Махнув на теории рукой, попаданец попытался придумать, чем ещё можно ускорить прогресс в зарождающейся Вольной Руси.
"Впрочем, с таким названием лучше погодить. Московский государь, пока единственный наш союзник, хоть и не очень надёжный, мигом может превратиться в злейшего врага. Нам его пока злить никак нельзя. Да и потом… неизбежную, наверно, войну с Россией надо закончить как можно быстрее и с наименьшей кровью. Война-то будет, фактически, гражданская".
Выспаться хорошо не смог. Сначала допекали комары, пришлось вставать и подновлять на себе антикомариное средство, купленное у характерников. Потом, долгонько ворочался в постели. Вспомнилась вдруг пленница, умудрившаяся ни разу за последнее время не попасться ему на глаза, потом другие знакомые женщины… пока не догадался отвлечься на постороннюю, нейтральную тему из прежнего мира, заснуть не мог. Когда же придремал, то спал очень плохо. Мучили… кошмары или не кошмары, но уж неприятные беспокойные сны точно.
Первым запомнился сон, как он плывёт на флейте, метров пяти длинной и с полметра диаметром, гребя, как на каноэ, одним веслом. Беспокоясь при этом о надёжности деревянных пробок, которыми заткнуты её, флейты, дырки, и ломая голову, какой же гигант на таком музыкальном инструменте мог бы играть? Даже для циклопа она была великовата. Увидев идущие навстречу османские галеры с размахивающими на них ятаганами янычарами, сообразил, что отбиваться ему нечем, да и руки греблей заняты. Мигом развернулся и поплыл прочь. Но галеры стали быстро его настигать, янычары кричали на них ему разные угрозы и очень неприятные обещания. Благодаря тесному общению со Срачкоробом мат и похабщину на тюркских языках Аркадий уже понимал. Поэтому здорово испугался и принялся грести изо всех сил. Турки флейту, естественно, быстро настигали, как ни старался попаданец. А над головой у него летал голландец на огромном фрегате с красным горловым мешком, почему-то каркающем, как ворона, и злорадно орал, с непередаваемым голландским акцентом, что ему от турок не уйти, на флейте надо уметь плавать. А галеры тем временем его настигли совсем, янычары уже тянули к нему с них длинные, как у горилл, волосатые руки…
Проснулся Аркадий весь в поту и с сильно бьющимся сердцем. Попил загодя поставленной возле постели водички, успокоился. Посмеялся над глупым сном и совершенно идиотским испугом, лёг спать опять. И, показалось мгновенно, провалился в следующий сон.
Приснилась ему пленная черкешенка. Обнажённая, с великолепной девичьей фигурой, он даже во сне удивился. Горянка исполняла танец живота и делала призывные жесты рукой.
"Она же рожала уже не один раз. Откуда у неё может быть такая обалденная фигурка?"
Но, как завороженный двинулся к молодой женщине, кокетливо покачивавшей роскошными бёдрами. В такие моменты мужчины склонны думать совсем не мозгами, Аркадий не был исключением. Сон обещал стать очень приятным, но стоило ему подойти к пленнице, как она вдруг подняла вверх руки с откуда-то взявшимися в них кинжалами, клыки её удлинились, перестав помещаться во рту, лицо превратилось в маску ярости и жестокости. Попаданца от такого внезапного преображения парализовало, он с нарастающим ужасом смотрел на страшную, но прекрасную черкешенку, явно собирающуюся резать его особо жутким и болезненным способом…
Проснулся, снова в поту и с учащённым сердцебиением. Ощутил сильную потребность немедленно опорожнить мочевой пузырь. Встал, сунул ноги в самолично изготовленные тапки и пошёл во двор. Держать в доме ночной горшок ему не хотелось, никакие крышки не могут перекрыть распространения отвратных запахов. Хватит с него и ароматов "Азова". На зиму он решил перестроить дом, оборудовав в нём тёплый туалет, а во дворе — сливную яму с крышкой. По приблизительным прикидкам, такая система должна была работать. Проблема была в рабочей силе, не знал, где её взять? Теперь решил воспользоваться услугами турецких гастарбайтеров, спасибо джурам за подсказку.
Постоял немного во дворе, полюбовался яркими звёздами чистого, промышленностью не загаженного неба. Смеяться над самим собой, во сне глупым, не хотелось. Конечно, если черкешенка не была мастерицей боевых искусств, что вряд ли, он легко бы с ней справился, много лет занимался то самбо, то карате, то тайским боксом. Но у сна — свои законы, глупо на них обижаться. Вроде бы успокоившись под прекрасным небосводом, пошёл спать.
Однако Морфей в эту ночь, наверное, прогневался за что-то на попаданца. Кошмары снились ему всю ночь. Ещё несколько раз просыпался от разной бредятины, в поту и с сердцебиением. Не все сны запомнил, но выспаться толком не смог. Поэтому встал рано, сонный и злой. Умылся и произвел интенсивную разминку, в том числе с саблями, приноравливаясь к их балансу. Окончательно сделал выбор в пользу новых своих приобретений, персидского шамшира для повседневной носки и турецкой сабли для морских походов. Они не только имели клинки из прекрасной стали и были богато украшены (на доход от их продажи в своём времени он бы прожил безбедно не один год), но и были сбалансированы на удивление хорошо. После чего решил совершить пробежку к своему возрождающемуся химическому центру.
Бежал под рефрен: "Пить меньше надо! Пить меньше надо!..". Преодоление пространства давалось с большим трудом. Быстро вспотел, в висках застучали молоточки… Внутреннее самочувствие и через сутки после пьянки было не самым лучшим. С боеготовностью, судя по разминке, дело обстояло также не идеально, мягко говоря. В который уж раз твёрдо решил: "Пить буду реже". Окружающие уже почти не оглядывались на сумасшедшего колдуна, бегающего с высунутым языком там, где нормальные люди ездят на лошади. Не смущала никого и его обувь, босоножки. И не такого навидались.
У химцентра издали увидел кучку джур, причём не тусующихся в праздной болтовне, а занятых делом. Они мастерили себе ласты. Подивившись извивам человеческой психики, когда в первый раз показывал, джуры их сооружать не рвались, а теперь, гляди, все как один шили ласты из кожи. Работа кипела вовсю и началась явно не только что. Правда, руки у большинства, в соответствии с казацкой традицией, росли для работы… не из плеч. Посему ожидать быстрого и качественного изготовления новой для этого века вещи не приходилось.
Аркадий поучаствовал в раскройке и прикидке, где вставлять рёбра жёсткости, какую форму им придавать. Предупредил, что кожа без какого-нибудь гибкого, но упругого материла, вроде китового уса, не очень хорошо заменяет рыбьи плавники и её нужно регулярно смазывать жиром. Джуры дружно заныли, что когда ещё удастся ограбить богатую панну, может, даже не в этом году (что характерно, никому из них не пришла в голову мысль, что китовый ус можно в Киеве или Львове купить), а ласты хочется опробовать сейчас. Ещё жаловались, что после вчерашних заплывов новым стилем, у всех болят спины.
— А вы чего хотели? — не стал утешать страдальцев Аркадий. — В плавании под водой напрягаются совсем не те мышцы, что в обыкновенном. Естественно, вы их перенапрягли, вот они жалуются, ноют. Если вы настоящие казаки, степные рыцари, стерпите и сегодня же продолжите занятия подводным плаваньем. Тогда тело постепенно, через боль, наберётся силы, и вы сможете плавать далеко и быстро.
— А правда, что того, кто сделает первым хорошие ласты, вы устроите в самые крутые казацкие войска? — с придыханием, чуть ли не с дрожью в голосе, вдруг задал вопрос здоровяк Богдан Коваль, пожалуй, самый наивный и доверчивый из джур.
Аркадий, с головой погрузившийся в конструирование ласты, не сразу и отреагировал на вопрос. Он продолжал прикидки, хватит ли упругости трёх полосок толстой кожи для приличной работы ласты, легкомысленно проигнорировав вопрос, когда воцарившееся вокруг молчание, чуть ли не гробовое, что при наличии кучи юнцов — невероятная редкость, вынудило его оторваться от ласты и поднять глаза. На него уставились серые, карие, голубые, очень внимательные, глаза всех джур. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем находящийся в не лучшей форме попаданец сообразил, что ответ на вопрос, заданный Богданом, КРАЙНЕ интересует всех джур.
"Так вот где собака порылась!" — с большим опозданием дошло до попаданца. — "Это же я вчера с похмелья Юрке пообещал, что за сооружение приличных ласт устрою изобретателя в самые крутые казацкие войска. Ребята ещё не знают, но решение о формировании диверсионно-разведывательных сотен уже предопределено. Все атаманы согласны с их необходимостью, да и люди подходящие есть. Не в таком юном возрасте, естественно. А ведь "Вылетело слово, не поймаешь". Придётся-таки рекомендовать, если кому-нибудь из огольцов удастся то, что пока не удалось взрослым казакам".
Аркадий, находясь по-прежнему под прицелом глаз всей компании, подтвердил.
— Да, замолвлю словечко. Хотя буду уговаривать туда не соваться. Войска будут сплошь из опытных, самых умелых казаков, и для таких сопляков, как вы, пребывание там будет адскими муками.
— Почему?! — не выдержали сразу несколько ребят.
— Да потому что придётся делать с ними всё, что делают они. А вам до такой умелости ещё учиться и учиться. Значит, надо будет с раннего утра до самого позднего вечера работать как… (убрав в последний момент непонятного аудитории папу Карло, Аркадий нашёл, с небольшой заминкой, ему замену)… как раб на каторге. А плётку надсмотрщика заменять самому самовнушением. Так выкладываться, кстати, тяжелее, чем работать под чьим-то принуждением. Все мы любим себя любимых, и гнать самого себя в боль и страдания сможет не каждый. Самые крутые войска — это ведь и самые крутые казаки. Вам до них ещё очень далеко. Или кто-нибудь считает, что уже достиг немерянной крутости?
Джуры дружно замотали головами. Настолько наивных среди них не было. После чего тишина сменилась общим гамом. Ребятам захотелось обговорить услышанное. Аркадий почувствовал себя лишним и, выкупавшись, смыв с себя пот, пошёл в васюринский курень, поесть и посоветоваться с Васюринским о возможности разборки двух-трёх галер для достройки более серьёзных кораблей.
9 глава.
Совещание победителей. С разными аналогиями.
Азов, страдник, 7146 года от с.м. (начало августа 1637 года от Р. Х.)
Вставать не хотелось. Проснувшись от петушиных воплей, Аркадий валялся в постели в самом что ни на есть минорном настроении и пытался разобраться, с чего это всё вокруг так… немило.
"Продолжение "Привета с большого бодуна"? Вряд ли. Вчера нормально пивом поправился (как только люди эту горькую гадость для удовольствия могут пить?), голова, конечно, побаливать ещё может, но сильно портить настроение… маловероятно. Поганого со мной вчера ничего не случилось, вести дурные не приходили. Не выспался? Да нет, нормально дрых, без кошмаров и внезапных побудок, кофе выпью — совсем как свежий огурчик буду. Так с чего всё вокруг серо и кисло? День сегодня не рядовой, стоит разобраться".
Предстоящий день, действительно, обыкновенным назвать было трудно. В Азове собирались для подведения итогов сделанного и согласования планов на будущее все видные атаманы запорожского, донского, терского и гребенского войск. Особенно приятно было то, что на сей раз прибыли и все известные атаманы с Верховьев Дона, некоторое время инициативы низовиков игнорировавшие. В общем, съезд победителей, или Большой сходняк, с какой стороны ни посмотри, событие значительное, возможно, историческое. Аркадий понимал важность происходящего, свою роль в нём, сокрушаться по этому поводу не приходилось. Не одерживали в реале казаки над турками на море таких звонких побед. Ближайшие перспективы также были скорее радужными, чем мрачными. Отдалённые, правда… так до тех времён ещё дожить надо.
"Так откуда у хлопца не испанская, но таки грусть? И апатия с острым приступом лени. С чего бы? На сегодня столько важных дел и встреч запланировано, конспект речуги на сходняке составлен. Предстоит исторические решения пропихивать, слом старого продолжать… ох, не всем это понравится… Может, в этом и дело?"
Спорить с казацкими атаманами было ещё то "удовольствие". Людей, сомневающихся в правильности собственного мнения, среди них не существовало. Иначе они не смогли бы вести за собой разудалую вольницу. И пусть часть из вожаков была неграмотной, отстаивать своё мнение атаманы умели все. Оставалось благодарить бога, что дураков, склонных к тупорылому упрямству, среди них также не было. Убедить в необходимости каких-то мер или изменений можно было почти каждого. Но сил это отнимало… много. К тому же от слабака атаманы могли не воспринять и самые разумные доводы. Аркадию приходилось проводить перед такими разговорами самонакачку, чтобы выступать максимально уверенно и авторитетно. Хотя бы выглядеть на уровне тех же Хмельницкого и Татаринова, что давалось ему с огромными усилиями. Не составляло труда предвидеть, что вечером он будет себя чувствовать как фрукт, пропущенный через соковыжималку. Будь у него выбор, пошёл бы на штурм любой крепости, только бы не бодаться с такими людьми. К тому же он с детства терпеть не мог попрошайничать, а сегодня ему предстояло просить и требовать у атаманов больше, чем у них было.
Чёрт знает, сколько бы провалялся Аркадий в постели, лелея своё паршивое настроение, но остатки выпитого вчера пива не позволили ему залёживаться. Вставать пришлось, ну а поднявшись, глупо заваливаться для безделья обратно. Заварив намолотого джурами кофе, попаданец покейфовал, балдея от изумительного аромата. Смакуя, выпил поразительно вкусный напиток (ну и что ж, что горький? Всё равно потрясающий). После чего, наполнившись заёмной бодростью, отправился умываться и делать зарядку. В связи с образом жизни за собственной физической формой приходилось следить особенно тщательно. Неловкому и неповоротливому выжить среди казаков было весьма проблематично. Если вообще возможно.
Помахав хорошенько ногами, руками и саблями, помучив себя силовыми упражнениями и растяжкой, побежал на реку умыться и посмотреть на своих оглоедов. Вчера их увлечение подводным плаванием выглядело очень серьёзным, но молодым свойственно быстро увлекаться и легко остывать. Пластунам, идеально подходившим на роль диверсионных отрядов, соорудить хорошие долговечные ласты пока не удавалось, вдруг удастся молодёжи? Пробегая мимо виселицы у ворот города, Аркадий вынужден был задержать дыхание. Её накануне "украсили" двумя бывшими каторжниками, вздумавшими поинтересоваться имуществом дома в отсутствие хозяина. Точнее, "любопытных" было четверо, но внезапно вернувшийся домой казак одного из воров зарубил, а двум прострелил ноги. Убежать смог только стоявший на шухере. Подстреленных же ждал скорый суд с немедленным исполнением приговора. Донское право не отличалось разнообразием наказаний. За несерьёзное преступление могли выпороть, но чаще всего даже мелких воришек вешали. Аркадий напомнил себе, что надо поговорить с Осипом Петровым о комплексном решении проблемы бывших каторжников-турок.
То, что работа в исследовательском центре кипела вовсю, видно было издали. Ребята к изобретению ласт не остыли, но сделать что-нибудь путное не сподобились. Джуры, не забывая о необходимости охранять доверенные им объекты (ничего, что сейчас это пустые сараи и навесы, потом здесь будут важные для всего войска боеприпасы), старательно мастерили себе ласты. Ожесточённая конкуренция не вылилась в попытки делать что-то тайком, уж очень трудным оказалось для юных джур задание, они понимали, что в одиночку его выполнить тяжело. Аркадий искупался в Доне, пообщался с джурами минут двадцать и отправился, как на каторгу, на атаманское совещание.
У дома, ранее принадлежавшего паше Азова, а теперь занятого его станичным (точнее было бы, городским) атаманом Осипом Петровым, где должно было состояться это мероприятие, попаданца перехватил Богдан Хмельницкий. С требованиями поставок пугательных ракет, весьма эффективных против конницы, и жалобами на трудность удержания запорожцев в Крыму. Участвуя во внутритатарской заварушке, он значительно облегчал свободу манёвра для всех остальных казацких таборов. Вырвись татарская орда из Крыма, казакам было бы не до завоеваний на Кавказе. Дай бог свои поселения обронить, хотя бы основные.
Пришлось попаданцу юлить и оправдываться в стиле: "Я — не я, и лошадь не моя…". Хотя часть вины, безусловно, лежала и на нём. Говорят: "Своя рубашка — ближе к телу". Вот и Аркадий, участвуя в планировании военных действий, вместе с другими атаманами, воевавшими на Кавказе, донскими и запорожскими, частенько забывал о таборе Хмельницкого. А у Богдана Зиновия накапливались проблемы, которые он не в силах был разрешить без помощи поставками оружия и боеприпасов. Его союзник Инайет-Гирей огнестрельного оружия имел очень мало, поделиться порохом не мог. Соперник крымского хана Ислам-Гирей, опираясь на постоянную подпитку из Стамбула, мог вести партизанскую войну сколь угодно долго. А запорожцам уже не хватало пороха, приходилось его экономить. Наладить же блокаду Крыма с моря никто не озаботился, хотя возможности для этого после великой победы на море у казаков появились.
Возможно, кому-нибудь Аркадий и смог бы навешать лапши на уши, но не Хмельницкому. Знаменитый, в реале гетман, легко разбил все доводы попаданца, вынудив его признаться в ошибочности проводимой азовским советом политики, и выдавил из него твёрдое обещание, что первые же партии ракет будут отправлены в Крым, а вдоль крымских берегов со стороны Румелии будет налажено патрулирование казацких кораблей. Аркадий крымский фронт главным не считал, но обязательство такое на себя взял, понимая, что его придётся держать. Не тот был человек Хмельницкий, чтобы безнаказанно его обманывать. Вырвавшись, наконец, из цепких рук Богдана Зиновия, мокрый от пота, ощущая себя мышью, чудом выскользнувшей из кошачьих когтей, попаданец с тоской вспомнил, как легко выходил из подобных ситуаций Лисов у Конюшевского, как без труда он строил Сталина с Берией.
"Хорошо быть супергероем. А здесь попробуй построить этих бандюганов… хрен получится, ещё и засмеют. Видали они таких строителей… в самых разных… положениях. Мне терять свою гетеросексуальность извращённо-мазохистким способом не хочется. Придётся больше головой думать, языком работать, уговаривать, сулить золотые горы и пещеры, полные алмазов. Ну и попугать их сам господь велел, чтоб оберечь от одного из смертных грехов — гордыни".
Заседание, как и предполагалось, вышло бурным и продуктивным. Сначала Татаринов, Васюринский, Каторжный и Хмельницкий отчитались о достигнутых успехах и сообщили об имеющихся проблемах.
Татаринов был вынужден признать, что поход на Тамань сейчас несвоевременен. В Темрюке и на поле боя с горцами добычи взято больше, чем за многие и многие прошлые походы. Ведь в этот раз не пришлось спешить и ограничивать добычу размерами чаек-стругов. Часть казаков после победы ударилась в беспросветный загул, другие обживаются на новом месте. Можно, конечно, набрать молодёжи, с Малой Руси люди валят толпами. Но без опытных воинов молодёжь — мясо для уоркских клинков. Им и уже завоёванное удержать затруднительно. В некоторых захваченных мамлюкских сёлах переселенцы сидят как в осаждённых крепостях. Лучший выход — отдать часть сёл с окружающими землями горным адыгам, испытывающим крайнюю нужду в почве для посевов. Старейшины из враждовавших ранее с разорёнными сёлами родов могут согласиться. Да и кое-кто из не враждовавших… если поговорить по душам…
Хмельницкий похвастался несколькими победами и захваченными огромными стадами, освобождёнными из рабства тысячами православных. Посетовал на отсутствие помощи. Запасы пороха и селитры из Сечи уже использованы, а новых не приготовишь из-за предателей-реестровцев и шпионов Конецпольского. О закупках на Малой Руси и речи нет, там по всем дорогам панские отряды шастают. Между тем, несмотря на победы казацкие, Ислам-Гирей получает регулярную помощь из Стамбула. Никто те корабли перехватывать не торопится. Если дальше так пойдёт, то придётся запорожцам из Крыма улепётывать побыстрее, чтоб не стать татарской добычей. И на Дон тогда непрошенных гостей набежит видимо-невидимо, только успевай угощать.
Умел Хмельницкий найти путь к казацкому сердцу, не случайно смог он в реале взнуздать казачью вольницу. Зашевелились атаманы после его речи, явно почувствовали себя неуютно.
Каторжный отчитался о морском походе и величайшей в истории казацкого флота победе над османским флотом. Рассказал о страшном действии зажигательных ракет, пожалел, что их было мало и дело из-за этого могло обернуться не громкой победой, а страшным поражением. Поведал он о больших трудностях с набором команд для новых судов. Никак нельзя было набирать туда одних новичков, а бывалых казаков на все суда не хватает. Васюринский дополнил рассказ о битве, поведал о проблемах вождения больших, чем чайки и струги, кораблей. Сообщил о погоне за взбунтовавшейся галерой и расправе над бунтовщиками.
Выступивший вне очереди Осип Петров рассказал о проблемах, возникших в Азове из-за некоторых освобождённых пленников. Работать некоторые из них не могли или не хотели, а вот попрошайничать и воровать не стеснялись. Пока не очень помогали такому горю даже виселицы. Стражи, наблюдающей за недопущением воровства, у казаков никогда раньше не было, поэтому проследить за преступниками удавалось редко. Среди новых жителей Азова нарастали ярость и возмущение, раньше они и замками не пользовались. Присвоение чужого имущества на Дону или Сечи было редким, исключительным явлением. Дело шло к погрому и уничтожению всех не сумевших вернуться на родину или стать своими бывших галерников. Между тем, многие из них успели в городе прижиться, оказывали казакам разнообразные услуги. Следовало как-то отделить овец от козлищ, чтобы избавиться от последних. Осип честно признался, что не знает, как это сделать.
В последний момент Аркадий решился не просить, как планировал ранее, а требовать.
— И так, всё хорошо, как я понял из предыдущих выступлений. Можно сказать, почти прекрасно, за исключением некоторых мелочей. Должен вас огорчить, паны-атаманы. Всё хорошо у нас разве что как в той весёлой песенке о прекрасной маркизе, с которой я вас уже знакомил. Если кто не слышал, так скажу без околичностей, нас всех ждёт скорая и страшная беда, если мы заранее не озаботимся её предотвратить.
Аркадий оглядел сидящих перед ним атаманов,
Многих уже знал лично, а с некоторыми успел подружиться или установить приятельские отношения. Довольные, больше частью, лица казацкой старшины после его слов стали озабоченными или встревоженными. Знали атаманы, что Москаль-чародей не пустобрех.
— Какая такая беда? — не выдержал незнакомый попаданцу атаман, то ли из терских, то ли из гребенских.