше тебя.
– Когда? - спрашивает Галла. В глазах у нее искорки смеха.
– В семь часов.
– А я без пяти семь! - возражает Галла.
– Галла… - Симоне хочется оставить название за собой.
– Не проси! - Глаза у Галлы большие, синие. Красивые глаза. Симона смотрит в них, любуется девушкой. Галла моложе всех в экспедиции, почти девочка. Название доставляет ей удовольствие. Галла даже краснеет, что приходится спорить с Симоной.
– Ладно, - уступает Симона. - В следующий раз…
– Уступлю! - Галла радостно трясет головой.
Симона готова выключить видео, но подходит Фаготин.
– Серенгу, - кивает Галле.
Галла кричит: - Виктор Андреевич!
В рамке появляется Виктор.
– Здравствуй, - приветствует его Геннадий. - Какие новости?
– Нормально, - отвечает Виктор. - Работаем.
– Я спрашиваю новости, - уточняет Геннадий.
– А… - Виктор перемещает рамку видео на тумбочку в углу комнаты. - Четыре вот такие призмы, - слышится его голос. - Одна величиной с бочку. В лесу.
– Дискутировали? - спрашивает Геннадий, показывая свою призму на столике у окна.
– Было, - отвечает Серенга.
– К чему пришли?
– Непонятные вещи.
– У тебя двое химиков, - напоминает Геннадий.
– Говорят, что стекло. Похоже на органическое.
– Искусственное?…
– Проводит электричество, как металл. Ребята еще возятся в лаборатории. Что будет интересное - сообщу.
– Сообщи.
Две-три недели прошли спокойно. Были найдены еще призмы, никто уже не удивлялся их прозрачности, месту находок - в ущельях и на равнинах.
Зато, как предвидел Фаготин,.фантазия у картографов начала истощаться. Раньше, отметил Геннадий, чем следовало, - впереди полгода работы. Люди стали задумываться, повторяться, пришла апатия.
– Мыс Гаттерас, - предложил название Берни.
– Есть на Земле.
– Ну и что? - начинался спор. - Взяли же полуостров Рыбачий.
– И заменили.
– Да, заменили.
Однажды в такой вот час Симона сказала: - Реку в квадрате семьсот девять дробь девятьсот я назвала Аунауна.
Все повернули к ней лица.
– Аунауна, - повторила она.
– Ни на что не похоже, - запротестовал Игорь.
– Непохоже, - согласилась Симона. - Зато звучит.
– Ничего не звучит! - возразила Майя. - Аунауна…
– Не по-нашему как-то, - поднялся со своего места Самдар.
– Долго ты думала? - спросила Майя Симону.
– Думала… - неопределенно сказала Симона… - Не то что думала, звучит в ушах и звучит. Словно кто-то нашептывает.
– И у меня странные названия получаются, - вмешалась в разговор Иванна. - Я вот отдельно выписала: Зуулу, Роа…
К ней подошли.
– Зеее… - продолжала Иванна.
– Откуда ты их взяла?
– С потолка! - рассердилась Иванна. - Откуда мы все берем?
Тут же одумалась и сказала спокойно: - Сами появляются. Лезут в голову.
– Есть! - крикнул Берни, который за минуту до этого предлагал мысу название Гаттерас. - Мыс Моо!
– Ребята, и мне… - отозвался Василий Финн. - Какой-то гавайский язык: река Пееке…
У Берни уже стояло на карте: мыс Моо.
– Нет, хватит! - возразила Иванна и написала вдоль хребта, над которым сидела с полчаса: Зуулу.
Бросила карандаш: - Не могу!
– И я не могу! - Берни отодвинул прочь карту. - Наваждение!
– В уши так и дудит!…
Побросали карандаши. Происходило что-то странное, и все это чувствовали.
– Перерыв! - объявил Геннадий.
Когда все вышли на воздух, Геннадий запросил Северную.
В рамке стоял-Серенга, глаза его блестели от возбуждения.
– Что у вас? - спросил Геннадий.
– Паника, - ответил Серенга.
– С названиями?…
– С названиями.
Вечером разразилась гроза.
Грозы на планете бывали и раньше. Радовали обитателей станции: молнии, гром были как на Земле.
– Смотрите, смотрите! - вскрикивал кто-нибудь. - Какая резкая молния!
Ветвистый огонь обнимал небо, все вспыхивало синим или оранжевым.
– А вон шаровая!
– Еще, еще!…
Шаровые молнии появлялись в каждой грозе. Плыли над лесом, над станцией, вызывая общий восторг: - Чудо!…
Сейчас в воздухе кружились хороводы шаровых молний, гирлянды. Никто не кричал: “Смотрите!” В пляске шаров можно было увидеть закономерность. Появляясь из туч - гроза была сухой, ни капли дождя, - шары падали на здание станции, казалось, вот-вот коснутся крыш. Но крыш они не касались. Взмывали свечой, кружились цепочкой вокруг построек, даже перегоняли друг друга.
Обитатели станции толпились у окон. Удары грома сотрясали воздух и станцию. Ветвистые молнии были выше туч, били почти беспрерывно; сполохи белого и фиолетового огня проглядывали сквозь тучи, охватывая их с одного, с другого конца, словно грозя поджечь.
– Выключите свет! - распорядился Геннадий.
Электричество выключили. Тьма вошла в залу, сполохи бились за стеклами.
– Все вокруг станции… - сказал кто-то.
– Кажется.
– Нет, не кажется! Станция в центре грозы.
В ряду противоположных окон вспыхивали те же молнии, сыпались огненные шары.
– Несдобровать нам сегодня, - мрачно бросил Василий.
– Ну, ну… - возразили ему, но в голосах звучала тревога.
Между тем пляска шаров становилась неистовой.
– Видео… - попросил Геннадий в надежде связаться с Серенгой.
Видео не работало.
– Защитное поле!
Голубая завеса не вспыхнула. Самдар включал и выключал рубильники: - Нет тока…
– Зашторить окна!
Заслонки не опустились. Геннадий забыл, что нет тока.
– Волнуешься, командир? - спросил Василий.
Геннадий пожал плечами. Люди перед стихией были полностью беззащитными.
Круговерть огненных шаров вдруг замедлилась.
– Смотрите!…
В ответ раздался звон лопнувшего стекла. Осколки посыпались на подоконник, люди шарахнулись от окна.
Шар величиной с арбуз втиснулся в разбитую шибку, секунду поколебался на месте, словно отряхиваясь, не зацепил ли пылинки с металлической рамы?…
– Стойте не шевелясь! - сказал Геннадий.
Шар покружился под потолком, спустился к столу. Задержался над картой Симоцы - карта была почти заполнена, - неторопливо двинулся к сейфу. Вел себя как обычная шаровая молния, которая может обойти комнату, покачаться над металлическими предметами и выйти в то же разбитое окно, в какое влетела. Главное в этих случаях - не шевелиться, не создавать тока воздуха, чтобы не привлечь к себе молнию.
Геннадий повтори еще раз: - Не шевелитесь!
Над сейфом шар задержался, проделывая круговые и в то же время колебательные движения. В комнате почувствовался запах горного снега, озона.
– Долго это будет? - спросил Самдар.
– Тише! - сказала Симона.
Шар продолжал колебаться над сейфом.
– Что его привлекло? - спросила шепотом Майя.
– Тише…
Шар оторвался от сейфа, поплыл к окну.
– Так-то лучше… - сказал кто-то с иронией.
Страха у людей не было - присмотрелись, Да и ни к кому из людей шар не приближался.
– Поди, поди прочь, - приговаривал Берни. - Чего тебе здесь?
Шар пересек комнату, был у окна.
– Ну вот, - сказал тот же Берни. - До свиданья.
Шар не ушел на волю. Приблизился к призме, коснулся ее верхней плоскости. Будет взрыв - шар впервые задел предмет!… Но взрыва не последовало. Призма вспыхнула изнутри, ее пронизали искры, покружились и застыли горсткой смородины или крупной рыбьей икры.
– Аккумулятор! - сказал Самдар, - Инкубатор… - поправила его Симона.
Шар еще раз коснулся поверхности, и еще горсть искр застыла в призме.
– Симона права! - сказал Геннадий.
Шар поднялся к выбитой шибке, задержался, словно прощаясь или желая что-то сказать. “Кажется, усмехнулся”, - заметит после Самдар. После - когда все станет ясным.
Сейчас все следили за молнией и хотели лишь одного: уйди.
Шар ушел, словно растворился в воздухе.
Зажегся свет.
– Пронесло! - вздохнули картографы.
Заговорили наперебой: - Что это было?
– Празднество?…
– Ничего подобного не видела в жизни, - говорила Симона. - Ничего подобного!
Наклонилась над картой.
– Ребята!… - отшатнулась, лицо ее побелело.
– Что с тобой? - кинулись к ней.
– Карта… - шепотом произнесла Симона, опустилась на стул.
Карта была другой. Названия, придуманные горам, холмам, были другими, горы вместо Алмазных назывались Тахее, холмы из Пологих превратились в Баата. То же самое с ручьями, лесом. Только река со странным названием Аунауна так и осталась - Аунауна…
– Это сделал шар?…
Люди, не дыша, сгрудились вокруг карты.
– Шар?… - спрашивала Симона.
Фаготин шагнул к сейфу, распахнул дверцы. Выхватил атлас - руки его дрожали, швырнул на стол. Все названия в картах - до единого - были изменены.
– Электронная жизнь, - сказал Геннадий. - Вот кто хозяин планеты - не мы!
Василий шумно вздохнул, Самдар повернулся к окну: - Силы небесные!…
За окном была ночь - черная и чужая. Зигзаг расколотого стекла блестел росчерком, перечеркнувшим работу и присутствие людей на планете.
– Еще!… - указала Майя на титульный лист, до которого добралась, перелистывая страницы атласа.
На первом листе осталось слово НАДЕЖДА - единственное, написанное по-русски. Исчезла только большая буква в начале слова - стояла маленькая!…
Как ни удивительны были события последнего часа, перемена буквы с заглавной на маленькую поразила всех как громом. С минуту в зале царила растерянность. Искали объяснение и не находили слов высказаться. Самдар пришел в себя раньше всех: - Что это - шанс?…
Фаготин крутил тумблеры передатчика, вызывал корабль: - “Юнона”! - повторял он. - “Юнона”!
Ребята все еще рассматривали титульный лист.
– Может быть, они хотят с нами контакта? - продолжал спрашивать Самдар.
– “Юнона”! - вызывал Геннадий.
– Слушаю! - ответил корабль. По голосу картографы узнали капитана Гулаева.
– Свертываю работы по картографии. Объявляю эвакуацию, - сказал Фаготин.
– В чем дело? - Наладилась видеосвязь, встревоженные глаза Гулаева смотрели с экрана.
Геннадий коротко доложил о происшедшем. Показал несколько карт с неведомыми названиями. Гулаев слушал, кивал головой.
Подключился к видео Виктор Серенга, показал станцию: - Призмы полны икрой. Прекращаю работы.
Капитан “Юноны” согласился с руководителями: - Меняю курс. Ждите.
Помедлил секунду. Спросил: - Как же теперь с Надеждой?
– Надежда останется, - ответил Геннадий. - Подлинная надежда на диалог с хозяевами. Нужна комиссия по контактам.