Эти библиотеки должны были заставить искусственный разум воспринимать вирус как своего владельца. Это было что-то вроде настройки, но не на человеческую личность, а на компьютерную программу.
С каждым днем Лекс все больше сомневался в правильности этой идеи, но других вариантов они не придумали, а Эйзентрегер одобрил ее еще в самом начале как перспективную.
Через сутки надо сдавать отчет Эйзентрегеру. Десять–пятнадцать минут, чтобы доказать, что последние четыре дня прошли не зря и от них был какой-то толк. В это же время надо рассказать о дальнейших планах работы. Коротко, внятно и максимально понятно.
Лекс не знал, что говорить: за последние три дня ничего существенно не изменилось и несущественно тоже. Он уже предлагал подумать над новой стратегией, но, кроме Лиски, это предложение все восприняли без особого энтузиазма.
Поляк все расхваливал свою идею с библиотеками – сравнивал их то с музыкальным произведением, то с муравейником, то с простоквашей. Переводчик исправно преобразовывал его родной язык в ахинею на русском.
– А знаете, что Индевять и его группа делают? – сказал внезапно Андерс.
– Курят траву вместе с тобой? – предположил Лекс, и это было правдой.
– Они смешали код вируса с декомпилированной версией спутника, рэндомно, а теперь сидят и выявляют все совпадения, которые случились.
– Они идиоты, – безапелляционно заявил поляк.
– Почему? Индевять упоминал, что они кое-что нащупали уже, закономерность в теории случайных чисел, кажется.
– Курва-матка! Потому что это идиотизм. Это даже не идиотизм, это максимум идиотизма.
– Эйзентрегер одобрил, деньги им идут, – пожал плечами Андерс.
И пока поляк думал, что ему в ответ сказать, серб произнес:
– Пока деньги свистят, дышать много хорошо.
И вдохнул глубоко свежий воздух, выпячивая грудь и поглядывая при этом на Лиску.
Несколько соток земли, богатых на деревенский антураж – разваленная телега, старые пивные бочки, руины хлева или сарая, которым не меньше лет, чем замку, стог давно сгнившего сена. Периметр круглосуточно охранялся, но охрана на глаза старалась не попадаться, чтобы не нервировать посетителей гостиницы.
Несколько раз в неделю цыган выносил во двор спутниковую антенну. Обычно это происходило ночью, на несколько часов – на базе появлялся интернет-онлайн.
С одной стороны был лес, с другой – горы. Откуда-то издалека доносился нудный жужжащий звук и надрывный лай собаки.
– Те, кто представит лучшие результаты, получат денег в десять раз больше, – сказал поляк. – Мы работаем и стоим на предпоследней ступеньке. А то, что остальные ничего не делают, кроме имитации работы, – это проблема тех, кто платит.
– Индевять набивай курдюк жиром голова, – сказал серб, и снова непонятно было, что он имел в виду.
– Он сидел четыре года в Синг-Синге, – сказал, как похвастался, Андерс. – В его честь там назвали отбивную.
– Потому что его там постоянно отбивали?
– Да он сам кого хочешь отобьет. Вчера, кстати, его за драку на двенадцать часов закрыли.
Драки на территории базы были строжайше запрещены. Нарушителей сразу же разводили по их комнатам и держали некоторое время под «домашним арестом», заперев двери и запрещая какие-либо контакты с остальными. За драку наказывали материально, причем не только виновника, но и всю его группу. При таких ограничениях программисты, мирный, в общем-то, народ, должны были исключить драки из своей жизни.
Но не всегда получалось.
Сказывался алкоголь, первое время доступный в неограниченных количествах. Наиболее молодые участники пьяного марафона не пили, а уничтожали запасы, и уже через неделю цыган с помощью знаков и автомата ввел ограничение на алкоголь. И все равно спиртного хватало, чтобы раз в неделю у кого-нибудь снесло башню и появилось желание помахать кулаками.
– С кем подрался? – спросил Лекс.
– Со Словеном, с кем же еще тут драться?
Словен был из тех, кто постоянно нарывается. Не важно, кто его собеседник – тупой русский, грязный ниггер или вонючий китаёза. Словен не различает европейцев и азиатов, просто потому что он ненавидит всех людей в принципе.
– Опять напились? – спросил поляк.
– Да. Словен рассказал, что они сейчас пишут крутой троян для создания самого большого ботнета. По личному заказу Эйзентрегера. Индевять сказал ему, что это работа обслуги. Словен ему ответил. Слово за слово, охранники прибежали, разняли, закончилось без мордобоя. Но варианты замеса были.
– Я слышала, что Словену поручили какую-то другую работу, – подтвердила Лиска. – Срочный заказ, не имеющий отношения к исинам и вирусам.
– Они из своих комнат сейчас почти не вылезают, – заметил поляк. – Работают как проклятые.
Лекс остановился:
– Я впервые об этом слышу.
– А должен был? – спросила Лиска.
– Я к тому, что мне Эйзентрегер ничего не говорил про другие задания.
– И хорошо, что не говорил, – сказал Андерс. – У нас уже есть работа.
– За которую нам хорошо платят, – добавил поляк.
– Но почему он хотя бы не предложил? – спросил Лекс. – Он что, посчитал, что Словен лучше, чем мы?
– Тебя это беспокоит?
Лекс пожал плечами. Он не знал.
Уже начинало темнеть. Цыган вышел на внутренний дворик и сделал знак, чтобы заканчивали прогулку.
– В общем, мне надо еще несколько дней, – подытожил поляк. – Когда закончу, тогда будем менять настройки спутника. Так и скажи ему на отчете.
Он первым поспешил к двери. За ним последовала Лиска и увивавшийся вокруг нее серб.
– Индевять говорил, что им Эйзентрегер тоже предлагал эту работу, – сказал Андерс, когда они остались вдвоем. – Только они отказались.
– Почему?
– Не знаю. Спроси сам. Он сейчас в кинотеатре.
Кинотеатр базы представлял из себя овальное помещение, со стенами и потолком, обтянутыми плотной бархатистой тканью. Бархат придавал некий уют этому месту и скрывал звуконепроницаемую обивку, благодаря которой система долби-сэрраунд ничуть не мешала остальным обитателям базы.