116672.fb2
Господь сидел на траве рядом с троном, выдувая облака, и любовался их причудливыми формами. А чему вы удивляетесь? Самое обычное занятие для того, кто сотворил мир и сказал: "Я доволен!"
Гавриил спланировал вниз.
– Я здесь. Господи!
Бог не обернулся.
– Знаю, что здесь, - сказал Он. - Молчит?
– Молчит, Господи!
– Не тому мы доверились, - покачал головой Бог. - Не тому, Гаврюша!
– Может, обстоятельства какие? - предположил архангел.
– Какие? - возразил Бог.
Гавриил недоуменно приподнял крылья.
Бог оставил свое занятие.
– Этот где? Все целуется?
– Спят они, Господи. Прямо под смоковницей.
– И Троица? - вздернул брови Господь.
– Троица не спит, - доложил архангел. - Троица в карты играет.
– В преферанс? - заинтересовался Бог.
– В подкидного дурака.
– И кто чаще сдает?
– Больше сдает Голубь. - Гавриил усмехнулся. - Но не унывает, птица такая, напевает все: "Не везет мне в картах, повезет в любви!"
Бог помолчал.
– Слушай, - сказал Он. - А может, мне их?… А?
– Не поможет, - рассудительно возразил архангел. - Мучениками станут. Они уже, Господи, и так на Земле по всем церквям на иконках красуются.
– Ситуация… - сказал Бог.
– Подождем, - оптимистично сказал Гавриил. - Вечность впереди!
Бог, вздыхая, забрался на трон и небрежным движением руки отправил облака на Землю.
– Скучно Мне, - сказал Он тоскливо. - Может, Мне потоп устроить?
– Воля ваша, - покорно отозвался архангел. - После Хиросимы и Нагасаки я уже вообще ничему не удивлюсь.
– Это не я, - сказал Бог. - Это оппонент устроил. Я тут ни при чем.
Он посидел, глядя вдаль, потом вслух подумал:
– Может, Я зря беспокоюсь? У Сатаны жизнь трудная, но интересная. Все-таки не в Раю живет, а на переднем крае! А, Гавриил? Что скажешь?
– А зависть? - напомнил архангел. - Из зависти на что только не пойдешь!
Бог снова тяжело вздохнул.
– Честно говоря, - сказал Он, - это я ему завидовать должен!
Строго взглянул на архангела.
– А этого гэбэшника ты все-таки поищи, - приказал Он. - Тревожно Мне. Что-то Мы с тобой пропустили, Гавриил, чего-то недосмотрели! Найди его, Гавриил!
А чего его было искать? Полковник и сам себя никогда бы не нашел такая их с Ддиннорылом тьма окружала. И в этой тьме расхаживали Титаны и Гиганты, только уворачиваться успевай, чтобы не раздавили.
Можно было бы использовать свои сверхъестественные способности, взлететь и одним броском добраться до полей Орка. Полковник так бы и поступил, не укажи ему Длиннорыл на гарпий, что сидели на голых и острых, как клыки, выступах скал. Гарпии свирепо ругались между собой, и сразу видно было, что маялись они от безделья, а потому никогда бы не пропустили двух пролетающих мимо демонов.
Пока они пробирались по равнине, Длиннорыл просветил полковника насчет Титанов и Гигантов. После рассказа черта Сергей Степанович на исполинов поглядывал с некоторым презрением. Неудачники уважения не заслуживают. Что толку в мощи, если ходишь в побежденных? В конце концов, что есть Тартар? Обыкновенная тюрьма для необыкновенных существ. И сидели в ней Титаны за обычную политику: нечего было против Зевса выступать, если уверенности и веры в победу не чувствуешь!
– Не могу я больше! - сказал Длиннорыл. - Пусть они меня задавят, но я должен отдохнуть!
– Далеко еще? - поинтересовался Двигун.
– А я откуда знаю? - удивился Длиннорыл. - Чужая территория! Я ведь здесь тоже в первый раз!
Неожиданно вокруг посветлело.
С разных сторон всходило сразу несколько лун. Великаны нестройными толпами двигались куда-то на запад. Сергей Степанович чувствовал это, хотя и не мог определить сторон света.
Устало он закрыл глаза, пристроился за камнем и сразу же уснул. Ему приснилось, что он сидит в президиуме какого-то собрания. Только что он закончил речь, и ему аплодируют. Разнобойные хлопки становились все мощнее и слаженнее, они перешли в овации, и в это время кто-то резко толкнул полковника в бок. Он возмущенно открыл глаза и услышал злой шепот Длиннорыла:
– Не храпи, гарпий приманишь!
С трудом они встали.
Никто их специально не преследовал, и луг впереди казался совершенно безопасным, но безопасность эта была мнимой. Демоны понимали, что никто их из загробного мира не выпустит, и осознание этого наполняло их сердца леденящей тоской.