Это путешествие не было похоже ни на одно другое.
Дворкин, оставив харчевню позади, поскакал вперед, и довольно скоро мы уже мчались по густому лесу. Казалось, окружавшие нас окрестности вселяли в отца вдохновение, и я с трепетом и восхищением наблюдал за тем, как нагромождение камней вдруг превратилось в подножие горы, как эта гора предстала перед нами, стоило нам только выехать из-за деревьев. Взмывались к небесам увенчанные шапками снегов пики, неподалеку показались первые сосны. Поначалу они стояли поодиночке, врассыпную, но потом, обогнув валун размерами с целый дом, мы въехали в сосновый лес.
Дорога через горную цепь постоянно шла на подъем. Не дорога — извилистая тропа, торная, хорошо утоптанная, но сейчас на ней не было ни души. Становилось все холоднее, от вершин вниз дул ледяной ветер. Я потуже затянул шнурки на вороте рубахи и прижался к шее коня. Мерин теперь плелся шагом, устало понурив голову. Из его ноздрей вылетали клубы пара.
Дворкин обернулся и крикнул:
— Не отставай! Скоро сойдет лавина!
Я пару раз пришпорил своего коня и пустил его рысью. Тропу перегородили два валуна, высотой схожие с людьми. В этом месте тропка шла наверх и огибала препятствие. Когда мы поравнялись со вторым камнем, я расслышал позади отдаленный рокот, похожий на рычание собаки, но намного ниже тоном. Обернувшись в седле, я увидел, как с одной из гор съехала вниз вся снеговая шапка, целиком, и как этот снег завалил тропу. Теперь никто не смог бы последовать за нами этой дорогой до тех пор, пока весной не стает снег.
Я снова устремил взгляд вперед. Пейзаж уже начал меняться. Вдоль тропы встали заросли колючих кустов, появились пятна желтоватой жухлой травы. Небо, чуть тронутое кое-где розовым и желтым, значительно посветлело.
— Хлебни вина, — предложил Дворкин и отвязал от седла бурдюк. — Да смотри, хорошенько обрызгай им рубаху и коня.
Сам он так и сделал — щедро полил вином плечи, а потом — голову своего скакуна, шею и круп.
Я последовал отцовскому примеру — глоток вина я выпил, после чего вылил пару глотков на рубаху и на коня. Зачем это было нужно, я спрашивать не стал. Не хотел отвлекать отца вопросами. Если он счел, что это необходимо, и велел мне сделать это, значит, мне нечего было выспрашивать, что, как и почему: я понял, что настанет время и окажется, что так и нужно было поступить.
К тому времени, когда мы спустились к границе леса, небо потемнело и приобрело темно-лиловый оттенок. В сумерках нас окружили странные звуки — стрекотание, попискивание. От одного из этих звуков, жалобного «вип-вип-вип», у меня по коже побежали мурашки. Конь без понукания побежал быстрее и держался бок о бок с конем Дворкина.
И вдруг со всех сторон с земли начали подниматься темнокрылые насекомые размером не меньше моей ладони. Их стаи были настолько велики, что заслонили солнце. Заметив, как эти твари держат свои голые хвосты, я решил, что они скорее всего ядовиты. Однако нападать на нас они не стали.
— Чего они боятся? — спросил я у Дворкина.
— Вина, — ответил он.
Мне стало от души жаль всех тех, кто бы вознамерился погнаться за нами через этот лес.
Оставив гигантских мошек в их родном лесу, мы выехали на открытое пространство, и у нас над головой неожиданно раскинулся ковер ночных небес — пушистый темный бархат, украшенный бриллиантами звезд. Три луны плыли по небу — две поменьше довольно быстро, а третья, более крупная, повисла над верхушками деревьев недреманным оком.
Мысль о том, что кто-то может неусыпно наблюдать за нами, заставила меня поежиться.
Мы продолжали путь.
С востока потянулись посеребренные облака, затянули луны, начало быстро холодать. Ветер раскачал верхушки деревьев, которые здесь стали более высокими, и нас окружили сероватые краски зимнего рассвета. Земля поблескивала инеем. У меня изо рта вырывались клубы пара.
Фыркая и громко топая, наши кони мчались вперед. В какое-то мгновение я поймал себя на том, что опасливо поглядываю на деревья по обе стороны от дороги. У меня возникло странное ощущение. Казалось, будто за нами кто-то следит.
— Ты тут ничего необычного не чувствуешь? — спросил я у отца.
Дворкин обернулся и посмотрел на меня.
— Нет. Этот мир — мост между ловушками. Тут не должно быть ничего такого, чего нам следовало бы опасаться.
— Лошадям нужен отдых, — заметил я.
— Если так, то мы их сменим, — заявил он.
Очень скоро мы выехали на большую, поросшую густой травой поляну. Там стояли и словно бы поджидали нас двое вороных коней, в точности похожих на наших меринов. Даже седла и скатанные в рулоны одеяла были такие же, как у нас.
Я изумленно вздернул брови.
— Вот как?
— Угу. — Дворкин наклонился в седле, пересел на другого коня и поехал дальше. — Их хозяева сейчас охотятся на смерпов в полях и не вернутся еще несколько часов.
— На смерпов, ты сказал?
— Это то же самое, что кролики.
Я последовал примеру отца и вскоре нагнал его.
— Это ты ловко подстроил, — заметил я. — Но чьи это были лошади?
— А это имеет значение? — осведомился Дворкин.
Я задумался.
— Наверное, нет, — заключил я в итоге. — Они получат точно таких же лошадей, какие у них были — только усталых.
— Нет. — Отец небрежно махнул рукой. — Здесь, в Тенях, все ненастоящее. Все вырастает до истинных размеров из нашего сознания. Мы все творим нашими мыслями, и все это существует в безграничной вселенной вокруг нас в виде безмерного числа возможностей — до тех пор, пока нечто настоящее, вроде нас с тобой, не придаст этим возможностям очертания и материальность.
— Похоже, ты много думал об этом.
— Да, — ответил он. — Очень много.
А потом мир вокруг нас снова изменился. Небо потемнело. Мы забрались в предгорья. Раскатисто, с треском прогремел гром. Прямо у нас над головой небо озарили вспышки молний, ветер усилился. Я задрал голову и увидел, что собираются плотные серые тучи. На лицо мне упало несколько капель дождя.
— Это твоих рук дело, отец? — крикнул я.
— Да! — прокричал в ответ Дворкин и указал вперед. — Там пещера! Нужно забраться внутрь нее, покуда нас не застигла гроза!
Мы доехали до входа в пещеру — отверстия футов пятнадцать высотой и десять шириной, и провели коней внутрь. Я разглядел на стенах отметины, оставленные какими-то орудиями. По всей вероятности, пещера была искусственно расширена людьми — а может быть, кем-то еще — в незапамятные времена. Позади небеса разверзлись, и грянул такой жуткий ливень, какого я никогда в жизни не видел. Вода падала такими толстыми стенами, что порой ничего не было видно на несколько футов вперед. Трава, кусты, деревья — все гибло, ничто не могло устоять перед натиском стихии.
Не оглядываясь, Дворкин продолжал ехать вперед, в темноту. Откуда-то на каменных стенах взялись факелы и осветили нам путь. Я ехал следом, стараясь не отставать.
Постепенно впереди начал брезжить свет. Вскоре мы одолели поворот, и перед нами предстал другой выход из туннеля, а за ним — веселое, яркое поле, поросшее травами и клевером. Когда мы выехали на поле, я опять услышал грохот. Это гора обрушилась и завалила пещеру и туннели, по которым мы только что проехали.
Оказавшись снаружи, Дворкин натянул поводья своего коня. Путешествие по разным мирам сильно утомило наших лошадок, и они начали проявлять норов.
— Почему бы нам не назвать день ночью? — предложил я.
Я, честно говоря, думал, что отец откажется, но он тяжко вздохнул и согласно кивнул.
— Тут неподалеку есть отличное местечко для привала, — сказал он. — Поляна с ручьем и уймой хвороста для костра. И еще там полным-полно ленивой и глупой дичи.
— Звучит заманчиво, — усмехнулся я.
— Мы можем подождать там столько, сколько потребуется.
Я обратил внимание на эту фразу. Сказано было мало, но подразумевалось многое — что угодно, на самом деле, в зависимости от того, как поглядеть.
— Ты ожидаешь гостей? — полюбопытствовал я.
— Я всегда кого-нибудь да ожидаю, — ответил Дворкин, — и меня редко постигают разочарования.
Теперь нас окружили более высокие и темные деревья. Дубы сменились соснами. А потом тропа оборвалась — и я увидел то место, о котором говорил отец — пространство в сотню ярдов, поросшее невысокой травой, затем — пологий склон, ведущий к отвесной скальной стенке, поднимавшейся футов на пятьдесят вверх. Вершину скалы занавешивали нижние ветки сосен.
Дворкин придержал своего коня.
— Остановимся на привал здесь, — объявил он.
— И долго мы тут пробудем? — спросил я.
— Сколько потребуется, столько и пробудем. Я… я ожидаю проводника.
— Проводника? Хочешь сказать, что не знаешь, куда идти? — встревожился я.
— Знаю. Но боюсь, сам легко снова дорогу туда не найду.
— Расскажи мне. Может, я сумею помочь.
— Ты мне уже помог, мой мальчик. Больше, чем сам о том догадываешься. Но то, о чем я говорю, не в твоих силах. — Он вздохнул. — Последнюю часть пути я должен проделать сам.
— Но быть может, если бы ты объяснил…
Он растерялся — так, словно не мог решить, какую часть своих секретов он может мне выложить без опаски.
Я не отступался.
— Тебе придется все рассказать мне, отец. Мне и так уже многое известно. Вдруг я сумею помочь тебе? Вспомни, как все было в Джунипере…
Дворкин вздохнул, отвернулся, довольно долго молчал. Наконец он глубоко вдохнул и проговорил:
— Я прожил очень долгую жизнь, Оберон. Я совершил много поступков, которыми не горжусь, но много и таких, которые вселяют в меня гордость. — Он взволнованно сглотнул слюну. — Ты… ты станешь первым после меня, кто увидит самое сердце Теней. То место, откуда они берут начало.
— Ничего не понимаю, — оторопело пробормотал я.
— Все это… — Он взмахом руки обвел все, что нас окружало. — Все это — Тень. Но что отбрасывает эту Тень?
— Насколько я понимаю, не Владения Хаоса?
— Нет! — Он рассмеялся. — Владения имеют собственные Тени, но тамошние Тени — угрюмые и неуютные места, где царят смерть и уныние. А эти Тени — Джунипер, Илериум, все прочие — отбрасывают нечто иное… нечто большее.
У меня сердце ушло в пятки.
— Ты сделал это, — выговорил я в восторге. — Это — Узор.
— То, что отбрасывает эти Тени — великий Узор, точно такой же, как тот, что живет внутри тебя. Он начертан моей рукой в самом сердце вселенной.
— Так вот почему они гоняются за тобой, — зачарованно произнес я. — Королю Утору откуда-то все это стало известно, и он жаждет уничтожить Узор и Тени. Фреда сказала, что они отнимают могущество у Хаоса, делают его слабее…
— Верно! Они из-за этого слабнут! — Дворкин рассмеялся. — А вот ты из-за этого стал сильнее!
— Но как… где… — запинаясь, промямлил я.
— Это недалеко. Но это место спрятано… Очень надежно спрятано, чтобы ни один из лордов Хаоса не мог отыскать его сам.
— Значит, ты его слишком хорошо спрятал, если теперь найти не можешь.
— Мне… мне помогли.
Я прищурился.
— Помогли? Значит, они не врут, и ты действительно заключил союз с иной силой… Кто это такой?
— Скорее, не такой, — задумчиво проговорил Дворкин. — А такая. Но она — верный и надежный друг.
— Женщина? Она придет сюда?
— Надеюсь, да. — Дворкин спешился и, потянувшись, размял затекшие руки и ноги. — Мы должны дождаться ее появления.
Женщина…
— Как ее имя? — спросил я.
Отец не ответил. Он ушел к опушке леса и остановился там, рассеянно вглядываясь в чащу.
Я вздохнул, стреножил обоих коней и принялся расседлывать их и снимать с них поклажу. Всякий раз, стоило мне оглянуться, я замечал, что отец ушел еще на несколько шагов вдаль. В конце концов он воззрился на скалы — так, будто пытался найти для них верное место на некоей мысленной карте.
— У нее нет имени, — вдруг изрек он. — По крайней мере, если и есть, то мне оно не известно.
— Она… человек? — осторожно спросил я.
— Человечности в ней больше, чем во многих людях.
Дворкин тихонько рассмеялся, словно был доволен удачной шуткой. А потом наклонился и начал пучками рвать траву.
Я догадался, что вряд ли мне удастся нынче выудить у него что-нибудь еще, поэтому прекратил приставать к отцу с расспросами. Он и так за последние пять минут рассказал мне больше, чем за все время с тех пор, как я узнал о том, что он — мой родной отец.
Я взглянул на вершину скалы, и мне показалось, что кто-то мелькнул между деревьями, словно бы проскользнула там чья-то легкая тень. Не могла ли то быть та самая загадочная женщина?
Целый час мы посвятили тому, что плели из травы веревку, как делали в те давние времена, когда я был мальчишкой. Из этой веревки мы понаделали силков и разложили их по поляне на звериных тропках. Теперь нужно было ждать, пока в силки не попадется кролик, куропатка или кто-то из тех, кто был похож на них в здешних краях. Я не стал терять время даром и направился к речке. Вытащив на берег пару десятков камней, я перенес их на поляну и уложил кольцом.
Дворкин тем временем опять ушел в сторону от стоянки. Несколько раз, когда он думал, что я не обращаю на него внимание, я заставал его за тем, что он стоял, не отрывая взгляда от вершины скалы. Что бы там ни мелькнуло, он, видимо, тоже это заметил. Оставалось только надеяться, что то была его таинственная дама.
Я набрал хвороста и разжег костер с помощью кремня и огнива, которыми нас предусмотрительно снабдили дочери Бэйля. Потом, когда огонь весело затрещал и загудел, я расстелил на траве одеяла и растянулся на одном из них. Лежа на спине, подложив руки под голову и глазея на незнакомые созвездия, я ощущал себя самым счастливым человеком на свете. Такая жизнь мне была по сердцу — дальние странствия, знакомство с неведомыми землями, возможность познать самого себя и ближе познакомиться с отцом.
Во времена моего детства мы частенько отправлялись на подобные вылазки с «дядей Дворкином». Мы рядышком укладывались спать под звездами, и у наших ног потрескивал походный костер. Он разговаривал со мной, как с сыном, и рассказывал мне истории о героях былых времен, о странствиях и приключениях, о сокровищах — утраченных и обретенных. То были самые счастливые дни в моей жизни. Однажды мы побывали в одном месте, очень похожем на это…
Я вздохнул. Куда оно ушло, то прекрасное время?
— Вина? — осведомился Дворкин и протянул мне бурдюк.
— Спасибо, с удовольствием.
Я сел, взял у отца бурдюк, порядочно отхлебнул и вернул ему.
— А ты приводил меня сюда раньше, когда я был маленький, — сказал я.
— Так ты помнишь! — воскликнул Дворкин. Похоже, он удивился.
— Конечно.
Я открыл корзину, в которую дочери Бэйля сложили для нас провизию, и нашел там сыр, хлеб и солонину, которая больше походила на воинский паек, чем на походную еду. Я решил, что солонина подождет. Хотелось свежего мяса.
— Пойду, проверю силки, — сказал я, встал и отправился к нашим травяным капканчикам.
Первые два оказались порванными теми, кто в них угодил, третий был пуст, а в четвертый и пятый поймались зверьки, похожие на кроликов — только уши у них были короткие и заостренные, а лапы широкопалые. В двух последних силках было пусто.
Я освежевал кроликов, насадил на прутики и принес к костру. Огонь почти догорел, и я устроил тушки кроликов над угольями, а сам улегся на живот, подпер подбородок кулаками и стал ждать, когда мясо зажарится.
Дворкин снова смотрел на вершину скалы. Он погрузился в глубокие раздумья.
— Она опять там? — спросил я.
— А? Что ты спросил?
— Ну, эта загадочная дама, с которой мы должны встретиться. Я видел, там что-то мелькало. Она вернулась, что ли?
— О… нет. Нет-нет, там нет никаких женщин. — Он хмыкнул. — Совсем никаких.
Поужинав жареной крольчатиной, хлебом и сыром и запив их изрядным количеством превосходного вина из личных погребов Бэйля, я ощутил разом и сытость, и усталость. Мои мысли унеслись к остальным членам нашего семейства, и я стал гадать, где они теперь и что сейчас поделывают.
— Не стоит ли нам связаться с Фредой и сказать ей, где мы находимся? — спросил я у отца.
— Нет, — ответил он. — Тут время течет иначе. Думаю, что с тех пор, как мы покинули Запределье, прошло не более нескольких часов. Мы успеем все сделать и вернуться прежде, чем нас хватятся.
— Это хорошо.
Я лег на спину и, закрыв глаза, стал слушать звуки ночи. Пели ночные птицы, стрекотали и жужжали в траве всякие разные букашки, порой надо мной пролетали то сова, то летучая мышь.
Меня уже клонило ко сну, как вдруг я услышал, что отец пошевелился и встал. Это заставило меня прогнать дремоту. Что он еще задумал?
Я чуть-чуть приоткрыл веки и стал наблюдать за Дворкином. Наш костер уже почти совсем погас, но в багряных отсветах догоравших угольев я увидел, как отец крадучись направился к деревьям.
Я знал, что если буду ждать, когда он мне сам все расскажет, то могу так ничего и не дождаться. Поэтому, как только он скрылся с глаз, я встал и пошел за ним. Почему-то я нисколечко не сомневался в том, что он направляется на вершину скалы к той загадочной гостье, которую я успел мельком увидеть раньше.