Вот ведь мы пошли делать то, чего по логике делать не следует. Куда еще заведет наш поезд эта экспедиция? Да только как следовать логике? И вообще! Куда иногда заводит нас голая логика? Но куда приводит и отсутствие логики? Ведь нельзя поступать ни так, ни эдак! А как? Раньше я был уверен, что поступать надо только правильно. Все было ясно и просто. Правильно, и точка. Тут и рассуждать было нечего. Потом возник вопрос: а как это, правильно? Сначала был и ответ. Честно. По-человечески. Правдиво. И снова правильно! Я и поступал так, искренне удивляясь потом, когда эффект моих действий был совершенно противоположен тому, что я предполагал. Окончательного ответа тут, наверное, дать нельзя. И получается большое поле непредсказуемых поступков. Правда, есть люди, для которых подобных вопросов не существует. Но я-то к ним не принадлежал.
Вагон качало. Иногда Иван и Тося сталкивались плечами, но ни тот, ни другой не отдергивались, словно и не замечали этого.
Предприятие наше было бессмысленным с самого начала. Нашли мы этих товарищей, поговорили. Но, во-первых, невозможно было доказать их виновность. И даже если бы они сто раз вслух повторили, что хотят вернуть мальчика его родителям, от этого пользы не было бы никакой. Ведь то, что происходило в их душах, все равно оставалось неизвестным. Во-вторых, они и не возражали против возвращения мальчика. Они даже ужаснулись происшедшему. И другие пассажиры поохали и посожалели. А помочь не мог никто.
Я молчал. Я сейчас не мог говорить и играл лишь роль живого укора. Говорили Иван и Тося. Здесь делать было нечего. Но и возвращаться в свой вагон тоже было незачем.
А исчезновение моего сына незамедлительно возымело эффект. Поезд входил в какой-то город. Не знаю уж, что это был за город, но только город был большой. Стандартные пятиэтажные здания тянулись по обеим сторонам железнодорожного полотна, потом пошли какие-то депо, ремонтные мастерские. Поезд замедлял свой ход.
Идти к Инге я не мог. Я остановился в первом же тамбуре. Я чувствовал, что и Иван и Тося стоят за моей спиной. Поезд шел уже совсем медленно. И снова станционные киоски и буфеты поползли за окном. Толпы народу с чемоданами и рюкзаками. Носильщики и продавщицы мороженого. Зелень деревьев, пыль асфальта. Но только меня сейчас это мало интересовало.
Проводница вагона вежливо попросила нас отойти, чтобы позволить ей открыть дверь тамбура. Да и сзади уже волновались нетерпеливые пассажиры. Ведь все для них, кажется, начинало идти нормально.
Я отодвинулся, но не совсем, потому что что-то медленно проползало сейчас за окном. Это «что-то» было настолько поразительным и невозможным, что я мгновенно вцепился в него взглядом, хотя и не мог сразу сообразить, что это. А вернее, кто это…
Проводница начала говорить уже не столь вежливо. Да и мешал я ей! Мешал! Но только то, что я увидел за окном, было настолько радостно и невозможно, что я уже ничего не слышал. Я сам, торопясь, открыл дверь вагона и бросился на перрон. В десяти шагах от меня стоял Семен и держал за руку моего сына…
– Сашка! – крикнул я и схватил сына на руки. – Сашка!
– А загадку? – тотчас же спросил он.
– Будет, будет загадка! Миллион загадок! Жив! Здоров!
– Жив он, жив, – сказал Семен.
– Спасибо, Семен!
– Ладно… – махнул рукой Семен.
И тут он увидел свою жену. А жена приближалась к нему с Иваном. Они, правда, шли не в обнимку, они даже за руки не держались. Но шли-то они все-таки рядом. Далеко от своего вагона. Вот ведь никого больше здесь из нашего вагона не было, а Тося шла рядом с Иваном.
– Понятно, – сказал Семен.
– Семен! Спасибо тебе! Да как же это?
Семен только отмахнулся и пошел к своему вагону. Тося и Иван остановились возле меня. Тося взъерошила волосы мальчишке. И спокойна она была сейчас, словно и не встретила своего мужа, словно они и вообще-то не были даже знакомы.
– Ингу надо поскорее обрадовать, – сказала Тося.
– Да, да, – ответил я.
Сына я крепко держал на руках. Так и шли мы вдоль вагонов: Иван с левой стороны, а Тося – с правой. Я и бежать-то боялся, чтобы не растрясти свое вновь приобретенное счастье.
Около окна нашего вагона я приподнял сына. Зинаида Павловна и Светка его увидели и начали что-то радостно говорить, обращаясь к невидимому мне собеседнику, к Инге, конечно. Но сама Инга в окно не выглянула.
Я вошел в вагон с победным, ну, может, только чуточку глуповатым от счастья видом. Вагон уже знал о происшествии. Даже тетя Маша сказала:
– Явился безбилетный гражданин!
Семен сидел в нашем купе и смотрел в окно. Но сначала я должен был пройти к Инге.
– Вот, – сказал я. – Вот он, беглец…
Я ожидал радости, уж конечно, слез, но не такого спокойного отношения, чуть ли не безразличия. Инга даже не встала. Она долго смотрела на меня, пока я не отвел свой взгляд, потому что мне стало как-то не по себе. Потом сделала жест рукой, как бы приглашая сына сесть рядом с собой. Погладила его по голове и плечу. Но все движения у нее были какие-то ненастоящие.
– Да что с ней? – прошептал я Зинаиде Павловне.
– Это пройдет, Мальцев. Я уже дала ей, что нужно. Вернее, что есть. Пусть она полежит спокойно.
– Хоть бы заплакала.
– Это хорошо, если бы заплакала. Но только она не заплачет, характер у нее не такой.
– Уж мы-то детей не потеряем! – заявила Светка.
Я вернулся в свое купе и сел напротив Степана Матвеевича. Валерий Михайлович о чем-то разговаривал с Семеном, но тихо, так что я ничего не мог разобрать. Федора в купе не оказалось. Не было здесь и Ивана.
Семен вдруг пересел ко мне поближе и сказал:
– Ты вот что, ты позови Тосю сюда.
– А почему сам не позовешь?
– Видишь ли! Я тебе тоже могу сказать: почему ты сам-то сына не нашел?
– Да, да. Спасибо тебе, Семен! Прости, не знаю, как тебя и благодарить!
– Не надо мне вашей благодарности… Мне Тосю надо. И катитесь вы все потом.
Я пошел в последнее купе и сказал:
– Тося, там тебя Семен просит…
– Семен? – удивилась женщина. – Какой Семен?
– Да хватит вам… Семен Кирсанов, муж твой!
– Никакой он мне не муж, Артем.
– Ох, неразбериха! Так что же ему передать?
– Ну, раз просит, так приду. Вот только брови подкрашу и губы. – А ведь она ни разу здесь не красилась, не знаю уж, как там дома.
Я повернулся и пошел назад. С противоположной стороны к нашему купе приближалась группа людей: Иван, Федор, еще два каких-то гражданина и заведующий лабораторией, в которой я работал. Это уж было совсем странным. Он-то как сюда попал?
– Вот, – сказал Иван. – В помощь нам товарищи.
– Академики! – возвестил Федор.
– Да нет, вовсе не академики и даже не доктора наук, – сказал один из вновь прибывших. – Академики жаждут попасть в ваш поезд, но только вы все время ускользаете.
– Здравствуй, Артем! – сказал заведующий лабораторией.
– Здравствуйте, Геннадий Федорович! А вы-то какими судьбами?
– Так ведь все институты, которые имеют хоть и отдаленное отношение к этой заварухе, поставлены на ноги. Повезло, повезло! Почему не самолетом?
– Долго объяснять…
– Прошу располагаться, – предложил Иван. – Тесновато, конечно, да не в этом сейчас дело.
В первую очередь в купе разместили членов комиссии. Мне, Ивану и Федору пришлось стоять. Но мы были не в обиде. Такое научное подкрепление нас очень обрадовало. Даже Степан Матвеевич начал проявлять признаки интереса к происходящему. И только Семен сидел недовольный. Все это его словно не касалось. Или он и без посторонней помощи мог выйти из создавшегося положения?
Степан Матвеевич посмотрел на меня.
– Все хорошо, – ободрил я его.
– График… – попросил он.
Но тут быстрее меня догадался Иван. Он начал судорожно перелистывать графики, лежащие на столе.
– Запуск через час и десять минут, – сказал он.
– Успею, – прошептал Степан Матвеевич и снова закрыл глаза, словно собирался с силами для какой-то решающей битвы.
– Итак, – сказал один из членов только что прибывшей комиссии. – Причинно-следственные…
Тут кто-то тронул меня за плечо, я машинально вжался в перегородку, чтобы пропустить человека. Но это оказалась Тося. Ох и великолепный же вид был у нее сейчас!
– В чем дело? – спросила она.
Все удивленно уставились на нее.
– Вот что, Таисия, – начал Семен, но почему-то не докончил.
– Продолжай смелее, – поторопила его Тося.
– А однако, ты здесь многому научилась, – удивился Семен. – И вообще! Здесь все-таки купе, а не зал заседаний! Человеку, может, с женой срочно необходимо поговорить! Двигайтесь-ка, уважаемые люди, куда-нибудь подальше! Расселись!
Члены комиссии смутились. Совершенно неожиданным для них оказалось что-то сугубо личное во взаимоотношениях пассажиров поезда, который попал в такую беду.
– Очнись, – попросил я Семена.
– Уже очнулся!
– Ты что-то хотел мне сказать, – сказала Тося. – Так вот, поговорим в тамбуре, чтобы никому не мешать.
– Я и здесь никому не мешаю.
Тося повернулась и пошла. Семен бессмысленно поморгал глазами, что-то сообразил, снялся с места и торопливо, чуть ли не бегом направился за своей женой.