- С глазами, я спрашиваю! У вас в глазах стереопленка?
- Сегодня я снимал на стереопленку происшествие на башне. На той самой башне. Ее подруга сошла с ума и бросилась вниз.
- Вы пришли чтобы пересказать вечерние новости?
- Я заметил необыкновенный психический феномен. После тринадцатого просмотра пленки в вашей голове начинают звучать слова, эти слова осмыслены и звучат из глубины черепа, но это чужие слова.
- А после четырнадцатого?
- Они продолают звучать.
- Слушай, иди в....
- Эти слова дали мне ваш адрес. Кажется, это не мало.
- У вас странный взгляд, - сказал врач. - вы колетесь? Кому вы служите? А, мне плевать. Давайте пленку. Даю не больше двухсот новых доляров, хотели больше? Не надейтесь.
* * *
Шпорт вновь и вновь просматривал пленку, вслушиваясь в звук и вылавливая детали. Он слушал и открывался. Чужое сознание входило в его разум со стороны затылка, разьедало его, входило ещё глубже, завоевывало самые глубины его естества. Там, в глубине, было полно мусора, как на чердаке, который пятьдесят лет поливался дождями, не убирался, подгнил и уже готов обвалиться. Было много самомнения, оно валялось липкими оранжевыми грудами, здесь и там. Было много знаний, тяжелых и не очень твердых, похожих на штабеля резиновых кирпичей. Ничего прочного из них не сложишь. И было много лжи, в основном лжи самому себе. И над всем этим металлическая конструкция интеллекта. Сейчас внутри Шпорта образовался хозяин, который мог управлять чужим телом как автомобилем, но этот хозяин знал не все кнопки и не помнил правил движения. Под утро Шпорт уснул и увидел первоклассный кошмар. Кошмар продолжался и тогда, когда Шпорт открыл глаза.
Все люди для него превратились в желтых шестиногих ящеров. Большинство ящеров бегали на четырех задних и использовали две передние как руки - но могли вставать и на две задние или бегать на шести. Единственным человеком оставалась Э, которую Шпорт должен был спасти.
Шпорт бежал по пустым ранним улицам к окраине. Изредка сонные ящеры выглядывали из окон, некоторые выходили на улицы - и тогда Шпорт прятался в воротах или просто в грудах мусора. За городом желтые ящеры пасли коз, а один из них даже что-то крикнул Шпорту и погнался за ним, мощно виляя задом, но не догнал.
Охрана городка пропустила Шпорта по удостоверению. Хозяин, управлявший им изнутри, заставил казаться его спокойным и правильно отвечать на вопросы. После разговора с ящерами Шпорт был уже полумертв и только чужая воля, толкашая его изнутри, заставила добраться до нужного коридора и выпустить пациентку.
Он вывез её в своей машине и там же, в машине, с ним случился сердечный приступ. Существо, сидящее внутри него, заставило Э уйти, потом отключило сознание Шпорта, прочистило коронарные сосуды и запрограммировало врача на двенадцатичасовой сон. Он должен был проснуться здоровым и помолодевшим. Но час спустя машину со спящим Шпортом растреляют с вертолета и ранний взрыв разбудит маленький город: эхо заголосит над дубовым лесом, толстые старухи перевернутся с левого бока на правый и станут похрапывать дальше.
* * *
Начиналось одно из таких утр, за которые можно любить даже самую распроклятую жизнь. Воздух пах крепко заваренным оптимизмом и даже светился, хотя солнечные лучи ещё не коснулись шпиля. Часовой колокол ударил семь раз и на карнизах повисли звонкие сосульки тишины. Привратник вышел, чтобы помочиться на тротуар и увидел фигуру в больничном халате, которая шла прямо по вертикальной стене башни. "Тю-тю", - сказал он и занялся неотложным делом. Закончив, он подумал, что призрак, оказывается, совсем не дурак и тоже любит развлечься с девочками.
Э не имела денег, чтобы заплатить за билет. Пришлось заставить её пройти по стене. Она вошла в окно четвертого этажа и дальше поднималась по лестнице. Сейчас она выглядела иначе, чем три месяца назад. Эмбрион уже созрел.
- Я подумала, - сказала она, - я согласна. Пусть эта тварь родится из меня и сожрет весь этот мир с его обязательным лечением, хирургами и больницами, с начальниками, сидящими друг на друге, как клоп на клопе, с помойными ведрами, липкими друзьями и палками в колесах. Я не от мира сего. Я хочу его разрушить. Я хочу его разорвать на части, чтобы кровь текла ручьями. Или твое дитя не сможет разрушить этот мир? Этот твой ункуб?
- Сможет.
- Он очень страшен? Я спрашиваю о внешности.
- Он невидим.
- Что, правда? Тогда какой в этом смысл? Никакого.
- Ошибаешься. Я объясню тебе смысл. Большинство людей живут как надувные роботы. Шествие пустых душ - как слепых мышек, которые идут цепочкой и держат друг друга за хвостики, - шествие пустых поколений. Как товарняки бесконечной длины, которые перевозят только пустые контейнеры и контейнеры с мусором.
Но появляется человек, на миллиарды людей один, внутри которого растет ункуб. И если ункуб рождаеся, меняется все. Это дух неспокойствия. Люди больше не пишут великих книг, не изобретают новых машин и теорий, не ставят рекордов, не сходят с ума от любви, не радуются бурям, снегопадам и ливням. Ты изменишь это. Ты вернешь ункуба людям.
- Город дымится как пепелище, - сказала Э, - розовые столбы дыма в голубом воздухе. Мое сердце тикает как часовая бомба. Почему ты не изнасиловал первую попавшуюся?
- Ункуб зарождается только от взаимной любви.
- Ты хочешь сказать, что я тебя люблю? - удивилась она.
- Да. Иначе бы ничего не случилось.
Она задумалась, отвернулась и подошла к перилам.
Сейчас она начнет стекленеть и становиться прозрачной. Голова далеко запрокинется.
Через все тело пойдет трещина и из неё с шумом вырвется нечто; нечто облаком поднимется над башней, закручивалось в вихрь, в смерч, начнет дрожать земля и толстые старухи перевернутся с правого бока на левый, чтобы похрапывать дальше, но проснутся окончательно от запаха гари, от вибрации стекол, от топота и криков за окном. Одинаковые дома будут одинаково валиться друг на друга, взорвутся конторы, учреждения, заведения, приемные, офисы, казармы, детские комбинаты, залы заседаний, футбольные поля и военные поселения. Обломки будут носится в воздухе, сталкиваться, крошиться и падая, прилипать друг к другу, образуя неведомую людям архитектуру, где нет серого цвета и двух одинаковых зданий, где все звучит и смеется, и это будет столь необычно и столь страшно, что...
- Мы встретимся с тобой и увидим друг друга, - сказал призрак, - до того, как ты окончательно растаешь. Несколько минут мы будем вместе и будем счастливы.
Будет бал во дворце привидений. Туда пропускают бесплатно. Я возьму тебя за руку, будут гореть свечи и будет играть музыка. Потоки полусгивших душ будут струиться за стенами дворца, лопаться и распадаться в ничто. Великая перемена будет идти в мире материи, но она не будет слышна, как не слышен океанский шторм с километровой глубины. У нас хватит времени ровно на один вальс - сразу затем ты начнешь растворяться. Во время танца мы успеем сказать друг другу несколько слов. Мне бы хотелось, чтобы это были стоящие слова, но я не знаю придут ли они. Ведь все состоит из слов, слово было в начале, и слово будет в конце. И все, что протянуто между началом и концом, зависит от того, какое это слово.
- Ни за что, - сказала Э. - Ты воспользовался моим телом, а теперь заявляешь, что я должна умереть за тебя? Я бы ещё согласилась родить монстра, даже если это больно - но всем назло, чтобы отомстить этим тварям, чтобы со мной считались, чтобы мной пугали детей, чтоб меня пригласили в каждое шоу. Но умереть за просто так? И вообще, ты отстал от жизни. В наше время любовь это действие, а не чувство.
Когда она повернулась, чтобы уйти, внутри неё уже ничего не было. Она спустилась в холл, где лысый привратник преградил ей дорогу и потребовал денег за выход. Она отдалась ему и получила удовольствие. После этого она прожила долгую равномерную жизнь и до самой старости вспоминала, как чуть было не погибла ради одного бесплатного вальса. А может быть, она и права.
ПОСЕЩЕНИЕ БОЛЬНИЦЫ
Двадцать шесть лет назад во втором родильном доме города Х... женщина по имени Светлана родила двойню. Она не сообщила, кто был отцом детей. Родственников женщина по имени Светлана не имела. Оба ребенка родились уродами. Один из них скончался на шестой день, зато второй казался вполне здоровым. Его уродство было заметно только тогда, когда он кричал, смеялся или сосал грудь. В его рту был змеиный язык.
Врачи не нашли никаких других отклонений, но сказали, что операция противопоказана из-за черной пигментации языка. Любая пластическая операция или удаление могли вызвать рак. Женщина по имени Светлана пятнадцать лет воспитывала ребенка, а потом умерла. Еще два года Вадим прожил в детском доме. За эти два года он научился в совершенстве играть в карты. У него оказался врожденный талант к картам. В детдоме все жили весело и дружно. Почти у каждого была какая-нибудь неприятная болезнь, но никто не вспоминал об этом. Вадим привык почти не открывать рта во время разговора и держать язык оттянутым назад. Еще он научился говорить гораздо лучше и правильней большинства других людей. Врач, наблюдавший его, сказал, что это реакция гиперкомпенсации: каждый, мол, чтобы скрыть недостаток, создает на его месте избыточное достоинство.
Вадим учился в обычной школе. Вначале его не любили за привычку говорить сквозь зубы, но потом стали уважать, потому что он не прощал обидчикам. Иногда он защищал слабых, а иногда начинал издеваться над друзьями просто от скуки. Еще он был очень умен - женщина по имени Светлана заставляла раньше его читать по книжке в день - тоже реакция гиперком пенсации, потому что сама Светлана была почти неграмотна. Змеиный язык был небольшим и лет до двадцати почти не мешал. С ним можно было даже целоваться, не разжимая зубов. Правда, чтобы держать его всегда скрытым, требовалась постоянная волевая сосредоточенность, особенно во время еды. Во время еды Вадим становился таким напряженным, что это иногда замечали, но не могли понять причины и вскоре забывали. Еще труднее было пить - пить Вадим мог только в одиночестве или отвернувшись от всех; однажды он чуть было не сорвался на одной из школьных вечеринок (Юля ахнула, взглянув на его рот, но Вадим убедил её, что ей просто показалось). С тех пор он стал жить, по мнению друзей неинтересно: он не ходил на вечеринки и совсем не пил спиртного. Последнее обяснялось просто: он не смел потерять над собой контроль.
Однажды случилась страшная вещь - прнинудительная медкомиссия из военкомата. Вадим подкупил товарища, чтобы тот обследовал свои зубы вместо него, но махинация была раскрыта. Вадиму пришлось открыть рот (в кабинете было ещё трое товарищей, ждавших очереди) и дантист чуть было не выронил свое орудие пытки. Потом все заглянули и убедились, что язык действительно змеиный. После этого случая Вадим перешел в другую школу, но позор болел в его сердце как колючка. Он чувствовал, что ещё одного такого случая не переживет. Не просто фраза, которая ни к чему не обязывает: "я этого не переживу" - он в самом деле чувствовал, что в нем надорвалась важная жизненная жила.
- Так не целуются, - сказала женщина, - так целуются только дети. Нужно хотя бы немного открывать рот. Так намного приятнее. Давай я поцелую тебя по-настящему.
- Нет, - ответил Вадим.
- А я хочу.
- Нет.
Ее взгляд погас.
Они стояли одни в пустом зале, танцевавшие уже разошлись, в комнатке первого этажа дежурный включил музыку, плакавшую о Елисейских Полях. Коридоры искажали звук и ему казалось, что музыка плачет так, как можно плакать лишь о потерянном рае.
- Не нужно меня провожать, - сказала женщина и замолчала, ожидая ответа.
Вадим спокойно смотрел на нее, угадывая какую паузу она сможет выдержать.