Закурив, я принялся отчего-то непослушными руками царапать свои каракули. Сразу решил, что раскрывать технические подробности типа устройства нашего звездолета и многих других не буду. Это действительно секрет, принадлежащий моей стране. И только ей! Добытый потом и кровью...
- Ты ничего не забыл? Всё написал? - в голосе Линды прозвучала подозрительность, смешанная с искренней радостью.
- Всё. Всё, что считаю нужным, - мягко ответил я, пересев на диван и расслабившись.
С довольным лицом она углубилась в чтение, а я, может, от нечего делать, а возможно, и просто из любви к искусству, в изучение чисто женских прелестей девушки, в который раз отмечая про себя, как она хороша. Всё на должном уровне: и милое, обаятельное лицо, и точеные формы бюста, и стройные ноги, и даже... весьма редкое сочетание, смею подозревать - ум. Хотя не зря говорят: "Красота мужчины в его уме, ум женщины - в её красоте".
Наконец, Линда оторвала глаза от бумаги и, перехватив взгляд, направленный на её сплетенные под столом голые ноги, чуть заметно усмехнулась. За всё это время она не успела переодеться, и сидела всё в том же халатике, в спешке накинутом на плечи, всё с так же растрёпанными волосами. Такой вид не портил её, напротив, он только распалял воображение.
- В определенной степени я действительно, привязалась к тебе, - сказала она, убирая написанный мною документ в замаскированный, замурованный в стену, сейф.- Привязалась не по заданию, просто так, против собственной воли. Но дело для меня превыше всего личного. Извини. "Четвертый", поднимись ко мне, - негромко попросила она, поднеся к губам руку с небольшим золотым перстнем. - Пойми меня, Майкл, каждый нормальный человек для блага своей Родины, страны, где родился и вырос, готов сделать всё. Не моя вина, что я работаю в разведке. Ради бога, не надо считать меня выродком.
Открылась дверь, и на пороге возник уже знакомый с моим кулаком незнакомец в сером балахоне.
- Жду ваших указаний, - чеканно отрапортовал он, обращаясь к Линде.
Повисла мёртвая тишина. Я уставился на неё, ничего не понимая, точнее, понимая, что она мне соврала. Но если она соврала, что не знает этого человека, возможно, она обманула меня и в большем! От жутких последствий подобного предположения у меня захватило дух, сильнейший страх сковал мышцы, сердце стукнуло и опустилось куда-то вниз.
Мы молча, замерев, какое-то время смотрели друг на друга. Затем она приказала своему помощнику взять меня на мушку, что он сделал с нескрываемым удовольствием.
- Да, Майкл, такова жизнь, - участливо произнесла Линда. - Я не наивная девушка, какой, возможно, тебе казалась еще несколько часов тому назад, и даже не агент ООН - считай, что это была просто шутка. У меня довольно высокий чин и пост - я резидент Российской разведки в США.
Мне вдруг всё сразу стало ясно - ловушка захлопнулась, я попал в капкан. Я потрясён, ошарашен...
Заметив мою непроизвольную попытку вскочить, она опять выхватила свой пистолет и скомандовала:
- Ни с места, Майкл, если не хочешь, чтобы я или мой агент размозжили твою голову! Медленно, очень медленно, пересядь к столу.
Мне ничего не остается делать, как, не спеша, словно нехотя, лениво выполнить ее команду. Линда одобрительно кивнула:
- Вот и славно. Теперь поговорим откровенно, как друзья. Фактически ты уже на нас работаешь: переданные тобой сведения бесценны, и в случае, если об этом станет известно вашей контрразведке... Впрочем, не будем о грустном. Осталась только одна, совсем маленькая, формальность - подпиши документ о нашем сотрудничестве, и я со своей стороны гарантирую тебе не только жизнь и свободу, но и серьёзные, очень серьезные деньги и... свое личное благорасположение.
Меня душила ненависть, яростное желание раздавить гадину. То, что было между нами ночью, только усиливало жажду мести. К чему к чему, а к подобным фокусам со стороны девушки, с которой только что занимался любовью, я не привык.
- А если я не соглашусь, куколка?.. - процедил я после длительной паузы.
- Если бы даже ты смог чудом оказаться на свободе, тебя всё равно сгноили бы в тюрьме. Но мы не можем допустить этого - ты уже достаточно много знаешь. Отсюда, Майкл, если ты, конечно, не подпишешь нужные нам бумаги, тебя вынесут вперед ногами. Естественно, предварительно накачав особыми наркотиками и выжав всю имеющуюся информацию. Это радикальное средство ломает волю, развязывает язык. Их действие в микродозе, ты уже успел прочувствовать на себе, написав заявление - вкусный был кофе, не правда ли?
Я невольно сжал кулаки, став белым, а может быть, даже синим.
- Против наших наркотиков не сможет устоять никто, - с нажимом заметила Линда. Но не огорчайся сильно - достаточно лишь выполнить мою просьбу, и все будет хорошо.
"Влип очкарик! Увяз по самые уши! - очумело соображал я. - Ну и сука она! Лицемерная актриса с каменным сердцем!".
Однако дергаться раньше времени нет смысла. Зачем? Я лучше буду тихий и сговорчивый. Но ломаться нужно не сразу, всё должно быть натурально. Так сказать, полный реализм. Как там меня учили на спецподготовке? На допросе отвечать спокойно, вежливо; сообщать только самые элементарные сведения, касающиеся своей личности; чтобы не раскрыть себя, смотреть не в глаза, а на лоб допрашивающего, не давать себя обмануть и вовлечь в ответы на кажущиеся невинными вопросы или в написание заявлений... "В написание заявлений! - я стиснул зубы. - Черт меня возьми! Ну, как я мог допустить такую оплошность?!!!"
- Боюсь, что твои требования чрезмерны. Не выношу ультиматумов, - заявил я, концентрируя взгляд на точке в середине лба Линды.
- Что ты, что ты?! Какие ультиматумы? Это же просто предложение делового сотрудничества. У тебя остается право выбора, - её слова, произносимые мелодичным женским голосом, звучали цинично и агрессивно. - Но, приняв мои условия, ты, Майкл, откроешь путь к дальнейшим, весьма небесполезным и, самое главное, взаимовыгодным контактам.
- Убивайте меня, режьте, пытайте, качайте наркотой, но я не подпишу документов о сотрудничестве, - вдруг по петушиному выкрикиваю я.
Пауза длится долго, очень долго. Линда молча смотрит на часы, потом на своего подручного.
- О, да! Пожалуйста, разрешите мне им заняться, - с мольбой говорит он тихим, но звучным голосом, в котором проскальзывают вкрадчивые нотки. Видимо, ему не терпится поквитаться со мной, от злобы у него просто чешутся руки. Наверно, в его голове до сих пор стоит звон!..
- Нет времени, - она равнодушно качает головой. - Последнее предложение, Майкл. Обойдемся без договора о сотрудничестве. Ты выкладываешь все, что утаил в заявлении, так сказать, "всю подноготную". Факты, технические подробности, имена ответственных сотрудников, и я тебя отпускаю. Совсем не трудно, правда?
- В самом деле, - соглашаюсь я. - Но я не располагаю нужной вам информацией. Я всего лишь специалист по...
- Прекрати свою болтовню! - обрывает меня Линда. - Да или нет? Если да, то ты полетишь к звездам. Если нет, то жить тебе осталось совсем недолго! Учти, я слов на ветер не бросаю!!! - орёт она, больно тыча дулом пистолета мне в ноздри. Течёт кровь. Вытаращиваю глаза, съёживаюсь и вдруг осипшим голосом выдавливаю:
- Да. Давайте бумагу, я напишу...
Дрожащими руками беру ручку и начинаю быстро строчить. Украдкой наблюдаю за русскими. Они довольны, на лицах удовлетворение от проделанной работы, для них я сломался, дело сделано. Их позы расслаблены. Они тоже люди. Они устали.
Протягиваю написанную галиматью Линде, и тут она совершает первую ошибку - легкомысленно опускает оружие в карман тонкого шелкового халатика и, взяв рукопись, углубляется в чтение.
- Можно прилечь на диван? - интересуюсь я страдальческим голосом.
- Можно, - рассеянно отвечает она, совершая вторую ошибку.
На полпути изменяю траекторию своего движения и, сделав резкий бросок, заламываю руку с пистолетом, принадлежащую "четвертому", злопамятному малому с красным, раздувшимся глазом, любителю балахонов и мерзких приёмчиков.
Его рев, означающий, скорее всего, грязное ругательство, смешивается с негромкими хлопками выстрелов: сперва в пол, а затем в стену и потолок - сейчас я хозяин его руки, да и шея агента уже принадлежит мне - обхватив ее левой рукой, я пристроился сзади. И очень своевременно: не успевает заглохнуть эхо нашей возни, как настает очередь палить и Линде. Разговор соратников недолог: визгливый вопль на русском обрывает краткий категорический ответ - несколько почти беззвучных выстрелов. Результат налицо, поскольку плотное тело передо мной вдруг задергалось и стало оседать.
Удержать! Удержать любой ценой... Но непросто держать на весу бесчувственную массу. С трудом перехватываю его пистолет и, падая вместе с тушей, успеваю пару раз стрельнуть.
Грохот рухнувшей мебели завершается звоном бьющегося стекла, и все затихает.
Пару секунд осматриваюсь, затем осторожно встаю. Линду вместе со стулом отбросило немного назад и опрокинуло на ковер. Она так и осталась лежать, разбросав руки, одна нога, соскользнув на бок, протянулась вдоль поваленного стула, а другая, задержанная торцом сиденья, застыла, нацелив в люстру острый каблук кожаной туфельки. Халат распахнулся, открыв взору самые интимные места.
Я аккуратно убрал из-под нее стул и поправил халат. Вверху около ее правого плеча на нем быстро расширялось темно-красное пятно. Отвернув ткань, я осматривал рану, когда Линда очнулась и тихо застонала.
- Спокойно. Ранение не смертельно, если оказать немедленную помощь - будешь жить!
Она не ответила. Я уже полностью пришел в себя и, сделав все необходимое, перевел дух, глотнув прямо из горлышка коньяк.
Забрав у Линды ключ, я исследовал содержимое сейфа, пока не наткнулся на собственноручно написанное мною заявление. Затем обыскал комнату и нашёл кассету с записью нашей "дружеской" беседы. Из всей этой гадости я устроил скромный поминальный костер, после чего взял телефон.
- Майкл, - морщась от боли, просипела Линда. - Не сообщай никому. Я хочу умереть... Я не вынесу жизни в тюрьме.
- Не могу. Прости, но для моей страны будет лучше, если я тебя сдам - наверняка посыплется целая сеть. Ну а ты... Ты не расстраивайся, через год-другой тебя, скорее всего, обменяют на нашего разведчика, погоревшего в России, - ответил я и, набрав код, вызвал соответствующие службы.
- Майкл, - прошептала Линда, - подойди ко мне.
Я присел на колени и приблизился к ее лицу. Она лежала, тяжело дыша. Побледневшие щеки, проступившие скулы, блестящие глаза ее были широко раскрыты. Несколько секунд она молча смотрела на меня, затем, превозмогая боль, сказала: