— Нет.
— Ты лжешь, — заявил он.
Я нахмурилась.
— Нет, я понятие не имела, кто ваш клиент и не знала, что вы притащите меня в этот богатенький райончик. Но я подозревала, что это должен быть кто-то с деньгами, чтобы позволить себе вашу помощь, — когда я произносила это, я ставила на Натали Зелл. Любая женщина, которая хочет поднять своего мужа из могилы чтобы порубить его топором и похоронить куски "заживо" даже не моргнет при упоминании маленького похищения и смерти людей, которых она даже не знает.
Я слышала, как Никки остановился за моей спиной, и еле удержалась, чтобы не отскочить. Мне не нравилось, что мои похитители берут меня в коробочку, и ужасно не любила, когда оборотни подбирались так близко, если знала, что они могут причинить мне вред.
— Ты давишь на меня, Никки.
— От тебя пахнет правдой, — сказал он, все еще стоя слишком близко.
Якоб кивнул, но сказал:
— Дай ей немного места, Никки, нам нельзя прикасаться друг к другу, даже случайно.
Тот отступил на пару шагов, и я последовала за широкой спиной Якоба, а Никки шел за нами. Никаких больше разговоров, никаких вопросов — мы просто шли к передней двери. Как мило, что хозяин дома не заставил нас воспользоваться входом для прислуги. Хм. Интересно, особняки еще имеют входы для прислуги?
— Никаких вопросов? — сказал Никки.
— Нет, — ответила я.
— Большинство людей начало бы задавать вопросы, особенно женщины. Они слишком много говорят.
Якоб позвонил в дверь, и я услышала богатый, мелодичный перезвон глубоко в недрах дома.
— Смотрю, похищение женщин вошло у вас в привычку? — поинтересовалась я.
— Работа есть работа, — ответил он.
— Ну конечно, — сказала я. Мы ждали под пение птиц и далекое жужжание чьей-то мощной газонокосилки.
— Они говорят, потому что нервничают, — продолжил он.
— Единственный, кто здесь треплется, это ты, — указала я.
— Я не нервничаю, — сказал он, но слишком быстро для отрицания, и в его голосе проскользнула такая нотка…
— Лжец, — ласково сказала я.
— Завязывай, Никки, — бросил Якоб. Он расправил плечи, и я поняла: он слышал что-то, чего мы не слышали. Через мгновение дверь открылась, и я увидела Тони Беннингтона.
Теперь я была удивлена.
— Сукин сын, — сказала я. Он казался мне намного более разумным, нежели Натали Зелл. Просто еще один убитый горем муж, старающийся договорится с Господом Богом чтобы получить жену обратно. Видимо, Бог не слушал, и он начал договариваться с кем попало, чуть ниже уровня рая. Когда Бог игнорирует тебя, дьявол начинает выглядеть более привлекательно.
— Уже лучше, — прокомментировал Никки. — Ты действительно не знала. Он сказал это очень тихо, позади меня, так что я не знала, слышал ли его клиент. Мне-то было все равно.
— Добро пожаловать в мой дом, мисс Блейк, — он и в самом деле сделал этот широкий радушный жест, приглашая нас войти. Я еле поборола желание дать ему в челюсть.
Никки ухватил меня за локоть, мой пиджак и его перчатки не давали нам соприкоснуться голой кожей. Но его хватка была крепкой. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо: "Драка с клиентом делу не поможет".
— Ты увидел, что я напряглась? — прошептала я.
— Ага.
Я начала протестовать, что не собиралась бить Беннингтона, но и сама не верила в свои слова. Я хотела причинить ему боль, по-настоящему. Видимо, все нервы и страх, которые я не позволяла себе чувствовать, трансформировались в насилие. Отличненько, с этим я была согласна.
Конечно же, моя львица начала ползти по метафорической траве, в которой лежала. Мне пришлось закрыть глаза и сосредоточиться на дыхании. Когда я решила, что смогу смотреть на Беннингтона и не желать ему смерти, я открыла глаза.
Он смотрел на меня, и в его серых глазах читалась неуверенность, словно он купил собаку, ничего не зная о ней, и теперь она пытается съесть кошку.
— Я понимаю, что вы злы на меня, мисс Блейк. Мне очень жаль, что дошло до такого.
Это было словно эхо моих слов в офисе. Я, правда, сочувствовала его потере, и сожалела, что не могла ему помочь. Эхо не помогло мне побороть гнев, который вспыхнул снова, и рука Никки снова стальной хваткой стиснула мою руку. Вот это напомнило мне о самоконтроле — единственном, что отделяло моих любовников от снайперских пуль. Мне нужно было держаться ради них.
— Вы хотите, чтобы я подняла вашу жену из мертвых, — сказала я безэмоционально. Я начала сворачиваться внутри себя, уходя в то тихое место, куда я отправлялась, когда собиралась убить кого-то не в перестрелке, но когда я смотрела на дуло своего пистолета и нажимала на курок с пониманием, и имела время изменить свое решение. Все стихало в моей голове, когда я решала отнять жизнь, даже если была возможность спасти ее. Когда я твердо решаю, что кто-то заслуживает смерти, моя совесть остается чиста. Это был один из таких моментов, и он помог отогнать львиную нетерпеливость. Это было холодное место, место, в которое я уходила, когда убивала.
Я представила себе Беннингтона мертвым, с моей пулей в башке, и это было приятно. Это помогло мне успокоиться и улыбнуться.
Никки отпустил меня.
— Она успокоилась.
— Ага, — сказал Якоб. — Так же спокойна, как Шила бывает временами. Он внимательно изучал мое лицо, и не его метафизические способности помогли ему понять мое выражение и покой в моих глазах.
— Ты сравнил ее с Шилой? — переспросил Никки. — Мы так глубоко в заднице?
Я не знала, кто такой Шила, да и мне было все равно. Может, стоило поинтересоваться, но я не стала. Я заставила себя оглядеться по сторонам. В опасных ситуациях, рекогносцировка очень важна. Комната была белой: белый ковер, белая кожаная мебель, лишь слегка отличающаяся оттенком от стен. Словно они не могли выбрать цвет, так что и не выбирали. Единственным цветовым пятном в этой комнате был фотопортрет жены Беннингтона в полный рост. Она была блондинкой, красивой, и, как становилось понятно по фотографии, обладала модельной фигурой, что означало — слишком худой, на мой вкус, но никто не спрашивал моего мнения. Одетая в ярко-голубое платье, чуть длиннее колена, делающее ее глаза ярко-синими, она полулежала на ротанговой кушетке, окруженная тропическими растениями, в кроваво-красных и малиновых цветках. Это был единственное яркое пятно среди этой белизны. Он довлел в комнате, словно икона или святыня. Господи.
Что же касается выходов, с одной стороны камина была стеклянная дверь, и еще несколько находились в задней части комнаты. Я видела коридор, ведущий внутрь дома, и огромную лестницу на второй ярус.
Никки наклонился и прошептал:
— Осматриваешься, Анита?
Я даже не посмотрела на него, словно и не знала, о чем он болтает. Но меня беспокоило то, насколько оба льва были в курсе моих действий. Это ограничивало мои шансы.
— Ваш человек уже захватил то, что нам нужно для вечера? — спросил Беннигтон у Якоба.
— Шила сделает это.
— Я плачу вам большие деньги, мистер Леон.
Я решила повыпендриваться. Когда сомневаешься, это может помочь.