— Что с тобой? — всполошилась она.
— Ты?.. Это ты? — с трудом проговорил он.
Она непонимающе оглянулась на подруг, и увидела, что они тоже изменились в лице.
— Аня, — пролепетала Смурая. — Иди и загляни в зеркало.
Пожав плечами, она поднялась к себе, подошла к овальному зеркалу. Рассмеялась.
— Ну его, оно сегодня шутит веселее, чем всегда. — Подошла к другому, прямоугольному. — Я же говорила этой девчонке, меня здорово разукрасил морозец. И впрямь девушка.
Сняла шлем, стряхнула снег с бровей, щек. Опять посмотрела в зеркало, и глаза ее округлились; оттуда глядела двадцатилетняя Аннушка Зорина. — Что за бес…
Зазвонил телефон. Она сняла трубку.
— С Новым годом, — сказал голос Аленушкина.
— С Новым годом, — ответила она.
— Что новенького?
— Много кое-чего, — сказала со значением.
— Голос у вас сегодня какой-то звонкий, молодой.
— И голос? — пробормотала она, и ее стал разбирать смех. — Это все потому, что мне сегодня шестьдесят.
— Ну? Поздравляю, голубушка. От всей души!
Поймала взгляд Сашеньки: давно не видела этот его взгляд — испуганный, влюбленный, ревнивый. И поспешила повесить трубку.
Все трое продолжали смотреть на нее. Тогда, не понимая, что же все-таки происходит, она собралась с духом и, отгоняя туманящие голову мысли, сказала, как можно равнодушней:
— Зеркала врут. И мое лицо тоже. Рассудите, как я могла оставить вас в своем возрасте, а сама перескочить назад, в другой? Это было бы предательством. Просто сегодня долго дышала свежим воздухом. — И увидела, как Черноморец стала медленно оседать в обмороке. Едва успели подхватить ее, отвели на диван, потерли виски ватой, смоченной в уксусе.
— А где Роща? — обернулась она к Сашеньке. — Почему ты без нее?
Он замялся.
Она посмотрела на него долгим взглядом и сказала:
— Поехали.
— Куда же ты? — бросилась к ней Смурая и расплакалась, недоверчиво касаясь ее щеки, узнавая и любя в ней свою молодость.
Она обняла подругу:
— Мы скоро вернемся. Привезем Рощу.
Нахлобучила шлем и дала Сашеньке знак следовать за ней.
Опять снежные звезды леденили ее лицо. Она летела на мотоцикле и думала — вот сейчас увидит Рощу и скажет:
— Ты Сашеньку не бросай. Завлекла, так теперь не бросай. Плохо ему будет самому. Он не вредный. Скучным бывает, нудным, капризным. Но ты, пожалуйста, терпи, раз уж связалась с ним. Не слушай подруг, не сбивай себя бабьими сплетнями. Помни: сплошных праздников не бывает. Только с тем и будешь счастлива, кто без тебя не может.
Они мчались по уже новогоднему городу — белому, чистому и светлому от снега. И чем быстрее летел мотоцикл, тем крепче обнимал ее Сашенька. Она знала, что это не ее обнимает он, а Аннушку Зорину, или может, Рощу, и улыбалась сомкнутыми губами. Было ей непривычно хорошо от этих объятий и от того состояния души, которое в последнее время все чаще и чаще приходило к ней.
Вот наконец встретились.
— Здравствуй, Роще! Едем ко мне домой, расскажу тебе все по порядку. Вот он, мой дом. На стене у счетчика висит ключ. Возьми его и спустись вниз. Мотоцикл обычно стоит в подвале. Вот ключ. Ну же, ну! Волнуешься, потому и не лезет в скважину. Спокойней и смелей! Удивляешься, как это я выволакивала его каждый раз по ступенькам вверх? Ничего удивительного карабкаться вверх хоть и тяжело, но приятней, чем ползти вниз. Не пугайся, он вначале всегда так дерзко рычит, а потом укрощается. Слышишь, в каком нетерпении дрожит его теплое бордовое тело? Держись за мои плечи. Поехали! Нас ждут!
Полночь. Улицы пустынны, можно развить скорость и тогда опять почувствуешь ЭТО. Сейчас, еще немного, еще чуть-чуть. Хоть раз в жизни ЭТО надо испытать каждому: когда не поймешь — тебе ли шестьдесят или мне тридцать, тебе ли двадцать или мне восемьдесят и кто ты — Роща или Табачкова, а может, еще кто-то третий, четвертый: Завьялов, Лимонников, девочка с котом, бабка Феодосия, Черноморец, Смурая, Катюша. Ты прекрасна и уродлива, свежа и морщиниста, сильна и беспомощна. Тебя любят и покидают, жалеют и ненавидят. «Будь со мной навсегда» — шепчут тебе и тут же предательски отворачиваются, Кричат «Не уходи!» и выталкивают из памяти вон. И тебе нужно все это перестрадать, во все вжиться, ко всему притерпеться и выдержать. И однажды поймешь: ни дружба, ни любовь, ни удача не проходят, не исчезают, как это тебе казалось раньше. Все с тобой, навсегда, если хоть раз пережил ЭТО: когда у тебя множество глаз и рук, характеров и судеб, имен и лиц, а сердце одно — обыкновенное, маленькое, жалкое, отчаянно бьющееся птахой, готовое вот-вот разорваться. Но может, вовсе и не нужно никуда ехать, чтобы узнать все это, потому что он всегда рядом, зовет и грустит, поет и плачет, тот голосок:
«Чистого неба, дальних дорог, зеленого луга, быстрых ног!»
Весной, когда над городом кружил тополиный пух, на проспекте Кирова открылась выставка местных художников.
Среди портретов виноградарей и строителей, ласковых марин и строгих горных пейзажей висела работа Симферопольского художника Александра Табачкова под названием «Амазонка». Картина была написана в охристо-багряных тонах и притягивала фантастичностью сюжета: над крышами пустынного, еще не пробудившегося ото сна города парил силуэт женщины-мотоциклистки. В первых лучах рассветного солнца ее шлем пылал алым цветком, а мотоцикл отбрасывал на улицы города причудливую тень в виде летящего тонконогого коня.
Кто-то открыл, что в трех шагах от картины силуэт мотоциклистки неуловимо истончается, становится изящней, из-под шлема выбивается прядь густых волос, и уже на мотоцикле не женщина в летах, а юная, полная сил девушка. Фигура ее напряженно слита с машиной, которая, кажется, вот-вот слетит с полотна и ворвется в зал.
У картины вмиг собралась толпа. Всем хотелось поймать эту двойственность изображения. Многие стали узнавать в женщине ту, о которой последнее время рассказывали легенды.
Редко когда на выставках подобного рода говорили так много не столько о достоинствах кисти художника, сколько о том, кого она запечатлела.
— Эта женщина попала в аварию и теперь в больнице, — уверяли одни.
— Ерунда, — кипятились другие.
— Ее уже давно нет. А может, никогда и не было, — утверждали третьи.
Но ходил по залу высокий седой человек в берете, прислушивался к разговорам и сердито возражал:
— Не верьте глупым россказням! Она каждый вечер проносится через весь город на своем мотоцикле. Вы разве не слышите?