"Бог никогда не живет в изваяниях, особенно в тех, что специально строились для него", - эту надпись нашли на одной из бонтуанских прик времен великого раскола. Какой из сторон принадлежало авторство этой фразы, догадаться несложно. "Посредники столь глупы, что никогда бы до этого не додумались", - утверждали поздние бонтуанцы, а посредники отмалчивались, потому что осквернение чужих святынь считали промеж себя вопиющим безобразием. На примере этой недостойной выходки можно было бы сформулировать первый принцип посредника как такового: никогда не прикасайся к чужой святыне - оставь возможность иллюзии каждому, кто в ней нуждается. Великий раскол обычно называют великим Аритаборским расколом. Такой всеобъемлющей неприязни, которую первые бонтуанцы испытывали к первым посредникам, история Ареала еще не знала, и вряд ли хотела бы знать. Современники утверждали, что если б ту неприязнь возможно было бы выразить в силе и придать ей направление, пожалуй, она снесла бы на своем пути средних размеров галактику. Аритаборское диво просуществовало около шестидесяти тысяч лет, с тех времен, когда город стали заметать пески и его жители признали себя побежденными стихией. В одной из точек, которые можно было считать силовым полюсом планеты, древние мастера соорудили непроницаемый для песка шатер и установили приемник, который улавливал звуки всех тридцати шести голосников и преобразовывал резонансы колебаний в максимально различимые звуки. С годами обитатели Аритабора научились понимать и интерпретировать их, затем подражать. Эти наборы сигналов постепенно сливались с их родным языком, а звуковой ретранслятор совершенствовался в своих диапазонах. В конце концов, с помощью вибрационных установок и еще Бог знает каких световых и звуковых хитростей, был доведен почти до совершенства. Мастера, работавшие с транслятором, не изобретая велосипеда, рассчитали его конструкцию с модели слухоречевого аппарата живого биологического существа и никто не удивился тому, что приемник получился абсолютно антропоморфен, с физиологическими ритмами естественного организма. "Все, что мы способны достигнуть совершенством своего интеллекта, природа уже подарила нам, говорил один из мастеров дива, - все наши прочие попытки есть исследования пустых тупиков". Статуя слушала небо, поднимая вверх ладони огромных рук, слушала недра планеты, стоя на камнях босыми ногами и говорила, соблюдая правила живой артикуляции. "Обитатели Аритабора - великие мастера обмана, - утверждали наблюдатели, - ни одному разумному существу не доступна столь ювелирно-точная работа". "Конечно, - отвечали им здешние обитатели, именно поэтому точной ювелирной работой занимается природа, мы всего лишь не мешаем ей это делать. Это знак ремесла - умение доверять своим рукам; это знак творчества - умение рук доверять материалу, с которым они работают". По правде сказать, секрет Аритаборского дива так и остался секретом. При жизни статуя производила впечатление совершенно особенное, мало похожее на свой биологический прототип. В шатер невозможно было зайти, она мерцала матовым светом, вибрировала, металась, будто бешеный зверь, или дни напролет неподвижно лежала навзничь, но за пределы контура природной энергетической точки планеты не выходила никогда. Много раз безумную статую пытались выманить из этого замкнутого круга, но, подойдя к краю, она вытягивала руки вперед, ее глаза наполнялись звериным ужасом, а крики достигали самых дальних окраин города: "Никого нет! Нет! Здесь нет ничего и никого!" В те времена Аритабор стал для молодого Ареала чем-то вроде объекта паломничества по местам вселенских чудес. Впрочем, для кого-то оно осталось таковым по сей день. Для жителей же Аритабора это славное место было всего лишь воплощением безумствующей на поверхности планеты песчаной стихии. На протяжении шестидесяти тысяч лет это воплощение обрастало различными околофилософскими домыслами, соответствовавшими умалишенному облику статуи. Один такой домысел традиционно бонтуанский: природа в сути слепа и безумна, она настолько самодостаточна, что не имеет возможности контролировать цепную реакцию своего развития. Разумная цивилизация безумием окончиться не должна. Мы должны вернуться, чтобы начать сначала, чтобы перестать слепо подчиняться ее канонам, которые, по аналогии с прототипом, никогда не позволят нам выйти за пределы заповедного Естества. Все прочие домыслы, содержащиеся в хрониках, со временем, претерпевали значительные отклонения от первоначального смысла, в особенности те, что к разряду бонтуанских не относились. Собственно, бонтуанская школа как таковая зародилась и выросла под сводами Аритаборской прики: мы увидели апогей своего Естества, и пока он завораживает умы, нам не видать апогея своих истинных возможностей, - говорили они. Но любителей праздно пофилософствовать в прике хватало и без них, в особенности тех, кому не давали покоя приемы древних мастеров, способных интуитивно манипулировать Естеством. В основном это были отшельники Ареала, которых даже близко не следовало подпускать к подобным достопримечательностям. В тот роковой день в прике их было порядка двадцати одного существа. Каждому из них в свое время не слишком повезло: одни страдали болезнями, другие горьким опытом бытия, третьи патологическим отчаянием, бросающим их в те самые интеллектуальные тупики, которые благополучно миновали мастеров Аритабора. У каждого имелась своя вполне достоверная история, описанная в поздних бонтуанских источниках. (Нами был упомянут лишь Мольх-первопосредник, на прочих описаниях следует пока что экономить силы. Тем более, что гарантированно систематизировать их невозможно из-за несоответствия имен: по хронике их можно насчитать не меньше миллиона. Каждый из действующих лиц обладал непомерным количеством имен, сообразно своему кругу общения. Древние аритаборцы имели манеру присваивать друг другу имена, а не спрашивать при знакомстве. Это, с их точки зрения, выглядело более логично в плане определения личности. Им уже в те времена было наплевать на труды хроникеров.)
Однако вернемся к роковому дню, который, по легенде, положил начало великому расколу. Одному из бонтуанствующих безумцев, некоему Тарох-о-Бруму (опять же, в разных хрониках - разные имена) пришла в голову идея прогрессивная до ереси, которую он тут же взялся пропагандировать... Тарох-о-Брум был здоров, силен и отнюдь не глуп, но слишком падок на мировоззренческие идеалы в духе этических утопий. И оперировал исключительно биполярными категориями, которые первопосредники старались не употреблять вообще. К примеру: добро - зло, свет - тень, жизнь смерть, правда - ложь, удовольствие - страдание. Посредники считали подобные категории школярскими штампами, скорее отупляющими, чем развивающими, мертвыми для любого искусства, бессодержательными для любого мировосприятия. Однако Тарох-о-Брум объявил их чистейшей первоосновой и заявил, что все несчастья, приносимые стихией природы, и страдания, приносимые стихией бытия, происходят лишь оттого, что существу, наделенному разумом Естества, не дано распутать этого кома так же, как не дано воспринимать света без тени, жизни без смерти и удовольствия без страдания. Уж если древние мастера Аритабора сумели построить теорию "чистого света", не дающего теней (в физическом смысле этого слова), то, почему бы не предположить существования чистой истины, и не стать новым поколением аритаборских мастеров (в философском, миропостроенческом смысле). Ортодоксы-посредники не нашли в этой идее ничего, кроме очередной утопии во самоуспокоение, и попытались объяснить вдохновенному Тарох-о-Бруму суть природного равновесия: то, куда девается тень от "чистого света", и то, чего может стоить "несуществующая" тень тому, кто ослеплен сомнительной теорией. Но попытки вылились в отчаянные дебаты, длившиеся много дней и ночей и закончившиеся беспрецедентной выходкой Тарох-о-Брума. Двадцать свидетелей было тому, как, разгоряченный полемикой Брум, раскроил статую надвое, и Аритабор содрогнулся от адского грохота. Вспышка огня, вырвавшегося под купол прики, превратила воздух в плазму, а сбежавшиеся на шум горожане обнаружили на месте происшествия двадцать одного ослепленного очевидца. Как Тарох-о-Бруму удалось это совершить - до сих пор существует двадцать одно различное мнение, плюс множество домыслов и догадок совершенно разнородных по сути. Самое здравое из них заключалось в том, что Бруму удалось нащупать точку дисгармонии и достать ее звуковой волной нужного диапазона. Современники терялись в догадках: "точка дисгармонии" в философии аритаборских мудрецов считалась одной из самых загадочных категорий, неуловимой, как "абсолютная истина", вечным движущим противовесом гармонии бытия. Может, Брум знал о ней больше мудрецов? А может, он сам являлся "точкой дисгармонии"? Как бы то ни было, двадцать хулиганствующих бонтуанцев были в тот же день, согласно легенде, изгнаны из Аритабора. Та же участь в дальнейшем постигла всех бонтуанских последователей.
Хроники 4-й Книги свидетельствуют о том, что со временем, окрепшие в своей "ереси" бонтуанцы, выразили Аритабору претензии на половину статуи якобы исторически и теоретически им причитающуюся. Но ортодоксы запретили нарушать свой новообразовавшийся мемориал, заявив, что он должен остаться в том виде, который есть и ни "исторически", ни "теоретически" разбазариванию не подлежит. Бонтуанцы же проявили настойчивость и добились возможности организованной миссией осмотреть результаты хулиганских деяний одного из своих "основателей цивилизации". - Если вам удастся определить, - заявили посредники, - которая из двух половин теоретически ваша - так и быть, забирайте. Но бонтуанцы, протоптавшись несколько дней в прике, так и не определились в своей теории: ни та, ни другая из половин не отвечала образу сложившихся веками легенд. Легенды оказались дороже, а нетронутый мемориал так и остался историей Аритабора.
Глава 11
Фрей представить себе не мог, какая необходимость заставила его погнаться за этим субъектом. Все от дремучего суеверия и ожиданий, одурманивающе действующих на психику под раскаленным светилом Аритабора. За стеклянным куполом появилась фигура трехметрового длинноволосого горбуна в белых покрывалах и, поманив его рукой, двинулась в пески. Фрей подскочил к стеклу, но воздух за куполом начинал мутнеть и все, что он успел увидеть белую руку горбуна, приглашающую его следовать за собой. Фрей, закутавшись по уши в пескозащитную ткань, выбрался из-под купола, кинулся за ним наугад и вскоре увидел метрах в тридцати впереди себя его горбатую спину и накрытую капюшоном голову. До бури у него была в запасе пара часов. "Что ему надо? Куда он меня ведет?" - Думал Фрей, вглядываясь в удаляющийся белый силуэт, маячащий как пламя свечи в тяжелом, насыщенном пылью воздухе. Но горбун шел вперед, их ноги вязли в песке, и каждый следующий шаг давался трудней предыдущего. Через четверть часа пути купол платформы поглотил песчаный туман, и Фрей лишился последнего ориентира. Сколько они прошли, пока он почувствовал, что дальше идти не в состоянии?.. С каждым шагом ноги по колено уходили в песок все глубже. Фрей остановился, когда понял, что на обратную дорогу может не хватить сил. Горбун опять поманил его. - Ничего не получится, - прокричал Фрей и пока отплевывался от песка, набившегося ему в рот, почувствовал, что проваливается вниз. Стоять на месте было рискованно. С испугу, он попытался выкарабкаться на поверхность - да не тут-то было. Чем энергичнее он барахтался, тем быстрее тонул. Он уже схватился за манжет, как вдруг вспомнил, что оставил его на платформе вместе с одеждой. В Аритаборе было для него жарковато, но не до такой степени, чтобы носить термозащиту, и он предпочитал загорать, а также доверять местным КМ-технологиям и всем разумным существам без разбору. При этом никак не предполагал, что трехметровые горбуны могут оказаться подлыми обманщиками. "Что за помутнение на меня нашло? - cокрушался Фрей. - Сколько раз Суф повторял мне, как первую заповедь: "КМ-манжет должен быть при тебе всегда, что бы ни произошло, даже там, где ты в полной безопасности. Ты можешь раздеться догола, снять с себя кожу, сдать на хранение свои внутренности, даже если от тебя останется полскелета - манжет должен висеть на кости!" И я, идиот, не шевельнув извилиной, ринулся в этот песчаный ад! Зачем? За кем? Ради чего? И не пришло ли время попрощаться, Суф! Ты был мне, черт возьми, лучшим другом! Прощай, Ксар! Али!" - Али!!! - закричал он изо всех сил. - Потрясающе целительное звукосочетание. Али!!! - повторил он еще раз и затих. С какой-то стороны эхо обязательно должно вернуться. - Али!!! Голосники башен гудели глухо и равномерно, будто одновременно со всех сторон. Чуть усилится ветер - начнется настоящий бой колоколов. Тогда ошибиться в направлении будет невозможно, но как бы не оказалось поздно. Эти бури способны в считанные секунды тебя втереть в недра планеты или, в лучшем случае, вдребезги разбить о перекрытие платформы. - Али!!! - Фрей уловил справа от себя едва заметное "шевеление" звука, похожее на застрявшее в лабиринте эхо; выбросил на поверхность свое покрывало и исполнил истинную пляску смерти, чтобы залезть на него. "Ну, уж нет! - думал он. - Столько пережить и так нелепо погибнуть! Это не для меня, чертов горбун, предложи это кому-нибудь другом. Меня ты так просто не получишь. Даже не надейся, что я захочу легко умереть!" Очень скоро Фрей утратил чувство времени и пространства. Он несколько раз погружался в песок с головой и все, что связывало его с жизнью, - одна мертвая хватка, которой он держался за распластанное на поверхности покрывало. Оно раздувалось от ветра и тянуло вверх как спасательный круг. Но Фрею казалось, что его барахтанья напоминают попытки плавать в свинцовых латах, которые, кроме того что не гнутся, с невероятной силой тянут его ко дну. Он не чувствовал ничего. Мышцы были словно заморожены, он не мог и приблизительно определить, сколько времени ему осталось до начала настоящих приключений, когда вместо умения "плавать" скорее понадобится способность планировать и тормозить. Может, час, может, минута. Его критическое состояние организма сбило внутренние часы, и лишь после последнего решающего рывка, когда ему удалось ухватиться за самую середину своего спасательного круга, он понял, что шансы есть: голосники еще гудят, это у него в ушах барабанный бой вперемешку с песком, время есть! Он еще раз изо всех сил подтянулся, шлепнулся на поверхность покрывала, и воздух моментально засвистел из всех щелей. "Черт с ним, решил Матлин, - на нем даже в сдутом состоянии засасывает медленнее, чем без него". - Али!!! - Фрей поднял голову, и взору его предстало удивительное зрелище: совсем близко, в полутора метрах от его вытянутой руки, прямо по курсу, стоял тот самый горбун, утопая в песке по колено. - Наконец-то, - прошипел Фрей и сделал отчаянный рывок в его сторону, чтоб ухватиться за подол. Ему было все равно, кто это, и можно ли хвататься за это руками. Он знал: если только ему удастся вцепиться в это белое чучело - он готов будет пройти с ним в обнимку все круги ада. Но горбун дернулся, закинул руки за спину. Из его горба вырвались в стороны огромные белоснежные крылья и завибрировали, издавая упругий шелест. Один хлопок крыльев и существо, вырвавшись из песка, взмыло вверх и стремительно понеслось, простирая вперед свои огромные руки, будто клюв диковинной птицы. - Господи... Иисусе, - пробормотал Фрей, выбираясь из-под обрушившейся на него песчаной волны. - Стой! Вернись! но вой голосников усилился и Фрей, как одержимый, устремился на звук. По-пластунски растянувшись на покрывале, проделывая одному лишь инстинкту понятные телодвижения, похожие не то на лягушачьи, не то на змеиные, перекатываясь и извиваясь. Выбиваясь из сил, он делал остановки, чтобы вытянуть утопающее в песке покрывало, задрать вверх его "киль", покрепче вцепиться в этот "киль" зубами и по возможности более аэродинамично разместить свое бесчувственное тело по курсу. "Если только я в верном направлении, - рассуждал он, - фигу ты меня получишь, белокрылый... - за "белокрылым" следовала череда нелитературных эпитетов, которая прибавляла ему бодрость духа. - Главное - успеть до бури... До бури бы успеть. Если энергично ползти - непременно успею! Подбадривал он себя и полз, полз, полз... До последнего момента не представляя, какое расстояние отделяет его от дрейфующей платформы. Он еще несколько раз повторил свое магическое эхо "Али" и оно, едва различимое, больше похожее на галлюцинацию, возвращалось к нему все быстрей и быстрей. Но, когда ветер усилился, покрывало обернулось вокруг него саваном, а телодвижения стали напоминать брачный танец болотной гадюки, завернутой в целлофан, прямо над ним с оглушительным громом ударили голосники. Он треснулся лбом обо что-то жесткое и сквозь искры всех оттенков радуги разглядел подъем купола, распластался на нем голым телом и потерял сознание.
Глава 12
- ... самым умным среди них был Баю, который никогда не отвечал на вопросы. Когда его спрашивали, он молчал и лишь изредка говорил "не знаю", "не могу сказать", "это выразить невозможно", - рассказывал незнакомый низкий голос, едва справляясь с артикуляцией, будто разговаривал первый раз в жизни. - Что ж ему было делать? - спрашивал другой незнакомый голос, похожий на женский. - Снова учиться разговаривать? - Ни в коем случае, - отвечал первый, - его молчание многого стоило... - Говорить для него - все равно, что сойти с ума, - вмешался третий голос. - Не надо столь буквально... - возразил первый. - Не надо. Тем более что никто из нас не может себе представить, что творится в голове Баю. Он был самым способным из нас даже тогда, когда умел говорить. - А Фрей? Кажется, он начинает с того, чем должен был кончить? - Фрей просто красив, - заметил женский голос. - Ты находишь? - Я нахожу его очень красивым. "Убийственная женская логика", - подумал Фрей. Он чувствовал, что говорящие находятся где-то поблизости и ему самое время пошевелиться, чтобы дать им понять, что он, между прочим, еще не совсем сдох, чтобы позволить обсуждать свои физические достоинства в своем же присутствии. Голоса умолкли, и мягкие шаги направились в его сторону. - Посмотрим-ка, что происходит, - сказал первый голос, зависая прямо над его лицом, - очухался! - Красавец! - подтвердил женский голос, и Фрей, прежде чем открыть глаза, уже нафантазировал себе прелестную синеглазую инопланетянку, которая непременно влюбится в него по уши и, возможно, он согласится с ней разделить некоторые счастливые минуты личной жизни, которые полагались ему по природе и в которых он вынужден был себе отказывать, в силу сложившихся обстоятельств. Но красивых инопланетянок Фрей еще не встречал. Более того, он не встречал инопланетянок как таковых и был уверен, что за пределами его планеты ничего ни женского, ни эстетически привлекательного вообще водиться не может. Вот и теперь над ним склонялось лысое белокожее существо с красновато альбиносьими глазами. Не было сомнений, что именно оно обладало глубоким женственным голосом, так возбудившим его воображение. - Ты зачем за дуном погнался, балда? - Чем дун тебя приманил? - уточнил четвертый, незнакомый ранее голос. - Я видел ангела, - ответил Фрей и снова закрыл глаза. Раис развел руками столпившихся вокруг него существ и положил Фрею на грудь весь набор его навигаторских манжет. - Это был дун, - подтвердил он, - такое случается с непривычки, особенно перед началом бури. Однако никому еще не приходило в голову бегать за ними по пескам. - Этот ангел хотел погубить меня. - Это нормальный дун, который не может хотеть кого-либо погубить. Хотя бы потому, что ему банально на все наплевать. Фрей приподнялся со своего ложа, которое больше напоминало гроб-раскладушку, и огляделся. Их было семеро вместе с Раисом, чудно одетых гуманоидов, скорее всего, принадлежащих к одной и той же расе. Они рассаживались вокруг на мягком полу и с нескрываемым интересом его разглядывали. - Как ты думаешь, кто они? - спросил Раис. - Ты говорил: "Покажите мне, наконец, хоть одного бонтуанца"? Вот, гляди. Может, тебя заинтересует, о чем болтают между собой эти юные особи? Их язык понятен. Как ты думаешь, обратился он к женщине, - чему вы можете научить Фрея? Только учти, его мозги работают не всегда. При виде дуна они отдыхают. Женщина приблизилась к Фрею и провела рукой по его волосам примерно так, как гладят по голове большую и ласковую собаку. - Тебе с ним придется тяжело, Расс, он станет самым чудовищным, неблагодарным учеником, который будет усложнять простое и упрощать сложное. Тебе придется потратить много сил, чтобы спихнуть его с пьедестала стереотипов. Если хочешь, чтоб он тебе доверял, помоги ему найти друга. - Ни за что, - улыбнулся Раис, - сейчас он будет на меня слишком зол, чтобы принимать помощь. - А ты сделай подарок, - женщина еще раз запустила пальцы в лохматую шевелюру Фрея и слегка растерялась. - Никогда не думала, что земляне красивы. - Это уже не совсем землянин. Если не ошибаюсь, его как следует обработали перед Акрусом. Матлин от ярости заскрипел зубами. "Кто тебя тянул за твой подлый длинный язык!" - Действительно, - согласилась женщина, - он весь кипит от ярости. Скрытый темперамент - это именно то, что нужно. Спасибо, Расс, ты умеешь подбирать компанию. - Ладно, эстетствуй. Только недолго. Он мне сегодня нужен. - Раис удалился, а Фрей был за руку приведен в общий круг и усажен на пол рядом с эстетствующей бонтуанкой. - Можно я дам тебе имя, - шепнул он ей на ухо. Женщина растерялась еще больше. - Если хочешь... - Анна. Я хочу называть тебя Анной. - Но почему? - Не знаю, но очень хочу. Бонтуанцы пропустили по кругу сильный телепатический импульс, который задел даже Фрея, но смысла ему уловить все же не удалось. "Чуть-чуть бы помедленнее, - казалось ему, - и я почти их человек". Он подвинулся ближе к середине круга, чтоб выйти из их "кольца" и не трясти головой после каждого импульса - так следовало поступать каждому существу, оказавшемуся в среде телепатов, чтобы избежать перенапряжения психики и заставить собеседников переключиться на понятный ему язык. Двое из них в совершенстве владели артикуляцией. Один - кое-как, двое остальных предпочитали отмалчиваться, но представились все. За исключением Анны, которая деликатно промолчала... - Ты хотел нас о чем-то спросить? Пока мы здесь - ты имеешь на это право, - начал Юзеп, бывший некогда "первым голосом". - Если только вы мне позволите начать с наивных вопросов, - засомневался Фрей, но понял, что ничего особенно изощренного эти молодые особи от него и не ждут. - Кто вы? Бонтуанцы это религия? - Нет, - ответила Анна. - Бонтуанские влияния в фактуре иногда имеют формы религий - вопрос не так уж наивен. - Что вы можете сказать о бонтуанских влияниях на Земле? - Это будет зависеть от твоих отношений с Землей, - вступил в разговор "третий голос", Грют. - Почему? Моя осведомленность может иметь дурное влияние на цивилизацию? - С чего ты взял, что влияние будет дурным? - Из некоторой исторической аналогии с Акрусом. - Есть такая аналогия. Но речь идет не о цивилизации, а о тебе. Не думаю, что один умалишенный провидец способен внести смуту в естественный ход событий. - Если один и тот же исторический процесс, - вмешался "четвертый голос" Бегара, - начинает повторяться, то не за тем, чтобы окончиться столь же нелепо. Скорее наоборот. Ты мало изучал аналогии развития - это особый логический ряд, структура слишком зависимая от каждой мелочи внутри себя и сказать однозначно, к чему это развитие приведет, невозможно. - Тебе известно, что произошло в Акрусе? - Это известно всем. - Ты скажешь мне? Бонтуанцы опять пропустили по кругу импульс, и Фрей инстинктивно откинулся назад, чтоб уловить его, на случай, если они решат не говорить... - Скажу. Они спровоцировали опасный процесс... почти астрофизический. Это не редкий случай в системах, аналогичных Акрусу, - малейшая дисгармония развития уничтожает все. Они попались на второй ступени, на так называемой, "системной балансировке" - один из селекционных барьеров. - Как это выглядело? - Первая цивилизация Акруса существовала в естественной планетарной системе - это живой организм, обладающий инстинктом самосохранения. Или тебя интересует, каким образом "закатилось солнце" последнего акрусианина? - Меня интересует, зачем надо было повторять на Земле аналогичную историческую программу? - Нет, - махнул рукой Юзеп, - мы говорим о разных вещах. Бонтуанские влияния на Земле и в Акрусе не так существенны, как кажется. То, что ты называешь "исторической программой", заложить невозможно. Я мог бы назвать еще несколько схожих программ, но не стал бы проводить столь категоричных аналогий. Тем более что влияния, как таковые, здесь ни при чем. - Однако влияние "древесников" более чем очевидно. - Ах, "древесники"! - Юзеп совсем по-человечески хлопнул в ладоши. - Если б только они... - Вы представляете себе "библейский сюжет"? - Да, от подобных "сюжетов" никто, ни в какой момент не застрахован. Там что ни остров в океане - то свой сюжет. Какой-то из них должен был стать доминирующим. Влияния "древесников" никто не отрицает. Но пойми, никто не ставил задачу привязать человечество к строгим канонам. Речь идет лишь о морально-этической основе, способной защитить конкретную цивилизацию от самой себя, помочь ей выжить. Вы приняли основу, но все, что наложилось на нее потом, - это уже ваше творчество. И чем дальше, тем больше оно ваше. - Вы всегда уверены, что фактура нуждается в таких влияниях? - Только в случае, если "гуманные" существа вынуждены подчиняться "антигуманным" законам выживания, губительным для развития интеллекта. Бонтуанцы ставили цель защитить, прежде всего, интеллект. Все их влияние это гибкая граница между сознанием и инстинктом. - Хорошо, - согласился Фрей, - а бонтуанская манера закрывать фактуру, это тоже способ защиты? - Это всего лишь ответственность. Закрывается не фактура, а доступ к ней извне. - Тогда, если можно, подробнее о методах защиты "древесников".
Бонтуанцы вернулись на некоторое время в свой телепатический тайм-аут, видимо, собираясь с мыслью или, проникаясь манерой восприятия Фрея, которая казалась им слишком непоследовательной. Пока Бегар не догадался указать на его манжет: - Что это у тебя? - КМ-персоналка, будто не знаешь? - Это защита. Самая мощная и надежная защита Ареала. Не так ли? - Пожалуй, так. - Ты чуть не простился с жизнью, оставив ее однажды. - Не спорю. - Но в планетарной фактуре опасности не меньше. Как ты считаешь, имеют ли там право на защиту? И если да, то что бы это могло быть? - Думаю, хорошая дубина. - Вот мы и сделали первый шаг назад в гуманитарном прогрессе. - Ну да! Ты имеешь в виду иллюзию защиты. - Именно. По крайней мере, уходя в пески, тебе не придет в голову оставить свои иллюзии под куполом платформы. - С одними иллюзиями меня бы вряд ли понесло в пески... - Ты не прав. То, что ты называешь "религией" - защита очень надежная. А истинная вера - это то, что посредники называют "инстинктом истины", который выведет из любых зыбучих песков. - Я выбирался без веры... - ...в Бога, но с верой в то, что это не самый достойный для тебя конец. Ну, чем не иллюзия? Какая разница, что именно открыло в тебе спасительную интуицию? - Истиноверам не всегда везет. - Это всего лишь издержки физиологии "истиноверства", - уточнила Анна. - Если это наука, то бонтуанцы, несомненно, в ней преуспели? - Но, Фрей, это элементарные вещи, которые признают даже посредники. - Ладно, а в чем, по-вашему, заключается защита посредника? - В БКМ-манжете, - съехидничал Бегар. - Нет, конечно, - возразил ему Юзеп, - они считают, что не нуждаются в ней вообще. - Они мазохисты или одержимые? - Ничего похожего ни на то, ни на другое. Они приспособились воспринимать все, как есть. - Они, - уточнила Анна, - обладают способностью приспособить себя к любым обстоятельствам. Это рискованная способность, но на то они и посредники. - Они имели влияния на Земле? - Они ни на кого не влияют. Говорят, на посредника проще наступить, не заметив, чем разобраться, что это такое. Это так. - Нет уж, - возмутилась Анна, - вспомни их "религию Богов" и вспомни, во что это обошлось бонтуанцам! Некоторое время они спорили между собой. Многие реплики Фрей абсолютно не понимал, и чем дальше заходило его непонимание, тем осмысленнее становилось выражение лица: "Определенно, - рассуждал он про себя, - Баю был самым способным из них. Но где он, этот Баю? И когда мне будет оказана честь, предстать перед его драгоценным молчанием?" В конце концов, его собеседники пришли к единому, доступному для фактуриала мнению: посредники - необычная раса, в них сама природа заложила уникальное свойство игнорировать все, даже собственные неприятности. - Но почему "посредники"? Между кем и кем? - Это долгая история. Пожалуй, между всем, что имеет противоречия. Это основа их мировоззрения. - А вы? - А ты готов мириться со всем, что происходит вокруг тебя? К примеру, с тем, что никогда больше не увидишь своего друга? - Если имеется в виду Суф - ни за что! Я не могу ему позволить такой роскоши! - Значит, с посредниками тебе будет непросто. Считай, что первый тест не прошел. - У вас тоже существует школа? - Ты хорошо себе представляешь, что есть Ареал? Здесь все давно уже выросло из каких бы то ни было школ, а посредники и подавно. Цивилизации, как единого целого, фактически не существует. Впрочем, все это тебе еще предстоит узнать. Разве что Расс иногда развлекает себя тем, что коллекционирует парадоксы Ареала. Для тебя это, может быть, школа, но все может оказаться сложнее. - В смысле?.. - Ты и Ареал - между вами никакого связующего звена не предусмотрено. Одни сплошные противоречия. Так почему бы не рискнуть? - Я с самого начала не сомневался, что он авантюрист. Но не слишком ли мелкая авантюра? - На этот счет будь спокоен. Расс умеет извлечь для себя пользу из любой мелочи, а уж из тебя - подавно.
Глава 13
- Надеюсь, общение было содержательным? - осведомился Раис. - Даже не знаю, - ответил Фрей, - что ты называешь содержательным общением? - Все, что идет на пользу, как тот синяк, что ты набил о фундамент платформы. Фрей ощупал свой лоб. От шишки осталась лишь небольшая припухлость. "А вдруг без этого фонаря Анна перестанет считать меня красивым?" - с ужасом подумал он и погнал эти мысли прочь. - Анна говорила, что тебе ничего не стоит найти Суфа? - Искать пропавшего навигатора? Что может быть естественнее? Кому же пропадать, если не им? Раис накинул жилет, оснащенный набором инженерных приспособлений, которые вполне могли заменить полетную амуницию. - Мы отправляемся путешествовать? - удивился Фрей. - Поднимемся на орбиту к машинам. Собственно, я могу обойтись без них, но это избавит тебя от лишних вопросов.
То, что Раис обозвал "машинами", оказалось огромной навигаторской базой. Летательные аппараты таких размеров Фрей видел только в изображении и даже представить себе не мог, что когда-нибудь доведется побывать внутри. Здесь все было ему непривычно, необычно, слишком необитаемо: просторные пустующие залы, оформленные под архитектуру Аритабора. По ним можно было прогуливаться как по городскому парку. Такой же величины отсек был отведен под связь, которая на болфе Суфа со всеми "прибамбасами" занимала место одного градуса поворота диска внутреннего отсека. "Или это очень древнее оборудование, - думал Фрей, - или корабль имеет очень странное назначение". Во всяком случае, из уроков Суфа он помнил четко: с таким типом кораблей на перегонки лучше не летать. В этой летучей платформе можно было прожить человеческую жизнь и не успеть обойти все внутреннее пространство, если не заниматься этим каждый день по несколько часов. Кто знает, чем может быть напичкан этот "монстр Вселенной"? - Это бонтуанская платформа, инженерно-смотровой отсек, - объяснил Раис притихшему от удивления Фрею, - думаю, они не станут возражать, если мы воспользуемся ею, пока они галдят внизу. Они считают, что споры ведут к истине, - Раис поднес к носу Фрея розовую полусферу, наполненную прозрачной киселеобразной жидкостью, - по мне так спор ни к чему, кроме драки, привести не может. С любым оппонентом можно согласиться. Другое дело, допустят ли это твои амбиции? Опусти сюда любой предмет, принадлежавший твоему приятелю или побывавший у него в руках. Чем мельче тем лучше. Фрей оторвал светоиндикаторный колпачок от наконечника пальца перчатки и бросил в "кисель". А Раис, накрыв емкость второй полусферой, взболтал его. - Они не понимают, что споры не столь полезны для истины, сколь вредны для здоровья. Бездельники! Скоро я их выгоню и запрещу здесь появляться, сказав это, Раис выплеснул содержимое сферы на смотровую площадку, возвышающуюся над поверхностью пола. Фрей лишь успел отскочить, чтоб не забрызгать колени. - Да-а! - протянул Раис и с интересом обошел вокруг лужи. - Кажется, мы немного насвинячили? Или здесь так принято? - Да-а! - повторил Раис, а лужа тем временем окончательно растеклась и оформилась в экзотическую плоскостную композицию, слегка напоминающую кривой колючий огурец. - Взгляни-ка сюда. Тебе это ничего не напоминает? Фрей добросовестно изучил "огурец" по всему контуру, но не припомнил... - Ладно, идем по порядку: накрой площадку панорамой, очерти фигуру и задай поиск зоны с похожими очертаниями. Фрей послушно встал за компьютер и очень скоро обнаружил, что зона не то что с похожими, а с очень похожими очертаниями действительно существует. - А что здесь? - он указал лучом на влипший в массу колпачок. - Ему что-нибудь соответствует? Раис, не сдвинувшись с места, запустил панораму на увеличение этого участка зоны и поиск в "сквозной линии" колпачка всего, что может иметь отношение к цивилизации. Фрей и до этого не раз наблюдал, как машины управляются телепатически - это часто проделывал Ксарес, стоя за его спиной и, наблюдая, как бесится его подопечный от осознания того, что самое ничтожное проявление компьютера дает стократную фору его фактурному интеллекту. Фрей долго не мог понять, что общается вовсе не с компьютером и то, что "машинный интеллект" в Ареале тема сложная и гораздо более серьезная, чем может объяснить ему занимательная инженерная биофизика. Однако телепатические манипуляции на машине его всегда восхищали. Сам же он не умел это делать даже с помощью речи. Вернее сказать, его речь совершенно для этого не годилась. Но, как ни верти, общаться с компьютером было жизненно необходимо и, оказавшись в ЦИФе, первое, что он сделал, это расчертил сенсорную панель под особую решетку, которая давала ему возможность простым движением пальца задавать около полутора тысяч команд. Эту систему он сплагиировал с "логического алфавита" одной из цивилизаций и день ото дня упорно адаптировал ее под компьютерную клавиатуру вместо того, чтоб развивать в себе способность обходиться без нее. Исчерпав свой творческий потенциал, он закодировал схему панели на манжет, чтобы в любой дурацкой ситуации воспользоваться ею как универсальным ключом входа. Пользовался он ею до сих пор, к великому своему позору. - Это действительно пустяки, - объяснял Раис, - примитивные основы идентифологии: как ни плюнь - на что-нибудь это, так или иначе, будет похоже. Но если в этом участке действительно что-то есть, считай, что твой навигатор попался. - Это же магия, колдовство... - Чистейшая логика. Я могу доказать тебе каждую деталь опыта, начиная с химического состава формы. - На основе химии? - На основе любой науки. Выбери сам, какая тебе более доступна. На панораме всплыла разверстка сектора. Раис задал очередную серию увеличений и внимательно всмотрелся в схему. - Несколько испытательных пространств, старые навигаторские полигоны и техархив. - Как это на него похоже! - обрадовался Фрей. - Потрясающе! Это именно его среда обитания! - он запросил связь с техархивом и передал свое, выстраданное бессонными ночами, послание: "Суф! Берегись. Сейчас я доберусь до тебя". - Ты уверен, - переспросил Раис, - что именно так стоит обращаться к пропавшим навигаторам? - Именно так с ним стоит обращаться! Только так и никаким другим образом!
Ответ пришел незамедлительно и срубил под корень последнюю надежду Фрея: "Техархив (такой-то...) на запрос отвечает. Здесь нет никакого Суфа, никогда не было, и быть не может. Архив законсервирован. Это все. Счастливого полета".
Глава 14
По прибытии в ЦИФ, Матлин, прямо в технопарке нарвался на Ксареса. - Встречаешь кого-то? Ксарес исполнил утвердительный жест. - Помочь? Ксарес исполнил отрицательный жест. - Ты сегодня не разговариваешь или случилось что?.. - Случилось. - С Суфом? - испугался Матлин. - А с кем же еще? - вскипел Ксарес. - С кем еще может случиться, если не с ним! Вон он, прячется в твоей берлоге... - Господи, наконец-то! Что произошло, Ксар? Бонтуанцы? - Да катитесь вы оба со своими бонтуанцами... Других проблем у меня нет? Он разразился длинным прочувствованным монологом, из которого Матлин так ничего и не понял, но терпеливо выслушал до конца все, что думает его шеф о бонтуанцах и их пресловутой фактуре. Поразительно, но за те несколько лет, что Матлин имел удовольствие быть с ним знакомым, это мнение кардинальных изменений не претерпело. Возможно, оно дополнилось бы новыми специфическими оттенками, но Ксара позвали и Матлин, со всех ног, устремился к себе в особняк.
Суф сидел на столе в гостиной и болтал ногами. Если б не болтание ногами, его вполне можно было принять за спящего гуманоида. Матлин пинком открыл дверь настежь, надеясь, что хотя бы резкий звук приведет навигатора в чувство. - Ну что! - закричал он. - Спрятался? Я тебе сейчас такое расскажу упадешь со стола! - Ты лучше успокойся, - ответил Суф, - потому что я тебе сейчас тоже кое-что расскажу. - Бонтуанцы прижали? Уже знаю. Что им надо? - Сам их спроси. Я же делал все очень аккуратно. Нигде не засветился. - Расскажи все толком и по порядку, что произошло? - попросил Матлин, усаживаясь рядом с ним. - Не знаю, что произошло. Понятия не имею, как они меня вычислили. Сообщили, что "сейчас доберутся", а за что - не уточнили. - Ты был в техархиве учебки... Черт меня возьми! - Это старый бонтуанский архив - вот уж не думал, что он закрытый. Но естественно! Там же вся их внутренняя навигация по фактурным зонам. Знаешь, с какой базы я получил запрос? Такая подойдет - от меня и галлюцинации не останется. У Матлина начались припадки истерического хохота. - Вот уж как смешно! Ой, как смешно, - злился на него Суф. - Постой, а ты, засранец, откуда знаешь, что я был в том архиве? - Ой, Суф, - простонал Матлин, сползая под стол от хохота, - как же ты купился так дешево? Сам же учил: если тебя преследуют, первым делом спроси "зачем?". Ты смылся раньше, чем успел подумать... - Потому что я, в отличие от тебя, способен смыться! И еще потому, что мне хорошо известны мои заслуги перед бонтуанцами... "Зачем" - я и без них догадаюсь. Да прекрати ты ржать, наконец! Матлин, умирая от хохота, пополз в компьютерную и дал запрос на ту самую бонтуанскую базу, висящую на орбите Аритабора. - Фрей? - перед ним появилось изображение Анны. - Что-то произошло? - Аннушка, милая, пожалуйста, найди Раиса, скажи ему, что все в порядке. Все было сделано по высшему классу. Это я кретин! - И все? - удивилась Анна. - Боюсь, Фрей, что в этом нет необходимости. То, что у него все в порядке, а ты - кретин, всему Аритабору уже известно. Может, ты хочешь сообщить ему что-то еще? - Да, да, - успел выдавить из себя Матлин, но от смеха не смог удержать свою физиономию в контуре панорамы.
Глава 15
Суф, по инерции испуга, сутки не вылезал из особняка. Даже позволил себя эксплуатировать на покраске стен; а заодно, по той же инерции, хорошо покаялся на предмет содержимого своих грузовых контейнеров, вывезенных с Акруса и с Земли. Но если земное добро было доставлено в сохранности, то зона Акруса дала совершенно неожиданные мутации, с которыми безуспешно боролись бионики ЦИФа, и у Ксара в лаборатории выросли совсем не характерные для Акруса растения, к которым он не допустил никого. Естественно, новое оборудование корабля Суф припрятал надежно. Так надежно, что предпочел даже не затрагивать этой темы. Во всем же остальном он являл собой вполне добропорядочное, образцовое существо Ареала. Даже модернизировал модель земного пульверизатора краски, добавив ему мощности и, сделав форму струи регулируемой одним пальцем. Причем сделал это совершенно между делом, не отвлекаясь от своих текущих житейских проблем. - Ничего, Суф, скоро опять пойдем на Землю, - утешал его Матлин, - оттуда ты уже все вывез - можно расслабиться и никого не бояться. Только завернем по дороге на Кальту. - Хорошенькое дело, "завернем"! Это совершенно другое направление и режим полета. Ее еще поймать надо. - Хочешь, чтоб я попросил об этом Али? - Ты в своем уме? С мадистой на Кальту? - Почему бы не сделать шестирукому сюрприз. - Я бы на твоем месте ни тому, ни другому на глаза не показывался.
Идея слетать на Кальту и в самом деле оказалась неудачной. Кальты просто не существовало. Как Суф ни пытался вычислить ее координаты - результат обескураживал. "Уж не Али-Латин ли здесь побывал до нас", - мучился Матлин и немедленно прогонял эти мысли. Каково же было его облегчение, когда Кальта нашлась. Правда, фрагментами и в координатах, совершенно для нее абсурдных. На вопрос, что бы это могло означать, Суф ответил сосредоточенным молчанием, а Ксарес, пришедший на это взглянуть, искренне удивился: "На естественный процесс непохоже. Пока зона еще открыта - надо лететь. Вполне возможно, что все они уцелели".
Обломки Кальты сохранили движение, но оно заметно уступало былой стремительности. Болф проник в систему и попытался нащупать внутреннюю связь. Связь была - это свидетельствовало о том, что какие-то разумные существа здесь действительно могли остаться, но ни одно из них не желало поприветствовать гостей и гости были вынуждены следовать по старой схеме, хранившейся в архиве корабля, сопоставляя ее с фрагментами "полураспада" на постоянно работающей панораме пилотской. Но планету шестирукого даже навигационные системы корабля узнали не сразу. Скорее, чутье подсказало, что когда-то на этом месте находился конечный пункт их маршрута, а теперь вращается рыжее пылевое облако, притягивая к себе частицы всего, что пролетает мимо: от мелких метеоритных новообразований, до оказавшихся вблизи инопланетных космических кораблей с крайне обескураженными астронавтами. - Уходим отсюда, - решил Суф, - внутри этой штуки нам делать нечего. Они отправились по старому курсу обратно до конца зоны, взад-вперед, вниз-вверх, прощупывая малейшие признаки жизни в сетях местной связи, пока не уловили стойкий сигнал, посланный точно на борт корабля: "Немедленно удалитесь из зоны и ожидайте связи". Из зоны они вылетели раньше, чем успели испугаться или подумать, стоила ли опасность такой паники. Послание, несомненно, отправлял шестирукий и, если ему в этом катаклизме удалось уцелеть, - риск прогуляться по развалинам не столь уж велик. Эти десятикратные меры предосторожности мадистологов все равно, кроме них, самих никто не понимал. Шестирукий убедительно просил их отойти от зоны, зависнуть в устойчивом режиме и не пилотировать, что бы ни случилось. Через некоторое время он запросил одношаговый БКМ-вход на борт, с которым еще долго химичил, прежде чем предстать перед гостями во всей своей трехметровой красе. - С тех пор, - признался шестирукий, - как я упустил вас из виду, больше не надеялся на встречу. С этого момента и впредь зона для вас будет закрыта. Внутри стало опасно, особенно тем, кто не уверен, что в катастрофе повинны лишь естественные процессы природы. - Кто же повинен в катастрофе? - робко спросил Матлин, заранее готовясь приносить глубокие извинения, но только в обмен на такие же извинения шестирукого: никто не давал ему права навешивать ретранслятор на живого фактуриала, даже если он входит в сферу его интересов. Но шестирукое существо вряд ли было рассчитано на угрызения совести. - Те неприятности, что доставили мне вы, здесь происходят постоянно, я перестал обращать на них внимание: прервалась трансляция, обнулился информационный блок - это обычная работа. Теперь вы понимаете, почему я не веду переговоров по сетям Ареала и ограничиваю местную связь. Однако вы дали мне нечто большее, чем бытовая хроника планетарной фактуры... - Вот как! Тогда позвольте спросить, каково ваше впечатление об этой фактуре? - перебил его Матлин, рискуя поставить шестирукого в чудовищно неловкое положение. Для всякого разумного существа подобные вопросы должны представлять собой трудноразрешимую этическую головоломку в том случае, разумеется, если спросивший заслуживает хоть сколько-нибудь уважения. Но, каково же было разочарование Матлина, когда он понял, что шестирукие существа не рассчитаны и на решение этических головоломок. Из всего богатого арсенала Языка Ареала для характеристики его родного и горячо любимого человечества шестирукий выбрал всего два яркоописательных звуковыражения, от которых Матлин присел, лишился дара философского восприятия мира и ни за что никогда не решился бы воспроизвести их в приличном обществе. Даже в самом откровенном варианте его жизнеописаний на этом месте стояли два жирных прочерка. - Вы совершенно напрасно, - продолжал шестирукий, - подозревали новорожденного человека. К сожалению, я не имел возможности предостеречь... Что же касается мадисты, которую вы действительно наблюдали, - он сделал выразительный жест в сторону Суфа, - не найдется ли на этом корабле хороший экран, изолированный от внешних каналов связи? Суф раздвинул дисковый пласт, отделяющий пилотский отсек от "дублера", и извлек из его недр круглую площадку, дающую особо чувствительную проекцию внешней панорамы. Кроме дотошных фактурологов, ею вряд ли кто-нибудь пользовался, да еще, разве что, любители исследовать мутнеющие копии Фидриса... Панорама площадки сама слегка помутнела - это обычно бывает перед воспроизведением изображения на плоскости. - Вам хорошо видно? - поинтересовался шестирукий. Матлин ни черта не увидел и полез за очками, которые однажды, под ответственность Суфа, уже примерял. Только с их помощью он разглядел едва заметное пятно со слабо очерченным контуром, пульсирующее от малейшего колебания воздуха. Пятно переливалось разноцветными вспышками, которые концентрическими окружностями расходились в стороны. - Что это значит? - Вашей фактуре, должно быть, известно о спектральном анализе звезд, к которым приблизиться невозможно. Это единственный след, который может оставить после себя мадиста. Он также индивидуален, как узор роговицы или генетический код, с той лишь разницей, что не принадлежит своему владельцу - это всего лишь эффект на тест-индикаторе, который получается только от его прямого контакта с транслятором. По этому следу я могу рассказать о нем кое-что, если вы по-прежнему намерены от него избавиться, - Матлин нерешительно кивнул, - хоть я и не вижу серьезных оснований для беспокойства. Это не самый роковой вариант, который мне приходилось наблюдать. Считайте, что вам повезло: в мадистологии это называется "побочным проявлением мадисты". Оно циклично и малоустойчиво. Если вам удастся погасить его нынешний цикл - считайте, что отвязались от него надолго. - Насколько? - На вашу жизнь хватит. И на три поколения ваших потомков, как минимум. - Мадиста передается по наследству? - Безусловно. Поэтому наследников вам лучше не иметь. Цикл же мадисты можно погасить лишь в его естественной среде. Что это за среда - вопрос деликатный. В том случае, если он продолжает "играть" в вашей фактуре и не имеет никаких инородных воплощений - можно попробовать использовать Землю в качестве такой среды. Разумеется, вам придется заманить его в естественную фактуру, никакие ЦИФовские суррогаты для этой цели не подойдут. - Но он сам просил меня об этом, - удивился Матлин, - собственно, я здесь именно для того, чтоб узнать, насколько это рискованно для Земли?
Шестирукий повел себя странно. То ли он растерялся, неожиданно для себя, то ли вдруг понял, что наговорил лишнего. В любом случае, Матлин наблюдал его в подобном состоянии впервые и не на шутку перепугался. Даже Суф, который предпочитал никакого участия в разговоре не принимать, подозрительно притих. - Если так, - боюсь, что выбора нет. А если нет выбора, то риск значения не имеет, - изрек шестирукий. - Никогда не слышал о влиянии мадисты в живых фактурах. Это явление привязывается в основном к инфосетям, к архивам, замкнутым на ЕИП, к, некоторого рода, гуманитарным парадоксам, и реже всего к конкретному существу. Вряд ли что-либо угрожает цивилизации. Если уж кому и достанется - то в первую очередь вам... - Каким образом? - Может получиться, что на Земле вы распрощаетесь с ним навсегда - это его внутренний процесс, внутренняя причинность, и никого, кроме него самого, это не касается, но в человеческом облике он держится только вашим биополем. Ваше биополе способно его удерживать на расстоянии равном максимальному диаметру планеты вашей фактуры - это заставляет его следовать за вами повсюду. Это заставляет его держаться вашей компании во время путешествия на Землю. В противном случае, у него не получится столь натурально передать человеческий облик. Воспользуйтесь этим в критической ситуации на Земле: один КМ-шаг больше планетарного диаметра и его "человеческая деятельность" будет парализована, либо он опять последует за вами. Опасность будет очевидна лишь в том случае, если он решит "выйти из игры": ему придется забрать с собой все, что способно хранить о нем память. Ваш экземпляр не столь последователен, чтоб сделать из вас "раздвоение призрака", но если количество "белых пятен" вашей памяти перевалит критическую отметку - эта манипуляция повлечет за собой невосполнимое расстройство психики. И не рассчитывайте, что он оставит вам в наследство Язык Ареала. Если это действительно его заслуга - вам придется все начинать сначала. Поэтому риск надо постараться свести до минимума. До такого минимума, чтобы ему вообще не пришлось манипулировать с памятью ни с вашей, ни с чьей-либо еще. Проблема в том, что вам предстоит много времени проводить вместе. Прежде всего, придется овладеть искусством взаимного контроля, и отнестись к этому серьезно. Заставьте себя воспринимать его как равного себе человека, ни в коем случае не пытайтесь устраивать с ним интеллектуальные соревнования и не позволяйте этого делать никому. Живите чувствами, импульсами, не пытайтесь логически анализировать ситуации и ни в коем случае не просите его стать вашим ангелом-хранителем - это убережет его от преждевременного "выхода из игры". - Но что именно его может тянуть на Землю? - Возможно, его неустойчивость. Возможно, он чувствует ваше подсознательное отторжение и попытается найти другой способ привязаться к вам. Не исключено, что он сам решил покончить с нынешним циклом. Точный ответ на этот вопрос может дать лишь он сам. Все это станет ясно по возвращении, если он позволит вам вернуться. Может так случиться, что нет. Может случиться, что вы до конца жизни так и не узнаете, закончил ли он цикл. Я предупреждал вас с самого начала - это явление непредсказуемо, шестирукий собрал с площадки "пятно мадисты" и повернул "радар" своей маски в направлении панорамы, на которой все еще носились изуродованные обломки Кальты. Суф деликатно поменял панораму на схему работы первого попавшегося параметра корабля, но шестирукий еще долго не отводил "взгляда" от этого места, будто маска продолжала транслировать ему ту же трагическую картину. - Могу я быть чем-нибудь вам полезен? - поинтересовался Матлин. - Что вы имеете в виду? - не понял шестирукий. - В том случае, если вернусь, разумеется... - Вы имеете в виду работу на опытных стендах? Категорически нет. Мы не проводим опытов непосредственно с контактерами. Это чрезвычайно опасно. - Вас не заинтересуют даже мои наблюдения? - Проживите нормальную жизнь, Матлин, - вот и все, что я могу посоветовать. Если вы всерьез думаете о работе мадистолога - готовьте себя как минимум к семи поколениям мутации, не раньше... Иначе первый же опыт закончится для вас трагически. Вы наблюдаете лишь проявление мадисты - это не дает оснований начинать строить карьеру. Что же касается подлинного опыта - пусть хранят вас от него все ваши бонтуанские заступники.
УЧЕБНИК ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ НИМ и конец классической лотереи (основы идентифологии).
Если когда-нибудь, ни приведи Бог, зачатки науки идентифологии появятся на Земле (до чего я, к счастью, не доживу) - это будет очередная лженаука после генетики и кибернетики, но в масштабах гораздо более разрушительных. Да, невооруженным глазом можно разглядеть циклические закономерности, четкие взаимосвязи, несомненные соответствия во многих, казалось бы, совершенно разнородных процессах. Но как можно всерьез считать их моделирование методом научного поиска? Термин же "наука" в Ареале понятие гораздо более универсальное, чем на Земле. Скорее, он соответствует нашему пониманию искусства. Общепризнан и не вызывает сомнения тот факт, что идентифология (иногда ее называют моделированием) является заслугой посредников. Впрочем, как и некоторые другие науки-искусства, впоследствии нашедшие себе применение в Ареале. Нельзя сказать, что, кроме посредников, ею никто не занимался, но все же корни растут из Аритабора. Может быть, это следует называть историей науки, может, ее теоретическим фундаментом, но идентифология в своем классическом варианте начинается именно с "посреднических" мировоззренческих первооснов: на фактурных этапах многих цивилизаций наблюдаются попытки спонтанного моделирования сложных процессов на элементарных вещах. Наиболее удачные из них со временем проявились в науках типа теория вероятности, да, Господи, то же естествознание, в конце концов, со своими физическими опытами на упрощенных моделях. А наименее удачные - напрочь лишались научного смысла и оставались забавным развлечением. В нашем варианте это все цвета магии, гадания, предсказания и прочая чертовщина, которая, по вполне понятным соображениям, противна научной этике. Не берусь сказать конкретно о Земле, но вероятность попадания в истину на "кофейной гуще" от чего-то всегда оказывалась чуть-чуть выше, чем должна быть статистически. Вот это самое "чуть-чуть" и не давало покоя потенциальным соискателям гармонии на развалинах абсурда. Да, фактор природной связи фактуры с Е-инфополем; фактор везения, личности, обладающей особым чутьем; некоторая "гуминомность" ментальной оболочки, окружающей любую планету-фактуру, - ее воздействие иногда преподносит сюрпризы. Все это понятно, но все-таки, с учетом всего вышеперечисленного и многого не перечисленного вообще, этот несчастный процент, как ни верти, оказывается чуть-чуть выше, чем должен быть. Идентифология же появилась как наука, поставившая перед собой трудновыполнимую задачу довести этот процент до максимально возможного и логически доказуемого абсолюта. Первым серьезным шагом на этом пути стало творчество чокнутого математика, известного Ареалу под именем НИМ (абревиатура). От этого имени взяла начало "сизифова наука" Ареала, нимология, применимая в любых отраслях, скорее даже нимомания, - на самом деле она мало отличается от проявления психического расстройства. Сейчас объясню ее суть, а также то, в чем заключается интеллектуальный прорыв НИМа. Прежде всего, НИМ на корню покончил с любым проявлением лотереи как таковой. Это ему удалось при помощи элементарного моделирования той самой лотереи на не совсем понятных мне вещах. Но, предположим, это были обычные игральные кости, - суть дела от этого не убудет, - которые падали на поверхность одной из шести граней, указывая определенное число от одного до шести. Это число говорило о стартовом положении кости в пространстве, траектории, силе толчка и силе гравитации, о массе, наклоне плоскостей, закругленности углов кубика и так далее, и тому подобное. Все это жесточайшим образом просчитывалось, вымерялось, допускалось, отклонялось. Предметы меняли форму, массу, менялась гравитация, не говоря уже о полной хаотичности траекторий - из всего этого требовалось вывести универсальные формулы, позволяющие точно определять показания любого "лототрона" на любой фазе его работы. Боюсь, страницы не хватит перечислить одни только фундаментальные науки, задействованные для выведения этих формул. НИМ положил на эту идею всю сознательную жизнь, точнее, всю безумную часть своей сознательной жизни, использованною с невероятной самоотдачей. Формул получилось несколько: одна универсальная и полтора десятка частных. Процент вероятности этих расчетов был уже далеко не "чуть-чуть", а в ряде случаев "о-го-го". По крайней мере, на нашей примитивной рулетке вполне можно было сделать себе состояние с наименьшими потерями и наибольшим удовольствием. Если, конечно, вас не выставят из казино, заподозрив в мошенничестве. Однако заслуга НИМа заключалась вовсе не в этих дурацких формулах. Если б не он, их непременно вывел бы кто-то другой с гораздо меньшими усилиями. Это именно тот случай, когда усилия оказались полезнее, чем конечный результат. Дело в том, что, погрузившись в свои исследования и, день ото дня, по несколько тысяч раз прокручивая одну и ту же "рулетку", НИМ заметил за собой неожиданную особенность - способность интуитивно предсказывать результат: сначала за доли секунды до выпадения "шара", затем с того момента, как "включен лототрон", а затем и того больше, до того, как в этот "лототрон" заложили "шары". С какого-то момента исследования пошли за интуицией и выявили некую скрытую способность мозга к подсознательному сверхскоростному анализу ситуации, назовем ее АПС-фактором НИМа. АПС-фактор, в свою очередь, демонстрировал специфические закономерности действия: чем меньше НИМ анализировал ситуацию в фундаментальных расчетах - тем реже он ошибался в своих интуитивных предвидениях. Из этого, на первый взгляд, абсурда он сделал достаточно серьезный вывод о разбалансировке работы мозга и органов чувств. Информация, поступающая в мозг через органы чувств, предназначена для поверхностного созерцания внешнего мира, которое оказывается настолько сильным, что парализует его способности к внутреннему, тонкому восприятию. Но чем более монотонной и бессознательной становится работа тела - тем больше она высвобождает мозг для деятельности, никак не связанной с существованием этого тела в пространстве... Иначе говоря, содержимое черепной коробки призвано в первую очередь контролировать координацию движений, отличать длину от высоты, холодное от горячего, большой кусок пирога от маленького - словом, контролировать все, что обеспечивает полный порядок для организма-носителя, покуда он в этом порядке нуждается. Его способность анализировать тонкие субстанции, такие как состояние магнитного поля, химический состав вещества, баллистику предметов и т.д., запрятаны так глубоко и развиты так слабо, что проще жить, если вовсе о них не подозреваешь. Тем более что никому не понятно, зачем человеку нужен такой подарок природы, если он практически не применим. В крайнем случае, его успешно заменяют приборы. НИМ же категорически возражал против такого подхода и утверждал, что этот подарок заложен природой на будущее, просто цивилизация для него еще не созрела и не понимает, что никакие приборы (вторичного искусства), даже самые совершенные, не заменят Естества самого совершенного прибора мироздания. Отвлекаясь немножко от темы, скажу, что АПС-фактор как доминирующая линия развития фактуры - явление крайне редкое, но в истории Ареала известно несколько таких случаев, возникших в "чистой природе". В фактурологии это явление называется "чистой линией" и любые гуманитарно-технические отклонения рассматриваются уже относительно нее. Что же касается "отклонившихся" цивилизаций - рано или поздно АПС-фактором переболела каждая из них. У каждой был АПС-тренинг на свой манер: одни развивали в себе эту способность искусственным путем; другие, освобождаясь от необходимости "грубого восприятия", превращались в жизненно беспомощных существ и уже не способны были выйти из этого состояния. На какой-то ступени развития АПС-фактор был признан критическим барьером и до сей поры является одним из факторов, определяющих "селекционный прорыв", который безопасно миновать способна лишь "чистая линия" фактуры. Это своеобразная развилка развития: одно направление кидается в эмпирические исследования грубой структуры окружающего мира, рискуя подорвать естественную физиологическую основу цивилизации; другое направление идет путем АПС-аналитики, и рискует быть раздавленным той самой, упущенной из вида физической структурой. Но не в этом суть. Суть в том, что АПС-фактор дает способность интуитивно анализировать ситуацию всегда и во всем. Сложность заключается лишь в извлечении результата анализа - а это уже искусство, которым надо овладеть. Именно это искусство по устойчивому мнению, сложившемуся в Ареале, дало возможность посредникам выжить как цивилизации. Именно это искусство НИМ добросовестно пытался разложить по математическим полочкам. Это было похоже на то, как пользователь компьютера, по опыту своего пользования, пытается понять, что у машины внутри и как это все взаимодействует. Но это уже относится к биоинженерии НИМа, которая не относится к принципиальным научным прорывам и вряд ли нуждается в детальном описании. Главное, что благодаря ему, один из трех китов идентифологии всплыл на поверхность. Остальных двух: логические фигуры и теорию отражения мы попытаемся вытащить в двух последующих фрагментах "Учебника".
Глава 16
Под окном московской квартиры Матлина лопнул последний неоновый фонарь, и фиолетовая дуга осветила следы на потолке, оставленные при первом посещении Суфа. Несколько минут Матлин лежал неподвижно, прислушиваясь к тишине, которую нарушало лишь его бешеное сердцебиение. - Вот и все, - прошептал он, - кажется, долетался, - и, сорвав с дивана темное покрывало, принялся тщательно законопачивать им окно. Даже если в квартире в его отсутствие происходило паломничество уфологов, - это казалось ему сущей ерундой и ничего не значащей мелочью в сравнении с теми неприятностями, которые только предстоят. Как это могло произойти с ними, предусмотревшими все на свете, кроме совершенно ничтожной ерунды... При проходе защитно-пограничного экрана, контролирующего сектор "наша-Галактики" болф завис. Обнулились все каналы, содержащие информацию, архивы и прочие достижения цивилизации, без которых сдвинуться с места возможно было лишь на ощупь. Но как только Суф схватился за управление и попытался "вручную" вытолкнуть болф за контур экрана - корабль потерял свойство маневра и предупредил своих пассажиров о том, что находиться внутри небезопасно. - Этого не может быть! - негодовал Суф. - Я много раз проходил экран! Ничего подобного не было. Потерпевший аварию экипаж отошел на Перре вглубь галактики. - Что-то здесь не то, - уверял Суф, Али испуганными глазами смотрел на все происходящее, а Матлин очень подозрительно смотрел на Али. - Не трогай его, - вступился Суф, - он нам еще пригодится. Он наш последний шанс. Связи с болфом не было никакой, лишь через сутки Суфу удалось запустить на борт сигнал и прощупать ситуацию на вшивость. Не меньше часа Матлин, затаив дыхание, наблюдал за этими манипуляциями. С этого часа и началось его лихорадочное сердцебиение, которое продолжалось до сих пор, несмотря на выпитый флакон прошлогодней валерьянки. Каким-то образом Суфу все-таки удалось запустить перезагрузку корабля с Перры. Эта процедура требовала месяца ожиданий. - Если машину не заберут, - пообещал Суф, - скоро пойдем обратно. Если заберут... не скоро пойдем. Потому что я пока еще не знаю, каким образом. А теперь наберитесь терпения, Перра своим ходом по старому маршруту дойдет до Земли только через неделю. Если наш старый маршрут уничтожен - лет за сорок. Эта неделя показалась Матлину столетием. Не укрепил бы он в ЦИФе свой немощный организм, ему вряд ли удалось бы дотянуть до Земли живым.
- Все в порядке, я жду вас. Суф и Али внимательно осмотрели квартиру и уселись на диване напротив Матлина. - Ты-то чего разнервничался? - недоумевал Суф. - Чувствуй себя как дома! - Если ты будешь запрещать мне экспериментировать, я на всю жизнь останусь летучим багажом. - Нет. - Позволь мне выйти на связь с бонтуанцами! - Ни за что. Это наш предпоследний шанс. Еще не время. - Что тебе важнее, в конце концов, вернуть корабль или сохранить свое дурацкое инкогнито. - И то, и другое, и еще много чего... Я же сказал, нет. Али, наблюдая за их полемикой, украдкой улыбался, но как только Матлин пытался его в чем-либо заподозрить, сразу поднимал руки вверх: - Я-то здесь ни при чем. А вот ты унаследуешь от своего учителя главный недостаток - проходить пограничные экраны самым идиотским способом из всех возможных. Матлин долго и недоверчиво косился на Али, подносил кулак к его носу и опять недоверчиво косился. - Смотри у меня... - от этого Али улыбался еще шире. - Суф, лишь бы удалось перезагрузить болф. Честное слово, все будет в порядке. Суф неодобрительно сморщился и хлопнул себя ладонью по груди, где у древних навигаторов располагался щит связи с кораблем. Жест этот до сих пор сохранил весьма конкретное значение: если ладонь легла на голую грудь, можешь не рассчитывать вернуться на свою летучую посуду. А если ты при этом оказался на чужой планете, можешь не рассчитывать отсюда выбраться вообще. - Черт с ним, с болфом, лучше б ты мне объяснил, отчего это произошло. Я миллион раз пробивал эти экраны навылет. Все было в порядке. Ну... не то, чтобы совсем в порядке... Но не до такой же степени! "Бедняга Суф, - думал Матлин, - как раз в его планы никак не входило застрять здесь... Кто знает, на сколько дней затянется эта "тюрьма", но даже при самом благоприятном стечении обстоятельств держать в квартире существо, которое даже в павильоне ЦИФа с трудом выдерживало сутки"... от этой мысли ему окончательно подурнело.
Али уснул поперек дивана, замотавшись в два пледа, и Матлин не стал его тормошить: если эта штука спит - есть надежда, что во Вселенной все спокойно и будить его незачем. - Ложись и постарайся заснуть, - сказал он Суфу и вытащил из тумбочки теплое одеяло. - Я не могу спать так, как ты. - Спи, как умеешь. Они устроились на полу на матрасах, но ни заснуть, ни расслабиться ни у одного из них не получилось. - Одежду я тебе, предположим, подберу, - рассуждал Матлин, - но надо бы еще парик... - Фу, - прошипел Суф, - какая гадость. - Надо чем-то уши прикрыть. Глаза еще, куда ни шло, но с носом и с ушами придется что-то делать. А пальцы! - Матлин вытащил из-под одеяла руку. Сравни с моими. Сразу видно, что ты гуманоид. Суф утробно заурчал. Этим свойством обладали многие гуманоиды его типа, но пользовались крайне редко. Урчание создавало вибрацию организма, которая успокаивает нервную систему; а так как их нервную систему можно на арфу натягивать, урчание могло свидетельствовать лишь о том, что все происходящее вокруг - это уже чересчур... ни в какие ворота. - Хорошо, не рычи. Не хочешь - не надо. Сообразим тебе шапочку, курточку. Думаю, размер 56-й подойдет. Научим тебя ходить вразвалочку по бульвару. Ну и... еще чему-нибудь научим. - Короче! - подорвался Суф. - Я на Перру, а ты здесь соображай... Сообразишь - скажешь, - он подскочил и решительной походкой направился в ванную, где осталась оборудованная им стартовая ступень КМа. - Ну не могу я здесь. Извини, не могу. Не по мне это все, - и оставил своего ученика один на один с мирно спящей на диване мадистой.
К утру, когда Матлину удалось добиться от своего организма если не сна, то хотя бы близкого к нему полуобморочного состояния, эта самая мадиста бесчеловечным образом растолкала его и сунула ему под нос старые вельветовые штаны. - Можно я их возьму себе? Матлин решил, что это померещилось ему спросонья. Такой вежливости от Али он даже не смел ожидать. - Пожалуйста, если хочешь быть похожим на бомжа. Али оставил штаны в покое и зарылся по пояс в шкаф. Его поведение казалось не то, что странным, скорее, чрезмерно сумбурным и не характерным для Али-прежнего. От волнения ли, или от желания как можно быстрее адаптировать себя к непривычной обстановке, он метался во все стороны, ко всем предметам, даже тем, что не должны вызывать интерес у нормального человека, попавшего в чужую квартиру. Начинал принимать душ, выскакивал из-под него голым и несся к окну на каждый необычный звук; по дороге заглядывал в холодильник, потом опять пытался подобрать себе гардероб, подшивал и ушивал старые шмотки, великолепно имитируя машинный шов, и тут же разглаживал свою работу, проверяя пальцем температуру утюга. Потом с иголкой и ниткой опять бежал в душ. Единственное, что Матлин понял сразу и наверняка - это то, что Али здесь явно не в своей тарелке; и Суф здесь явно не в своей тарелке; кроме того, он и сам оказался явно в неуютной ситуации. Но если хоть какая-то "тарелка" Суфу так или иначе осталась, а Али сам был способен о себе позаботиться, то ему, несчастному Матлину, ловить было нечего ни в этом мире - ни в том. Состояние душевного дискомфорта преследовало его повсюду в равной степени, и даже полное одиночество от этого состояния уже не спасало.
- Теперь давай завтракать, - заявил Али, - я проголодался. - Сходи в магазин. - Деньги давай. - Ишь, какой грамотный, - Матлин даже приподнялся с матраса, - хорошенькое начало, - он доковылял до тумбочки в прихожей и выгреб из ящика все остатки своих денежных накоплений. - А-а, забирай все. Только не трать сразу, вдруг нам с тобой еще раз захочется поесть. Али пересчитал наличность, засунул во внутренний карман куртки и ринулся на улицу. - Магазин в соседнем дворе, а хлебный - через дорогу, - прокричал ему вдогонку Матлин, - тебе надо объяснять, что такое "хлебный"? - Ставь чайник, - махнул рукой Али, - сейчас я вернусь.
Глава 17
Али вернулся поздно вечером. Раскрасневшийся от морозца. С двумя хозяйственными сумками, битком набитыми красочно упакованной едой, не иначе, как от валютного супермаркета. Узрев на кухне небольшое сборище единомышленников из самого Матлина, матлиновой тетки Тамары и матлиновой матушки Нины Петровны, он слегка растерялся и, свалив сумки в угол прихожей, запутался в шнурках ботинок. - Вот и Алик вернулся, - отозвались пожилые дамы, - Алик, присоединяйтесь к нам, пожалуйста. Алик не заставил себя уговаривать и, едва успев отделаться от ботинок, ринулся на кухню и приложился к тарелке так, будто "приехал не из Санкт-Петербурга", а из блокадного Ленинграда. - Бедненький, - пожалела его Нина Петровна, - с самого утра ничего не ел. Вы, Алик, к нам в командировку? - Агум, - выдавил он сквозь порцию пережевываемого салата. - Феликс почти ничего о вас не рассказывает. Вы вместе работаете? - Мама, дай ему поесть, - вмешался Матлин. - Может, хоть твой друг нам объяснит, где ты пропадаешь годами. - Что вы, Нина Петровна, неужели Фелька вам ничего не рассказывал? Фелька подавил в себе желание треснуть ему подзатыльник. - Представьте себе, такой он у нас молчун. На космос, видите ли, работает. - Да! Так оно и есть... Не расскажет. После такой работы на космос они все становятся страшными молчунами. Нет, чтоб соврать. Я вот соврал сегодня раз десять и ничего, жив. Представляете, сказал, что мне семнадцать лет, поверили! И почему я не сказал, что пятнадцать? - Сколько же вам на самом деле, Алик? - Не поверите, Нина Петровна, я уже совсем старый мерин. Двадцать пять скоро. Нина Петровна и тетка Тамара снисходительно ухмыльнулись. - Надолго ли вы к нам? - Я? - переспросил Али, отправил в рот солидную порцию пюре и тщательно ее пережевал. - Как славно, - спохватилась тетка Тамара, - что вы приехали ко дню рождения Феликса, мы так долго не собирались вместе, а скоро юбилей. - Когда? - обрадовался Али. - Послезавтра. Как же? Феликс и этого не сказал? Феликс повернулся к окну, чтобы недовольной гримасой не испортить аппетит окружающим. - Он у нас Весы, - объяснила Нина Петровна, - типичные Весы. Сколько ни читаю его гороскоп - все точно. - А я Близнец, Близнец, Близнец... - Тогда вам двадцать пять еще не скоро. Алик тяжело вздохнул и подтянул к себе миску с салатом. - И ахнуть не успеете, как время пролетит. Если буду здесь, всех вас приглашаю. - Не надейся, - возмутился Матлин, - я не собираюсь продлевать твое командировочное удостоверение.
От Алика за столом была одна сплошная польза. Во-первых, он сжирал все подряд со зверским аппетитом и расхваливал, не скупясь на комплименты. Чуткие сердца хозяек таяли от удовольствия, не обращая внимания на его "питерские" манеры; во-вторых, в-третьих, в-четвертых и в-пятых, все внимание с момента его "выхода на арену событий" было приковано к нему и только к нему. О существовании Матлина было забыто тут же и напрочь. Ему даже удалось под шумок расслабиться и чистосердечно поверить в питерского друга Алика, которым матушка и тетушка настолько увлеклись, что чуть было, не усыновили. Уж его-то они расспросили обо всем: где учился, в кого влюбился, почему не женился и откуда, собственно, взялся такой черненький и хорошенький? Непременно кто-то из родителей южных кровей? А когда дамы спохватились, что уже двенадцатый час, Али вызвался непременно их провожать, и дело шло к романтической прогулке под звездным небом. Но положение спас матлинов отчим, приехавший за подгулявшими сестрицами на машине.
Нина Петровна, целуя на прощанье своего пропащего Фелю, не смогла удержаться от выстраданных чувств: - Твой Алик, конечно же, прелесть. Ты всегда умел находить друзей, но я жду, не дождусь, когда в этой квартире появится такая же симпатичная девушка... Кстати, Леночка в положении, ты их с Петей завтра пригласи. Они так беспокоились о тебе. Хоть поболтаете. Петя был двоюродным братом Феликса, сыном тетки Тамары, а кто такая Леночка и почему она беспокоится о нем, будучи в положении, Матлин понял не сразу. Тетка Тамара, готовясь стать бабушкой, обострила у своей сестры ту же давнюю мечту, равносильную стихийному бедствию. И первое, что пришло в голову Матлина, когда церемония прощания завершилась лязгом дверного замка: "Господи, какое счастье, что Али не женщина. Я думал, что хуже быть не может".
- Где ты шлялся, - набросился он на Али, - откуда ты все это притащил? - Ты доволен? - Али светился от счастья. - Тех денег, что я тебе дал, на это не хватало. - Кто тебе сказал, что это были деньги? - возмутился Али и выложил на тумбочку все до последней бумажки. - На, мне посоветовали оклеить ими сортир. - Вслед за "сортирными" купюрами из карманов дырявых вельветовых брюк посыпались долларовые бумажки вперемешку с новыми российскими, которые отличались от старых разве что количеством нолей. - Чтоб мне провалиться! - воскликнул Матлин. - Я надеюсь, ты ограбил государство, а не честных тружеников? - Никого я не грабил. - Может, хочешь сказать, что научился зарабатывать? - Не хочу... зарабатывать. - Выкладывай, паразит, откуда деньги? - Не твое дело. - Ах, вот как! - Матлин ухватил его за шиворот и слегка тряхнул. - Ты мне, сучий сын, что обещал? Я должен знать, чем ты здесь занимаешься! Или я тебя на цепь посажу... - Выиграл, - пропищал Али, высвобождая свой мятый шиворот, - выиграл у наперсточников на вокзале двести баксов. - Чего? - Матлин чуть не сел мимо табурета. - Ну да! Опять врешь? Это в принципе невозможно! - Не вру, - огрызнулся Али и забился в угол прихожей. - Ты понимаешь, что это мошеннический трюк? У них выиграть нельзя! - Очень даже можно. Только надо мошенничать лучше их. Я поставил твою куртку за десять баксов. - Мою единственную приличную куртку! - Вот и я подумал, что это твоя единственная приличная куртка. Надо же было ее отыграть. - И что, они так сразу отдали тебе деньги? - Не сразу, постепенно. - И за угол тебя не повели? - Повели. - Надеюсь, по мозгам-то ты получил? - Они знаешь, какие гады! Чуть без штанов меня не оставили! Я просто обязан был рассчитаться! - Господи, как тебе это удалось? Сколько ты выиграл? - Триста. Сто они отобрали. Они хотели все отобрать, но двести я "загнул"... - Как это? - Так же, как они. Они меня научили. Целый день парились... - Да уж, - вздохнул Матлин, - иди-ка ты, парень, сюда. Али недоверчиво отклеился от угла. - Иди, иди, не трону. Садись-ка, - Матлин подвинул ему табурет и дождался, пока он усядется, - ты бегать хорошо умеешь? - Можно попробовать. - Возьмешь завтра все деньги и пойдешь на другой вокзал. Играй, сколько дадут, а как поведут за угол - беги изо всех сил, можешь испариться на месте. Ради такого дела разрешаю. У нас с тобой теперь будут большие расходы. - День рождения? - В том числе и день рождения. - Ты пригласишь меня, своих знакомых и... - На женщин не рассчитывай. Или ты за этим сюда притащился? Али обиделся. - Я что-то сделал не так? Что-то не то сказал? По улице не ходи, к людям не приставай. Дай мне жить! Я же обещал, что ничего не случится.
Феликс еще раз пересчитал выручку: девяносто долларов и целая охапка "деревянных", ценность которых на вес определить затруднился. - Живи пока, - решил он, - а там видно будет. Пусть теперь кто-нибудь скажет, что мы мало зарабатываем в своей космической индустрии, - и сложил все это хозяйство на полочку в прихожей, куда в старые времена выгребал из карманов двушки и "метрошные" пятаки.
Следующим утром Али плотно позавтракал, потеплее оделся и отправился на заработки. А Матлин, заперев за ним дверь, уселся на полу и включил панораму Перры в тот момент, когда Суф вылезал из ее хвостового отсека. - Сломалось что-нибудь? Суф кивнул. - Мы прогулялись немного. В себя прийти не можем. - Перегрелись? - Не могу понять, что с ней. Отключается. Сама. Будто боится чего-то. Пока я не разберусь, ты ей лучше не управляй. - Что-нибудь интересное на орбите наблюдается? Суф недовольно фыркнул. - Ваши летают. Американцы летают, контейнер с дерьмом летает... без указания государственной принадлежности. - Надеюсь, ты в ЦИФ его не потащишь? Суф еще раз фыркнул. - Я ушел с орбиты. Не могу смотреть на эти конструкции. Руки чешутся... - Скажи лучше о главном. С болфом что-нибудь прояснилось? - Имей терпение. - Свяжись хоть с кем-нибудь. - Из заповедника нельзя. А знакомых бонтуанцев у меня пока нет. Надо подумать. - Пока думаешь, приглашаю тебя завтра на свой день рождения. - Это еще что такое? - В этот день я родился. Это мой праздник. - Это, по-твоему, повод для праздника? - Представь себе. Будут гости и даже выпивка. Так что, давай, подгребай к орбите. - У тебя будут люди? - Так... несколько человек, один гуманоид и одна мадиста. - Ну, уж нет. Я плохо разговариваю, и парик на мне не удержится. - Не волнуйся, я предупрежу, что у тебя лишай и контузия речевого аппарата. Мое дело пригласить, а твое дело уважить меня или обидеть, Матлин подтянул к себе телефон, записную книжку и начал обзванивать старых знакомых, лелея в душе надежду, что никого из них не окажется дома. - Они же нас в момент раскусят. - Давай, давай, - ободрял его Матлин, - тебе больше трех суток на Перре нельзя. Окосеешь, кто болф поведет? Я не поведу. - Нет. Нечего нам с твоими людьми смотреть друг на друга. И говорить нам тоже не о чем. Даже не проси.
Глава 18
Али явился к обеду с синяком во всю челюсть и расквашенной губой, но ни зеленкой, ни йодом смазать себя не дал. Как, впрочем, наотрез отказался рассказывать, кто его так отделал. Сказал лишь, что за дело. Как раз в этом Матлин не сомневался, а, подсчитав выручку, решил, что его питерского дружка уже знают на всех вокзалах. Али до позднего вечера прилагал свое неистовое трудолюбие к уборке квартиры и обустройству ее для грядущего торжества, а Матлин, уходя в магазин, на всякий случай сунул в карман складной ножик и очень внимательно обозрел окрестности подъезда.
Торжество получилось в лучших студенческих традициях: в меру пристойным и в меру утомительным. Поглядеть на вновь объявившегося Матлина явились все приглашенные. Кое-кто даже сел на хвост. А Бочаровы долго поздравляли по телефону и извинялись за то, что не с кем оставить маленького. Во всей этой тусовке, безусловно, было свое, давно забытое очарование, но расслабиться, как прежде, Матлину не удалось. С ним происходило то же самое, что в гостях у Гренса, - одно раздражение по поводу напрасно выпитого вина, которое сменялось полной апатией ко всему происходящему. В конце концов, всем было весело и без него. Если не сказать больше. Матлин по-прежнему неохотно отвечал на вопросы, отмалчивался, отнекивался, пока вино не сделало свое коварное дело, и он не начал засыпать прямо за столом и укладываться на плече своей давнишней подруге по институту. Подруга терпела это до тех пор, пока не был объявлен белый танец, а затем решительно потащила его из-за стола. С Натальей они учились в одной группе с третьего курса и все это время их отношения были откровенно загадочными. Матлин не мог понять, как в подобной ситуации надлежит себя вести истинному джентльмену: при каждом удобном случае она излагала ему свою теорию о возможности чистой дружбы между мужчиной и женщиной как апогее человеческих взаимоотношений, но при этом как-то слишком задушевно заглядывала в глаза. Однажды Матлин не выдержал: "Не хочешь - не надо, но зачем же так драматизировать ситуацию?" С тех пор Наташа обиделась, в глаза ему больше не заглядывала, но и о чистой дружбе не заикалась. - Говорят, тебя похитили пришельцы? - спросила она шепотом, нежно обнимая его за шею. - Да, - таким же шепотом ответил Матлин, - но это большая тайна. Не говори никому. - А мне расскажешь? - она прижалась щекой к его трехдневной щетине. - Я никому... честное слово. Матлин почувствовал, что засыпает. Стремительно, неотвратимо и свалится в ту же секунду, как она отпустит его. - Тебе плохо? - Последствия невесомости. Знаешь, трудно заглатывать водку вверх ногами. Отвык.
Али нашел себе достойного партнера-болтуна, экс-главного болтуна компании, который все еще не терял надежды вернуть себе внезапно утраченный чемпионский титул. Они насмерть сцепились в дискуссии о ценах на компьютеры, а остальные лишь наблюдали равнодушно за этой полемикой.
- Отведи меня в ванную, - прошептал Матлин. - Так я и думала, - разочаровалась Наташа, - Матлин, разве на тебя это похоже? - она стянула с него рубашку и включила холодный душ. - Не пей больше, противный мальчишка. Лучше поговори со мной. Сколько мы не виделись...
К тому времени, как Матлина вывели из ванной, сюжет праздника резко изменился. Музыка гремела на весь дом. Али со своим недавним оппонентом уже разобрались с ценами и отплясывали посреди комнаты, сдвигая в углы мебель и, вовлекая в пляску тех, кто норовил забиться в угол или выбраться на лестницу покурить. Это обычно продолжалось до первого визита соседей, затем мужское общество принималось строить планы на оставшуюся ночь, а женское - мыть посуду. Петя с Леночкой засобирались домой. Их будущему ребенку пора было спать, и Матлин искренне ему позавидовал.
- Чего они все от него так тащатся? - удивилась Наташа, изящно усаживаясь на кухонный стол и затягиваясь сигаретой. - От кого? - Али. Мужик как мужик, нагловатый, разве что. По-моему, ты гораздо интереснее. Он кто? Пришелец? - Хуже. Наташа рассмеялась. - Может быть, тебя похитили инопланетянки? Женщины у них такие же красивые? - Вполне. - У тебя в Питере кто-то есть? Матлин кивнул. - Кто она? - Инопланетянка. - И как зовут? - Аннушка. - Я так и знала. Вот что тебя затянуло, как в черную дыру. Расписались? - Бог с тобой, мы же с разных планет. Наталья тяжело вздохнула, будто собралась приносить соболезнования. - Ну что ж... Большого тебе космического счастья и сексуально-творческого долголетия. Матлин опять почувствовал себя полным идиотом, потому что не знал, как отблагодарить ее за столь щедрые пожелания и при этом не обидеть. В дверь кухни просунулась физиономия Али. - Але, Феликс, тебе отсюда пора. На воздух, на воздух... - Не трошь его, Алик, мы в печали. Но Али буквально пинками выставил Матлина за дверь и стащил с лестницы. - Иди, прогуляйся. На детской площадке, в полумраке от света дальнего фонаря, на самом низком бревнышке под самой раскидистой ивой прорисовывался мощный силуэт угрюмого, замученного жизнью гуманоида. - Налетался? - Не могу больше, Феликс, сдохну от тоски, - произнес он по-русски и почти правильно, будто час репетировал. Матлин заскочил в квартиру, сорвал с вешалки плащ, шарф и широкополую шляпу и, вернувшись, стал старательно нахлобучивать все это на Суфа. Суф даже не сопротивлялся. - Твой "пряник" меня достал, - жаловался он, - я привык, чтобы машина меня слушалась, а не давала советы. Ты прав, ею надо было серьезно заняться сразу. Мне нужен серьезный аппарат или вообще ничего. Залягу в спячку разбирайся с ним сам, как хочешь...
С Суфом все оказалось гораздо сложнее, чем можно было себе представить. На оздоровительные ночные прогулки бодрым шагом, которые затем и существуют, чтобы укреплять нервную систему, его организм не был рассчитан так же, как на сон по ночам, громкие шумы, яркие цвета. Даже к такой элементарной вещи, как естественная гравитация, у него имелись свои претензии. Он был приспособлен годами ходить по гравитации шара диаметром не больше километра стандартной внешней навигаторской палубы, но, дойдя до угла квартала, совершенно раскис: "Куда мы идем? Зачем? С какой целью, и по какой траектории? А главное, кто составлял ходовой маршрут?" Матлин только успевал пониже спускать рукава, чтобы не спровоцировать очередную нотацию: "Ага! Ты опять без манжета, засранец! Сколько раз можно повторять!.. Мне наплевать, что ты в своей фактуре..." и т.д. - Все-таки надо рискнуть связаться с болфом, - настаивал Матлин, - выйти за контур заповедника и... - В этом-то все дело, "и..."! Я уничтожил за собой все старые маршруты, а новые на Перре нам обойдутся лет в пять не меньше и без гарантии, что путешествие будет удачным. - Я бы все же попробовал связаться с бонтуанской платформой. Раис эти проблемы решает и я ему нужен. Я уверен, что нужен ему. - Прекрасно, - меланхолично произнес Суф, - все было бы великолепно, но платформа курсирует в секторе зоны Аритабора. Если б это было хотя бы в направлении, хотя бы в потоке на "Ваша-галактику". Никакие сигналы не должны выходить за пограничную сферу, пока я не пойму, в чем дело. И сам не вздумай прикасаться к связи.
Перед рассветом дверь им открыл заспанный Али и тут же замахал руками. - Ребята, сюда нельзя, не сейчас. Я не один. Матлин, отодвинув его, вошел в комнату и ужаснулся, но не беспорядку, который имел естественное объяснение, а тому, что увидел у себя на диване обнаженную мадам, одну из гостий, пришедших сюда с его институтским приятелем. Самого же приятеля поблизости не наблюдалось. - Как жизнь? - поинтересовался он, присаживаясь на край дивана. - Славно оттянулась? Мадам ничего не ответила, лишь заморгала глазами и натянула на себя простынь. - Пора домой, девочка, да побыстрее. У мальчиков назрела большая разборка. Тебе не следует при ней присутствовать. Мадам, имени которой Матлин так и не вспомнил, довольно проворно собралась, безропотно приняла деньги на такси и выскочила из квартиры, мимоходом врезавшись в Суфа. Но, похоже, ничего страшнее собственного облома в этот момент для нее не существовало.
- Я тебе яйца оторву, - пригрозил Матлин обиженному Али, запирая за ней дверь, - моли Бога, чтоб Димка об этом не узнал. - Ты сам ничего не знаешь. Это она на меня набросилась. Что я должен был делать? Ты свалил... Откуда мне было знать, которая тут чья? Твоя Наташка, например, мне нравится гораздо больше. - На здоровье. - А как же ты? - За него не волнуйся, - вмешался Суф, насаживая плащ на вешалку, - у него есть Аннушка. Матлин хотел было возразить самым издевательским тоном, но неожиданно для себя почувствовал, что краснеет и на всякий случай промолчал, чтобы не покраснеть еще больше.
УЧЕБНИК ВВЕДЕНИЕ В МЕТАКОСМОЛОГИЮ Логические фигуры (основы идентифологии).
Логические ряды, модели, фигуры - второй кит идентифологии, хронологически самый древний, берущий начало от эмпирического миросозерцания. Иначе, это интуитивно-логический способ восприятия для тех, кто не успел принять доказуемых истин. Суть его объясняется просто, из тех же принципов, которые были рассмотрены в предыдущем фрагменте: каждый из нас замечал сходство между собой вещей, процессов, явлений различной природы и разнородной среды протекания. Достаточно привести в пример классическую аналогию законов физической природы и социальных законов. Первопосредники редко углублялись в социальные аналогии, подобно землянам. Но в свое время собрали мощный архив по аналогиям разнородных структур. Собирательство подобного рода стало для них гимнастикой интеллекта. Словом, сплошная диалектика - выявление наиболее универсальных законов там, где их будто бы не должно существовать: обобщение-конкретизация-обобщение. Эта гимнастика, в свою очередь, привела их к необходимости логического моделирования. Первомодели (некоторые из них сохранились в оригинале до сих пор) выглядели очень забавно. Но почти все они, неожиданно для своих создателей, демонстрировали ранее не предполагаемые результаты, продлевая, казалось бы, законченные логические ряды. Что это за модели - лучше рассмотреть пример. Скажем, классическая "вертушка времени". Все началось с попытки изучить элементарные свойства преломления света в инородных средах. С этой целью был создан луч, помещен в изолированную камеру и наблюдатели имели возможность наглядно экспериментировать, подставляя в поток луча различного рода предметы: призмочки, кубики, шарики... прозрачные, мутные - элементарная физика. Ничего, казалось бы, особенного, если б одному из наблюдателей не пришло в голову смоделировать деформацию однородного пространства и посмотреть, как поток луча себя поведет. Те же самые фигуры были смоделированы в камере при помощи силовых полей: призмочки, кубики... Эффект инородной среды отсутствовал, однако поток частиц в контуре луча продолжал реагировать... Экспериментаторы удивились, затем стали искать аналогии и выяснили, что световой поток и временной ведут себя примерно однотипно: перемещаются из одной точки в другую, делают это с определенной скоростью, и, если время реагирует на деформации однородного пространства, то почему бы, не реагировать свету. Чем не единый логический ряд? Эти сходства можно было бы продолжать и дальше, но вдруг, одному из наблюдателей пришла мысли вернуться к исходной точке. Ведь свет в своей первозданной форме вовсе не представляет собой луч, это не есть труба для перемещения фотонов из точки А в точку Б, это некая точка в пространстве, от которой эти фотоны расходятся во все стороны, если конечно им не мешать. Почему же не предположить, что время действует по той же самой физической схеме: от точки к периферии. Что это мы (ареал) находимся на некотором стабильном удалении от точки отсчета и воспринимаем время, как направленный поток, идущий сквозь нас? Догадка был проанализирована и зафиксирована абстрактной фигурой, которая получила название "икариум". Фигура явила собой неограниченное гипотетическое пространство, направленное от фиксированной точки по траектории света. Позже, икариум лег в основу аритаборской философской геометрии и стал называться "символом времени". Еще позже, в эту геометрию было упаковано и все оставшееся мироздание. В принципе, моделирование временного потока по аналогии светового луча было известно еще до "вертушек", но явления одной природы и явления одного логического ряда - это, в сути, совершенно разные вещи и подход к ним должен быть соответственно различный. Временной и световой поток не ведут себя одинаково, хоть и моделируют свойства друг друга. Эти процессы видны не только на экспериментальных стендах. На уровне астрофизических законов и на уровне летящего на сверхскоростях предмета, который своими "сверхскоростями" способен вызвать искажение пространства (сжать его на себя). Навигатор также имеет дело с направленным, концентрированным временным лучом, а не с произвольным потоком. "Временной луч" также может принимать форму пространственной фигуры и замедлять процессы, происходящие внутри. Замечу, что одной из классических вариантов пространственной фигуры, снятой с "вертушки времени", является пирамида, - тоже, кстати, одна из разновидностей икариума. Но больше ничего добавить на эту тему не могу. Могу лишь сказать, что в современной физике Ареала движение на коротонных-макролоргических (КМ) скоростях способно не только сплющить пространство в лепешку, но и вывернуть его "наизнанку" со всеми вытекающими временными-пространственными искажениями. Все эти хулиганства проще и безопаснее стало моделировать на луче света. Но, к сожалению, практические разработки в этой области, посредникам не принадлежат.
Однако "временная вертушка" далеко не апогей, всего лишь частный случай аритаборской моделистики. Логические фигуры, по сути, являются продолжением логических рядов, за которыми замечена цикличность, тенденции к дроблению, закруглению и замыканию по законам, аналогичным шару, кубу, спиралевидным синусоидам, не говоря уже о философских фигурах, которые одной лишь чистой интуицией не возьмешь. Одним словом, всех плоскостных и пространственных вариаций, до которых может додуматься человечество и до которых оно не может додуматься в принципе, потому что от соприкосновения науки с искусством у него ничего, кроме лженауки, не получается. Приведу хотя бы в пример самый очевидный для человечества логический ряд: биологическая клетка - организм - среда обитания. Природа клетки сложна на атомарно-генетическом уровне; природа организма, состоящего из этих клеток, гораздо примитивнее, если рассматривать ее на уровне клетки, а природа окружающей среды (хотя бы социальной) несравнимо примитивнее, чем каждый отдельно взятый субъект. Как из этих составляющих мог появиться закон эволюции развития от простого к сложному может понять и объяснить только истинный землянин. И я могу. Но дело не в этом. Мы можем разнести теорию в пух и прах при помощи науки, способной расщеплять атомы, и почувствовать себя венцом эволюции после наивного материализма древних. Но так и не понять, что это всего лишь одно направление логического ряда. А можем действительно согласиться с теорией тотальной деградации на уровне "биофизики" интеллекта - это будет противоположное направление того же самого ряда. Если уж на то пошло, мы несколько раз имели возможность пробежаться туда-сюда, и не столь важно, какое направление у нынешнего забега. Собственно, из подобного рода противоречий, порой не укладывающихся в ряд, и происходят логические фигуры. Могу привести в пример еще один, вполне понятный человеку, логический тупик, позволяющий выйти из "ряда" в "плоскость". Хотя не думаю, что на Земле кто-нибудь серьезно занимался этой проблемой. Ранние посредники же, любители продолжать ряды, испокон веков своего существования были буквально помешаны на феномене визуального сходства атома с планетарной системой. Согласно логическому ряду, ареал должен быть идентичен макропланете, на которой, естественно, дело не заканчивается и т.д. Более того, по строению обозримого космического пространства, некоторые особенно увлеченные "алхимики" пытались вычислить, в каком именно "макровеществе" "макропланеты" они обитают, и по аналогии с моделью похожего "микровещества" догадаться, какие астрофизические сюрпризы им могут угрожать в недалеком будущем применительно к масштабам времени, которое, как предполагалось, тоже имеет разные закономерности в микро- и макровеществе. И, о Боже, как они были правы! Сами не понимая, до какой степени. Но именно из этих дилетантских попыток миросозерцания (я не говорю уже о попытках вычислить микрокосмос в кофейной гуще, со всеми вылаканными из нее разумными цивилизациями)... Именно из этих стараний возникла одна из самых пресловутых гипотез существования мадисты проходимость микро- и макроуровней, которую мы могли наблюдать в шкале Дуйля. Проходимость этих так называемых Уровней идентична так называемой "машине времени" с той лишь разницей, что это "машина пространства". Обе "машины", разумеется, логически взаимосвязаны и в той же шкале Дуйля помечены значками АВ! и АП! в ступени "мадиста". Это, конечно, прекрасно объясняет факт мгновенного перемещения мадисты из одной точки ареала в другую без помощи каких-либо технических или информационных средств, но больше не объясняет о мадисте ровным счетом ничего. Разве что, принцип их отсчета времени. И все, кому доводилось наблюдать мадисту, могут это подтвердить: у мадисты счет времени перевернут, то есть не с... а до... (они ориентируются на конечную точку отсчета и знают свое будущее лучше, чем помнят прошлое). Сама же теория с атомарно-астрономической моделью потерпела крах, несмотря на то, что вышла за рамки логического ряда - атом не идентичен планетарной системе, хоть ты тресни, и ничего с ним не поделаешь. Идеальных "матрешек" в природе не существует, в каждом Уровне есть свой "уровневый" смысл, помимо склонностей к подражанию. Идеально идентичных матрешек не бывает даже на базаре - чем меньше матрешка, тем меньше цветочков на фартучке. Ни один токарь вам не выточит на станке абсолютное уменьшенное подобие из одного и того же куска древесины. Иначе у самой маленькой будут слишком хрупкие стенки, или самая большая будет неоправданно много весить. И это в соотношении размеров один к десяти, а что вы скажете о соотношении идентичных вещей в пропорции атом-планета? А если взять геометрическую прогрессию и пройтись по сверхмакро- и микроуровням? Вот такая занимательная идентифология и мое клятвенное заверение в том, что в чашке кофе цивилизацию искать нецелесообразно. Однако логическая фигура - штука упрямая, обязательно к чему-нибудь да выведет. Главное столь же упрямо следовать ее логике. В современной астрофизике Ареала понятие микро- и макроуровней действительно существует, но два идентичных уровня ни в коем случае не находятся по соседству, хотя величина удаления, циклического повторения физических параметров действительно существует. Она вполне вычислима и достаточно велика, чтобы Уровень Свернутого Пространства (УСП) и Уровень Развернутого Пространства (УРП) не имели возможности влиять друг на друга.
В одной из рукописей ранних логистов была замурована фраза, которая меня когда-то буквально нокаутировала. Почему я говорю "замурована" - это особые приемы письма, воспроизводящего информацию постепенно, не с первого раза. Эта замурованная фраза оказалась последней и самой простой, но вдуматься в нее стоит: "БЕЗ НАС МИР БЫЛ БЫ СЛИШКОМ ПРОСТ". Что после этого можно сказать о логистах?