Был уже третий час ночи, когда мы вернулись в вагон. Я залез на свою верхнюю боковую и сразу же уснул.
Сначала в уставшем мозгу все вспыхивали картины прошедшего дня, в самых нелепых сочетаниях и комбинациях, потом сон стал спокойнее… Я был в каком-то южном городе, не знаю каком, потому что на юге вообще никогда не был. Домики, белые с красными черепичными крышами, лепились на горе, а внизу была бухта, довольно грязная, с кораблями, подводными лодками, стоявшими как стадо уснувших китов, с катерами и лодками, с гудками электровозов, потому что железнодорожная станция была у самой бухты. Потом я поднялся в гору и увидел, что бухта, которую я только что оставил за собой, была частью залива или еще большей бухты. Кто-то объяснял мне, что вот это Южная бухта, а та – Северная. Там вот дальше Инкерман. И тогда я сообразил, что это Севастополь, в котором я никогда не был. А все объясняла мне Инга. Она даже вела меня за руку. За вторую руку держался мальчишка лет четырех, который оказался моим сыном Сашенькой и который задавал матери вопросов гораздо больше, чем я.
Мы долго гуляли по Приморскому бульвару, а потом снова вернулись к бухте Южной, затем полезли куда-то в гору. Куда, я не знал. Но это очень хорошо знала Инга, потому что она вела нас уверенно и быстро.
Оказывается, мы снимали летний домик у каких-то частников. И домик весь зарос виноградом, да и вся ограда, как плоская крыша, была сверху увита лозами на подпорках и проволоке. Потом был какой-то провал… И тут меня начали тормошить и дергать…
– Артем, проснись!
Я боднул спросонья головой стену и проснулся. Иван тряс меня за плечо. И тряс, видимо, здорово, потому что когда я оглянулся, то увидел, что все смотрят на меня.
– Что произошло? – испуганно спросил я.
– Иди, – весело сказал Иван. – Иди полюбуйся.
– Да что там?
– Он еще спрашивает? Ну ты шутник, Артем! Иди, иди скорее. Там уже скоро весь строительный отряд соберется.
– Что? Где? – Я спрыгнул с полки.
– Иди к Инге, – подтолкнул меня Иван. – У тебя дочь родилась.
Я шлепнулся, растянулся, выстелился, не знаю, как еще сказать, на полу вагона. Но что-то было в голосе Ивана, что заставило меня сразу же поверить в случившееся. Я поднялся и буркнул:
– Ну и шутки…
– Иди, иди, – еще раз подтолкнул меня Иван.
А в последнем купе что-то действительно было тесновато. Я подошел, протолкнулся. Передо мной расступились. И расступились как-то весело, с юмором.
– Что тут произошло?! – почти крикнул я. Рядом с Ингой, как и в тот момент, когда я оставил ее здесь, лежал ребенок. Еще один стоял рядом с нижней полкой. Это был мальчик лет четырех. «Откуда тут мальчик?» – подумал я.
– Ой, как это интересно! – вскрикивала Тося. Она снова была вчерашней хохотушкой и восторженной душой. – Артем! Артем! Ой, как это здорово!
– Ну поздравляю вас, Мальцев, – сказала Зинаида Павловна. – От души поздравляю!
Кто-то похлопывал меня по плечу, кто-то по спине. Все были настроены весело и добродушно.
– Девочка у вас родилась, Мальцев, – сказала Зинаида Павловна.
– Да как это? Да где это? Какая девочка?
– Девочка, – сказала Инга. – А имя теперь ты придумывай…
– Да при чем тут девочка? Ведь Сашенька…
– Я Сашенька… – внятно сказал пацан, стоявший возле Инги.
– Ты Сашенька? – машинально переспросил я. – А я кто?
– А ты папка, – серьезно сказал он. – Ты спишь, а мы нет.
– Инга?
– Вот, Артем, дочь у нас с тобой родилась сегодня. А Сашенька вырос.
– Так, так… Понятно. То есть ни черта, наоборот, непонятно. Но все же понятно, что у нас родилась дочь, а Сашенька подрос года на четыре. Только вот непонятно, как это все произошло.
– Опять остолбенел! – сказала за моей спиной Светка. – Как и в первый раз. Все в диковинку ему! Поздравь хоть жену-то.
– Поздравляю, Инга! – сказал я.
– Ты не сердишься на меня? – спросила она.
– Да за что же?
– Вот вчера сын, а сегодня дочь. Может, ты и не хотел…
– Хотел я, Инга, хотел. Пусть будет сын и дочь. Это даже лучше. Обязательно нужно, чтобы были и сын и дочь. Я читал. Писали об этом много.
– Ну зарапортовался, – все еще зло шутила за моей спиной Светка.
Меня поздравляли и другие пассажиры, и, кажется, удивления при этом никто особенного не испытывал. Привыкают люди, что ли, ко всяким чудесам? Потому что рождение дочери и слишком уж бурный рост Сашеньки все же должны были вызвать у людей удивление. Ну да! А во мне самом? Я ведь сам воспринимал все как должное! Потом, потом разберемся.
– Вот и брючки, и рубашка для мальчика пригодились, – сказала Зинаида Павловна. – Предусмотрительный вы, оказывается, папаша, Мальцев. Это хорошо.
– Да, да, – пробормотал я.
Сын теребил меня за подбородок и щеки.
– Колется, – смеясь, сказал он. – Колючий папка. С бородой будет и с усами!
Ну вот, дождался я! Ура!!! Уже папкой меня называют!
– Севастополь, – сказал я Инге.
– Да, – растерянно сказала она. – И у тебя Севастополь?
– Ага… Только я там никогда не был.
– А я была. С мамой и папой.
Этого коротенького разговора никто, конечно, не понял. И хорошо, что не понял. Это было не для других, а только для нас.
Зинаида Павловка снова обо всем распорядилась: когда нести кормить девочку, чем занять Сашеньку. В помощницы Инге была назначена немного сумрачная сегодня Светка. От всех других забот ее теперь освободили. Студенты уже разносили сухой завтрак из ресторана. И вообще вагон, казалось, начинал жить своей обычной жизнью. А за окнами расстилалась какая-то безбрежная степь без единого деревца, с чахлой травой и пятнами солончаков.
Купе Инги понемногу освобождалось.
– И как вы, молодые люди, назовете свою дочь? – спросила Зинаида Павловна.
– Только не называйте Светланой, – посоветовала Светка. – Всю жизнь будет мучиться, как я. Все Светка да Светка. Да и Светлана не лучше. Детям это, может, и идет, а уж взрослому человеку нисколечко.
– Придумывайте, придумывайте, – заторопила Тося. Она сегодня выглядела значительно лучше, чем вчера вечером. Словно веселость вернулась к ней и способность верить в чудо, которое обязательно должно произойти в следующую минуту, хотя минуту назад уже было одно.
– Пусть Артем выбирает имя, – сказала Инга.
– Давай назовем Валентиной, – предложил я. – Хорошее имя ведь? Мне очень хочется назвать дочку Валентиной. А что? Валентина Артемьевна! Неплохо, по-моему, звучит?