Все остальные члены экипажа поддержали его. Кроме Дугласа Белла: бомбометатель и Сильвия настолько отключились от окружающей действительности, что Гольдфарбу показалось, что их тесные дружеские отношения могут закончиться где-нибудь прямо на столе или на полу. Если Дуглас столь же умело сбрасывал своими руками бомбы, он принес немало пользы своей стране.
- Взять хотя бы эти снимки, - сказал Эмбри. - Мне с трудом верится, что джерри построили такую бойню для людей, как бы ни называлось то место.
- То место называется Треблинка, - подсказал Гольдфарб.
Ему тоже верилось с трудом. "Но с меньшим трудом, чем Эмбри", - подумал он. Для молодого англичанина, который, судя по речи, происходил из обеспеченных слоев, организованное истребление людей в концлагерях действительно могло казаться немыслимым. Для Гольдфарба, чей отец бежал от менее организованного, но не менее явного преследования евреев, упоминание о месте, подобном Треблинке, отдавало ужасом.
- Кстати, а что хорошего происходило здесь? - спросил Бэгнолл, решив сменить тему. В конце концов, они пришли сюда отдыхать от ужасов войны, а не обсуждать их. - Пока мы не грохнулись во Франции и джерри не препроводили нас до Кале, мы обычно почти все время находились в воздухе, приземляясь, лишь чтобы поесть и выспаться.
Гольдфарб и Джоунз переглянулись.
- Ящеры быстро отучили нас "нажимать кнопки", как бывало во время блицкрига, - наконец сказал Гольдфарб. - Ящеры сообразительнее, чем джерри. Они быстро размолотили наш радар и шлепали по нам ракетами всякий раз, когда мы пытались его восстановить. Пришлось, как в давние дни, ограничиться полевыми биноклями и телефонами.
Дафна вернулась с новой кружкой пива для Джерома Джоунза. Тот облизал девушку глазами.
- Дэвид постоянно глазеет в свой бинокль на твое окно, - сообщил он, кивнув на приятеля.
- В самом деле? - равнодушно спросила Дафна, ставя на стол пиво. - А я-то все время думала, что это ты.
Бледное лицо Джоунза залилось краской, видимой даже в тусклых отблесках камина. Гольдфарб и экипаж бомбардировщика покатились со смеху. Даже Дуглас Белл оторвался от Сильвии на достаточное время, чтобы сказать:
- Ей-богу, превосходный удар!
Джоунз, не найдя достойного ответа, занялся своим пивом.
- Я тут слышал, что одна штука неплохо сработала против ящеров. Знаете, что именно? - Гольдфарб мужественно пытался вернуться к вопросу Джорджа Бэгнолла. - Заградительные аэростаты стоили ящерам нескольких самолётов. Ящеры летят так низко и настолько быстро, что им никак не увернуться, если на их пути оказывается трос аэростата.
- Приятно узнать хоть что-то хорошее, - отозвался Бэг-нолл. - Я не совсем это имел в виду. Я спрашивал про хорошее не о воине. Просто о жизни.
- У операторов нет жизни, - хмыкнул Джоунз. - Это противоречит военным уставам Ее Величества или еще чему-нибудь в этом роде. - Он резко пододвинул свою вновь опустевшую кружку к Дафне. - Дорогая, постарайся в этот раз не сыпать сюда слишком много мышьяка.
- Отчего же так? Я всегда была уверена, что ты просто цветешь на нем.
Она взяла его пустую кружку и направилась к бару.
- Приятная девочка эта Дафна! Я уже это понял, - сказал Бэгнолл.
- Да, только вот тебе-то удалось усадить ее к себе на колени, - мрачно проговорил Гольдфарб. - Знаешь, сколько месяцев подряд мы с Джеромом пытаемся это сделать?
- Судя по твоему кислому лицу, немало. А что, разве в Дувре нет других женщин?
- Наверное, есть. Джером, мы их искали?
- Под любым камнем лежат, - ответил Джером. Он наблюдал за Дугласом и Сильвией. Если бы у него был блокнот, наверное, он делал бы там записи.
- Эту кружку, дорогуша, я вылью тебе на голову, - сказала ему Дафна.
- Говорят, от этого здорово растут волосы, - пробормотал Джоунз и поспешно добавил, чтобы официантка не исполнила свою угрозу: - Но я пока не склонен экспериментировать.
Гольдфарб допил вторую пинту пива, но не в пример другу не торопился заказывать третью. Все, что экипаж "ланкастера" рассказал ему о жизни евреев во Франции, заставило его с тревогой задуматься о том, что может происходить с ними в Варшаве. Как-то там, в Польше, живется сейчас его дядьям, теткам, двоюродным братьям и сестрам? Думая о передачах контролируемой ящерами коротковолновой станции, которая вещала на немецком и на идиш, он размышлял о том, сколько его родственников по-прежнему живы.
Гольдфарб уставился в свою пустую кружку. Поможет ли новая порция забыть его страхи или, наоборот, еще сильнее вытолкнет их на поверхность? Скорее всего последнее. Но он все же подал Дафне кружку:
- Раз, дорогая, ты пока на ногах, не принесешь ли мне еще одну?
Залить в себя новую дозу пива, и он перестанет беспокоиться обо всем на свете. Не хватит этой кружки, добавит еще две, три... сколько потребуется.
- Ребята, а что теперь будет с вами? - спросил Джером у экипажа.
- Думаю, - ответил Кен Эмбри, - что через день-другой мы снова поднимемся в воздух. Говорят, опытные экипажи на земле лысеют.
- Проклятие! - воскликнул Джоунэ. - Как вы можете так спокойно к этому относиться? Летать против немцев - это было одно, но против ящеров...
- А что еще остается каждому, - пожал плечами Эмбри, - кроме как делать то, что должен, делать это наилучшим образом и до тех пор, пока может?
Гольдфарб внимательно рассматривал пилота и его товарищей. Эти парни много раз глядели в лицо собственной смерти, и шансы повстречаться с ней в ближайшее время были у них очень высоки. Гольдфарб перевел взгляд на Сильвию, которая, кажется, пыталась вконец замучить Дугласа Белла. И вдруг он понял, почему она и Дафна спали с летным составом и никогда не уступали "наземным" мужчинам. Его удрученное состояние не прошло, но ревность исчезла.
Когда Дафна вернулась с его пивом, Гольдфарб встал, порылся в кармане и вытащил оттуда горсть монет:
- Прошу тебя, принеси этим ребятам по кружке. Джером Джоунз уставился на него:
- Какая щедрость! У тебя, быть может, богатый дедушка сыграл в ящик или ты забыл, что ты еврей?
Впечатление было такое, что Гольдфарб вот-вот вцепится кое-кому в глотку. Бэгнолл и несколько остальных членов экипажа отодвинулись, готовые, если понадобится, схватить его. Но вместо этого Гольдфарб усмехнулся:
- Черт возьми, Дафна, я покупаю пиво и для этого большеротого кретина тоже!
Экипаж бомбардировщика облегченно вздохнул. У Джоунза глаза сделались еще больше.
- Если бы знал, что, обругав, можно раскрутить тебя на пиво, я бы давно пользовался этим.
- Geh kak afen yam, - ответил на идиш Гольдфарб и, ко всеобщему неудовольствию, отказался перевести.
Мойше Русси чувствовал, как сердце колотится в груди. Встречи с губернатором ящеров, чьи силы выбили нацистов из Варшавы, всегда пугали его, хотя Золрааг обходился с ним довольно приветливо. Куда приветливее, чем обошелся бы с ним немецкий генерал-губернатор Ганс Франк. Мойше не знал, мертв ли Франк или сбежал. Надеяться, что мертв, было грешно. Но Мойше все равно желал этого.
Из кабинета Золраага вышел Тадеуш Бор-Кемеровский, генерал Армии Крайовы. Вид у него был не особо счастливым. Увидев Русси, он еще более нахмурился.
- Ну, еврей, что ты намерен выцыганить у него на этот раз?! - прорычал генерал. - Похоже, они дадут тебе все, что пожелаешь.
- Это совсем не так, - ответил Русси.
Бор-Коморовский также пугал его. Да, этот человек ненавидел немцев, но и евреев он тоже ненавидел. Теперь немцев не стало... Ругаясь сквозь зубы, Бор-Коморовский двинулся дальше, каблуки его сапог со звоном ударяли по мраморному полу. Русси поспешил в кабинет Золраага: защитника его народа лучше не заставлять ждать.
- Здравствуйте, ваше превосходительство! - произнес по-немецки Мойше.
Теперь он мог разговаривать с ящерами достаточно легко. Несколько недель назад, когда нацисты бежали, одновременно теснимые изнутри и атакуемые извне, первые из этих маленьких снующих существ показались ему демонами. Мойше никогда бы не подумал, что выберет себе столь странных союзников. Однако частые встречи с Золраагом помогли ему начать привыкать к их странностям. У Мойше появилось подозрение, что для ящеров он в частности и все человечество в целом казались, по меньшей мере, столь же диковинными, как и ему самому губернатор.