Алек застонал. Он стоял, наклонившись, расставив ноги, словно на нем лежал неподъемный груз, и этот груз пригибал его к земле, а он все старался распрямиться, и серенький свет уже покраснел, а Инта глядела на Алека, подпирала его взглядом, они словно бы вместе поднимали проклятый груз, и Алек вдруг захрипел и сбросил его со спины.
И появился воздух.
Он просто дышал: взахлеб, в запас, на всякий случай. Он просто был жив. Сейчас, сию минуту, на этот вот миг.
— Проскочили, — сказал Алек. Нехороший был у него голос, словно он только-только восстал из пепла.
— А дальше? — спросил Альд.
— Увидим, — ответила Инта.
И они увидели.
Сначала погасли стены. Ничто не обозначало объем, но они пока были здесь, в норе. Только серенький свет еще напоминал их мир, но он уже угасал, рассеивался ни в чем, но это не было темнотой, это было каким-то смутным движеньем, шевеленьем, существованием.
— Надо идти, — сказала Инта.
— Куда?
Она не ответила. Она просто пошла вперед, и движение впитало ее.
Они шли. То, что было, дышало, шевелилось вокруг, понемногу густело. Как туман, как вода, как кисель. Они шли, раздвигая это перед лицом, и оно обретало цвет, отзывалось вспышками голубого огня, крохотные радуги трепетали на кончиках пальцев, и уже красные вспышки отмечали каждый их шаг, и теперь они сами были черными тенями среди огня, но это был уже не огонь, многоцветный и вязкий туман, и опять стало трудно дышать, но это был уже не туман, а багровая взвесь, липкой дрянью она оседала на лицах, и в этом уже были какие-то сгустки — то ли предметы, то ли тени, и они двигались мимо них.
Они шли как тени среди теней, и это было похоже на цепь, но багровое уже выдавалось наверх, собралось над головой в тяжелую тучу, и в этой туче шли перевернутые фигурки солдат, дробились, корчились, меняли очертанья, и фигуры, которые двигались мимо них, тоже меняли свои очертания; тонкие фигуры людей превращались в кусты разрывов, огненные столбы вырывали конечности из земли и, раскинув щупальца, бежали вперед; откуда-то появился танк, он мчался прямо на них, но это был уже не танк, а боевая машина с побережья; башенка излучателя вылезла из-под брони, черное жерло уставилось прямо на них, Алек прыгнул вперед, заслонил Инту, но жерло перекосилось, превратилось в зубастую пасть, плюнуло тонкою струйкой вонючего дыма, и они прошагали сквозь танк, словно это был туман; сон, подумал Альд, Казарме снится, но тени уже ушли, перед ними была стена, и они прошагали сквозь стену; просто вошли в нее, как в черный туман, а потом туман разомкнулся, и не было никаких стен — только лазурная степь во все концы и белесое небо над головой.
— Прорвались? — с сомнением спросил Альд, и Инта глянула на него. На него. На Алека. Опять на него. И принялась хохотать.
Они хохотали как дураки — до слез, до икоты, до боли в боку. Потому что они прошли. Потому, что серебряная чешуя Легиона растаяла без следа, и каждый из них был такой, каким он покинул свой мир.
Алек — весь пыльный и небритый, в форме, выгоревшей добела.
Инта — статуя из черного камня, затянутая в блестящий мундир.
Но Альд… вот кто красавчик и франт! В обрывках голубенького комбинезона, с цветастым платком на курчавой гриве, с ножнами на поясе, с пустой кобурой на бедре…
— Нич-чего себе! — сказал Алек. — Хорош!
— Полгода в горах, — ответил Альд и невесело усмехнулся. — Ладно, не нравлюсь, так на Инту гляди.
Алек поглядел. И покачал головой. И показал на три золотых шеврона.
— А это что?
— Коммодор.
— Флот?
— Космический, — очень сухо сказала она.
Алек насупился, но зато усмехнулся Альд. Стоял и глядел, качаясь с носка на пятку, и к его усмешке очень бы пошел лучемет.
— Ну? — ответила Инта его враждебному взгляду. — Как там зовут твою планетку?
— Латорн.
— Первый раз слышу. Успокойся, с вами мы не воюем.
— В твое время, — спокойно отозвался он.
— Боюсь, что нам не до захватов. Тут бы самим отбиться!
— Ты зря волнуешься, Инта. Я понимаю: тебе никто не приказывал нападать на Латорн.
— Мне никто не приказывал и защищать Ордален, — сказала она надменно. — И никто не приказывал встречать с тремя крейсерами эскадру. Я погибла у Ордалена в 204-м году, и откуда мне знать, что было потом!
Повернулась и куда-то пошла, и они привычно затопали вслед.
Они шли по как будто живой, неспокойной траве, и с белесого неба как как будто бы чуть пригревало. Было очень приятно идти: не в строю, не в цепи, не в бой, не в Казарму — куда-нибудь.
Они шли и молчали, и молчанье нарушил Альд, потому что тут нечего и не с кем делить:
— Чего-то слишком легко мы прорвались.
— Мы не прорвались, — сказала Инта. — Это просто другая игра.
И они увидели Город. Они подходили к Городу, а он приближался к ним. Сначала плотная кучка башен. Потом башни раздвинулись, расползлись, выпустили поросль домов. Потом раздвинулись и дома, открывая прорехи улиц.
Мы шли по истоптанной мостовой, по стертым усталым камням, и к нам подползали дома…
— Это ловушка, — сказал Альд.
— Просто Город, — сказала Инта, — только тут никто не живет.
Алек не сказал ничего. Просто город или просто ловушка, но я тут уже бывал. Взаправду или во сне, но мы сейчас повернем, а там будет дом-утюг и полосатый навес…
И они повернули; там был дом-утюг и полосатый навес, и у входа кто-то стоял.
Сейчас он окликнет меня…
— Алек! — крикнул тот, у дверей. — Ночь творения! Алек!
Почти человек, в Легионе сошел бы за земляка…
— Ты что, не узнаешь?
— Нет!