На какую-то долю секунды я не поверил, что он наконец сдался. Я почти ожидал, что оглянусь — и увижу, что нас со всех сторон окружают адские твари короля Утора. Треклятый Рок так долго пытался держать меня в неведении! Но на самом деле ничего такого не произошло. Мы втроем просто сидели у костра, в далеком-предалеком мире.
Я облизнул пересохшие губы.
— Ладно, — сказал я. — Я вправду видел единорога?
— Это был не единорог, — покачал головой Дворкин. — Это была твоя мать.
— Моя… мать? — У меня чуть сердце не выскочило из груди. Неожиданно все начало обретать смысл. Моя жизнь в Илериуме… это все было ложью. Отец поселил меня там, чтобы уберечь от беды. А та женщина, которая вырастила меня, как собственное дитя… видимо, он заплатил ей за это. Вот почему Дворкин так заботился о ней столько лет. Моя мать… моя истинная мать… наверняка была волшебницей, умевшей менять обличье… Наверное, она была одной из леди Хаоса. Но почему нельзя было давно сказать мне правду?
Дворкин шумно выдохнул.
— Да, — проговорил он. — Я приводил тебя сюда несколько раз, давно, чтобы она могла посмотреть на тебя. Ты — ее дитя… и наследник всего, что ей принадлежит.
— Узор… — прошептал я.
— Да, — только и сказал отец.
Вдруг мне все стало ясно. Моей матерью не могла быть леди Хаоса. Она должна была быть родом откуда-то еще… и внутри нее должен был быть запечатлен Узор — точно так же, как в обитателях Хаоса был запечатлен Логрус. Этим вполне могло объясняться скрытничанье отца. Если бы кто-то узнал обо мне, о моем истинном происхождении, то меня, пожалуй, прикончили бы уже много лет назад. А он хранил тайну о моей истинной матери для того, чтобы уберечь меня от гибели.
— Откуда она родом? — спросил я.
— Точно не знаю, — ответил Дворкин. — Она нашла меня здесь, в этом самом месте.
Я не знал, что говорить, что делать. Тысячи противоречивых чувств раздирали мое сердце. Но сильнее всего чувствовалось облегчение. Большая часть головоломки улеглась на место, и я надеялся, что другие кусочки найдут свои места не с таким трудом.
Эйбер изумленно уставился на нас с отцом.
— Единорог? О чем это вы говорите? — озадаченно вопросил он.
Я не стал обращать на него внимание.
— А Судный Камень? — спросил я у отца.
— Он — ее часть… так же, как и часть Логруса и еще очень многого во вселенной. Он понадобился мне для того, чтобы сотворить Великий Узор.
— Значит, волшебный рубин у тебя? — требовательно вопросил Эйбер.
— Конечно, — ответил отец. Мой брат поднялся.
— Он нужен мне, — заявил он и протянул к отцу руку. — Отдай его мне.
— Нет, — проговорил я решительно и встал между ними. Сейчас у нас совсем не было времени спорить и препираться. — Ты не отдашь его королю Утору.
— Но это же для общего блага, — возразил Эйбер и в упор уставился на отца, глядя через мое плечо. — Ты украл Судный Камень, отец. Из-за этого Хаос ослабел. Королю Утору это может стоить престола… а тебе — жизни Фреды и всех остальных твоих детей. Не говоря уже обо мне. Отдай мне Камень, и я позабочусь о том, чтобы тебя пощадили.
Я ошеломленно уставился на него.
— Похоже, ты говоришь то, что у тебя на уме, — вымолвил я.
— Так и есть.
— Но как ты смеешь предлагать отцу такую сделку? Ты ведь не король…
Отец устало поднялся на ноги.
— Он — один из них!
— Да, — ответил ему Эйбер.
Я непонимающе смотрел на него.
— Один… из кого?
— Из людей короля Утора, — объяснил мне отец, и я услышал, как прошелестел в ножнах обнажаемый им меч. — Шпион, наемник короля, сующий свой длинный нос в мои дела! Изменник!
— Изменник здесь ты, — парировал Эйбер. — Ты заморочил Оберону голову всей этой чепухой насчет его матери и Узора, но меня ты не одурачишь! Ты вступил в игру с силами, которые недоступны твоему пониманию. Я пытался прикрыть тебя — защитить всех вас… но больше не могу.
— И давно ли ты нанялся на службу к королю Утору? — полюбопытствовал я.
— После вечеринки у тети Ланары, — ответил мне Эйбер. — Один из королевских министров отвел меня в сторонку и предупредил о том, что случится, если я откажусь помогать им. Нас всех — Фреду, отца, тебя, меня, всю нашу семью — схватили бы и пытали бы за измену. Помогая королю, я добился того, что нашу семью пощадили. А теперь отдай мне Камень. Я верну его. Еще не поздно!
Дворкин запрокинул голову и зашелся в приступе хохота.
— В чем дело? — в отчаянии вопросил я.
— Я спрятал его там, где его никто не найдет! — отозвался отец. — А найдет — не сможет взять! Он висит на шее у единорога!
Эйбер в ужасе вытаращил глаза.
— Ты не мог!
— Мог, мог! — Отец направил на Эйбера меч и пошел к нему. — И я должен убить тебя, не сходя с этого места.
— Нет! — Я схватил отца за руку. — Он хотел, как лучше!
— Я — изменник?! — продолжал бушевать Дворкин, испепеляя Эйбера взглядом. — Изменник здесь один, и это ты, Эйбер! Это ты предал собственного отца!
— Виноват в этом только ты один! — рявкнул я. — Если бы он знал о твоих замыслах, он, может быть, понял бы…
— У нас нет времени на эти нежности!
Дворкин попытался обойти меня.
Я загородил ему дорогу.
— Если так, сотвори время для этого, отец.
— Дома меня никто не посмеет назвать предателем! — процедил сквозь стиснутые зубы Эйбер.
— Треклятые дети!
Отец попробовал оттолкнуть меня, но я ухватил его за запястье, твердо решив не допустить кровопролития. Дворкин охнул, я заметил, как натянулись веревками мышцы у него на шее. Подметки моих сапог заскользили по траве.
Вдвоем в такую игру играть было можно. Я покрепче уперся ногами в землю и сдержал натиск отца, а потом напрягся изо всех сил и оттолкнул его назад, футов на десять. Он пошатнулся и тяжело дыша, озадаченно воззрился на меня.
— А ты здесь силен, — заметил он.
— Посильнее тебя.
— Может быть…
У меня за спиной прозвучал голос Эйбера.
— Не надо драться с ним, Оберон. Я сам могу за себя постоять!
Я оглянулся через плечо. Эйбер сцепил пальцы, а когда он развел руки в стороны, между ними закачался темный шар.
— Ты не посмеешь… — вырвалось у отца. Эйбер отозвался.
— Я сюда не драться пришел. Я пришел, чтобы помочь… но если ты попробуешь ударить меня, я буду защищаться!
Темный шар начал вырастать в размерах. Эйбер швырнул его наземь, и шар принялся разбухать и поглощать землю. У меня на глазах на поляне появилась яма.
Дворкин поспешно отступил на несколько шагов назад. Я поспешил последовать его примеру. Мне очень не понравилось, как он выглядел, этот непроницаемый мрак. Эйбер не спускал с него глаз и что-то бормотал, но слишком быстро, и я не разбирал слов. Не это ли он называл Первородным Хаосом?
— Седлай коней, — негромко велел мне Дворкин. Казалось, он напрочь забыл о нашей распре. — Теперь я знаю дорогу.
— А как же Эйбер? — спросил я, уложив седло на спину отцовского мерина и начав затягивать подпругу.
— Оставим его здесь. Он не дерзнет последовать за нами.
— Нет, я за вами последую! — вскричал Эйбер. — Если ты не желаешь спасать наше семейство, то это должен попытаться сделать я!
Черная ямина, к моему великому ужасу, успела превратиться в зияющую пропасть. Она поглощала все, к чему прикасалась: наши одеяла, костер, дорожные мешки. Теперь все мы стояли на краю бездны.
— Если так, то ты — глупец! — крикнул в ответ Эйберу отец.
Он вскочил на своего коня и развернул его прочь от стоянки. Я растерялся, но, бросив последний взгляд на Эйбера, сделал то же самое.
Следовало отдать моему брату должное, что я и сделал. За последние пять минут он выказал такую силу духа, какой я от него никак не ожидал.
Целый час мы скакали в сторону от поляны, никуда не сворачивая, хотя лично я никакой дороги и даже тропы не видел. Отец в очередной раз прорвался в иную Тень, и мы оказались в мире, где уже рассвело.
Миновало какое-то время, и вдруг воздух стал каким-то странным — особенно, хрустально чистым. Любая ветка на каждом из деревьев здесь была окрашена столь ярко и видна столь четко, что такого я ни разу в жизни не видел. Не шелестел ветер, не стрекотали насекомые, не пели птицы. Чистейший воздух приятно бодрил. Никогда я не ощущал ничего подобного.
Когда мы наконец выехали из леса и поскакали по травянистой равнине, я ахнул, увидев прямо впереди солнце. Оно было вполовину больше солнца Илериума и испускало сияние оттенка червонного золота. Эта краска ложилась на все вокруг, к чему только прикасались солнечные лучи.
Налево от нас раскинулся океан. На его поверхности царил полный штиль, даже самой мелкой ряби — и той не было заметно. Не плескала рыба, не парили над водой чайки. Лучи солнца касались океана и окрашивали отмели в яркий сине-зеленый цвет. Дальше от берега вода приобретала более темный, лазурный оттенок. Я мог бы сидеть на побережье и часами любоваться этим океаном.
— Уже недалеко… — пробормотал Дворкин. — Да…
— Недалеко до чего? — спросил я, не отрывая глаз от океана.
— До Узора, до истинного Узора — того, который лежит в центре всего на свете. Он совсем рядом.
Отец спешился и оставил коня — не стал стреноживать, просто бросил поводья. Я последовал его примеру. Оба мерина с радостью опустили головы и принялись пировать сочной травой.
Бок о бок мы пошли в ту сторону, где из травы выступал большой плоский камень — футов, наверное, сто пятьдесят длиной и сто шириной.
На камне словно бы золотой лентой были выведены контуры Узора — завитки и повороты, изящные петли и перехлесты. Он почти совпадал с Узором внутри меня… почти, но не совсем. Более он напоминал тот Узор, который змей в башне, выстроенной из черепов, сотворил из крови Тэйна.
— Он неправильный, — вырвалось у меня.
— Верно, — отозвался отец. — И именно поэтому его следует уничтожить. Для этого мы сюда и пришли. Здесь решение для всех наших бед.
Я посмотрел на него.
— Когда ты создавал все это, ты еще не видел Узора целиком, да?
— Нет, не видел.
— Подождите! — послышался крик позади нас. Я обернулся. По траве к нам опрометью несся Эйбер.
— Ступай домой, — велел я ему. — Тебе здесь не место. Ты пытался спасти нас. Ты старался, как только мог. Король Утор все поймет.
— Ты собираешься уничтожить его! — крикнул Эйбер отцу, не слушая меня. — Я слышал, как ты это говорил. Почему ты мне ничего не сказал?! Ведь именно этого и хочет король Утор! Мы сражаемся за одно и то же, все это время мы сражались за одно и то же!
— Стало быть, ты мне поможешь? — спросил у него отец.
— Да! — с жаром откликнулся Эйбер и кивнул. — Что я должен делать?
— Я не очень уверен в том, что произойдет, когда я разрушу этот Узор. Вы должны позаботиться о том, чтобы я уцелел до тех пор, пока мой труд не будет завершен, что бы ни случилось.
Эйбер шумно сглотнул слюну, обернулся, посмотрел на меня и снова согласно кивнул.
— А как же быть с теми, кого мы отправили в Тени, дабы они там обрели убежища? — встревоженно спросил я. — Что станет с ними, если Тени исчезнут?
Дворкин растерялся.
— Я не могу этого знать, — наконец признался он. — Вот. Возьми. Поработай с ними. — Он вынул из-за пазухи небольшую колоду волшебных Карт и протянул ее мне. Я быстро перетасовал Карты и выбрал те, на которых были изображены мои братья и сестры, которых мы с отцом отправили, в целях их безопасности, в миры Теней. Я взял Карты Титуса и Коннера — братьев-близнецов, невысоких ростом, как и наш отец, с глазами, в точности, как у него, и встревоженными лицами. Изадора была изображена на Карте в доспехах, с развевающимися огненно-рыжими волосами. Следующей была Карта Сиары — стройной, словно богиня, и тоже рыжеволосой, а за ней последовала Карта Леоны — милой и невинной, и наконец Карта Блейзе — ослепительной красавицы, которая отличалась удивительной хитростью, изворотливостью и умением вертеть людьми. Мое семейство.
— Эти Карты настроены на Узор? — спросил я, возвратив колоду отцу.
Он кивнул.
— Скажи им всем, пусть возвращаются в Хаос, — распорядился отец, — пока у них еще есть такая возможность. Насколько я знаю, это единственное место, которое в итоге устоит.
Я отдал половину отобранных карт Эйберу, половину оставил себе. Эйбер взял карту Титуса. Я выбрал Карту Изадоры и пристально всмотрелся в изображение сестры. Она стояла передо мной в кольчуге, с мечом в руке. Ее рыжие волосы развевались на ветру, на подбородке запеклась кровь. Она была прекрасна в своей ярости. Позади нее возвышался замок Джунипер, его стены были полуразрушены. От верхушек двух башен в небо поднимался дым. По стенам расхаживали здоровенные уроды — голые, волосатые, с дубинками и копьями. Наверное, то были тролли.
— Оберон? — спросила Изадора. — Чего тебе нужно?
— Я с отцом, — сказал я.
— Ну и хорошо. Мы тут почти закончили. Наше отмщение вот-вот свершится. Скажи ему.
— Он намеревается разрушить все Тени. Ты должна немедленно уйти оттуда.
— Что?! — вскричала Изадора. — Но как же…
Я покачал головой.
— У нас нет на это времени. Ты должна как можно скорее возвратиться в Хаос. Мы не знаем, что случится с теми, кто задержится в Тенях, когда наступит конец. Обещаешь мне, что уйдешь?
Она растерялась, подумала немного и кивнула.
— Хорошо. Но…
— Спасибо. Мне еще нужно успеть связаться со всеми остальными.
Я накрыл Карту рукой, и Изадора, продолжая засыпать меня вопросами, исчезла. Я надеялся, что она поспешит исполнить свое обещание.
Следующей была Леона. Я попробовал наладить с ней контакт, я сосредоточился так сильно, как только мог, я ощущал ее присутствие, но она не пожелала мне ответить. «Наверное, свято исполняет наказ отца», — с тоской подумал я. А Леоне было приказано не отвечать никому, чтобы ни случилось, до тех пор, пока мы не ликвидируем окончательно угрозу для нашего семейства.
— Если ты слышишь меня, — проговорил я, — это Оберон. Теперь и в Тенях небезопасно. Как можно скорее отправляйся в отцовский дом в Запределье.
Больше я ничего сделать не мог.
На последней из тех Карт, что я взял себе, была изображена Сиара. От нее я тоже не дождался ответа и просто наговорил ей точно такое же послание, как то, что отправил Леоне.
Затем я сложил Карты, опустил их и посмотрел на Эйбера. Он тоже закончил связь.
— Ну? — Я вопросительно уставился на него.
— Мне удалось переговорить с Титусом, — ответил брат. — Они с Коннером возвращаются. А Блейзе… Прости, но она мне не ответила.
Я грустно кивнул.
— А я разговаривал с Изадорой. С Леоной и Сиарой — не вышло.
— Давай я попробую с ними связаться, — предложил Эйбер.
— А я — с Блейзе.
Мы поменялись Картами. Эйбер пристально вгляделся в первую из них, потом во вторую. И расстроенно покачал головой.
— Ничего.
Я поднес к глазам Карту Блейзе и ощутил лишь едва заметный отзвук — такой, словно сестра находилась очень далеко. Но я упорно продолжал думать о ней и желать, чтобы она появилась передо мной. Я требовал этого.
В конце концов ее изображение дрогнуло и ожило, хотя Блейзе и не предстала передо мной четко и ясно. Она уютно лежала на мягкой кушетке посреди подушек и потягивала из бокала… скорее всего, вино, а едва одетый юноша обмахивал ее невероятных размеров плетеными опахалами. Вдалеке зеленело море. Плавные, легкие волны с тихим плеском омывали широкий белый песчаный пляж. В небе кружили чайки, были слышны их пронзительные крики.
— Оберон, — проговорила Блейзе. Ее голос словно бы донесся из глубины пещеры, он прозвучал гулко, в сопровождении многократного эха.
— Как можно скорее возвращайся во Владения Хаоса, — сказал я сестре. — Там, где ты сейчас находишься, тебе грозит беда!
— Беда? — Она рассмеялась и огляделась по сторонам. — Здесь?
Я сердито сдвинул брови.
— Все Тени, — сказал я, — включая и ту, где ты сейчас обитаешь, вот-вот будут уничтожены.
— Это невероятно!
— Больше предупреждений не будет. Свяжись с Фенном или с Фредой и отправляйся к ним в Запределье. Это — твоя единственная надежда на спасение. Если я ошибаюсь… что ж, ты всегда сможешь вернуться.
— Ладно, ладно. — Блейзе села на кушетке. Было видно, что она ужасно недовольна. Что ж, она, как говорится, в своем репертуаре. Я накрыл Карту ладонью и прервал связь.
— Я достучался до Блейзе, — сообщил я Эйберу, а потом поведал ему о том роскошном зрелище, свидетелем которого стал. Мы оба не выдержали и расхохотались.
Пока мы вели переговоры с братьями и сестрами, наш отец успел обойти Узор на камне по кругу. Он кивал, что-то бормотал себе под нос, водил руками по воздуху — так, словно производил какие-то сложные расчеты.
Я поднялся с травы, забрался на громадный плоский камень и пошел по его краешку к отцу, стараясь не наступать на линии Узора.
— Ну что? — полюбопытствовал я. — Ты сумеешь его уничтожить?
— Это как раз не трудно, — ответил Дворкин негромко, чтобы не услышал Эйбер. — На поверхности камня просто-напросто насыпан песок. Дело в том, что… этот Узор и не должен был стать постоянным. А вот новый — должен.
— Песок?
Я взглянул на Узор. Он выглядел так, словно по камню была разложена плотно сотканная золотая лента. Я наклонился, хотел потрогать, но отец решительно схватил меня за руку.
— Нет.
— Почему — нет?
— Для того чтобы пройти по нему, нужно начать с самого начала. Войдешь в другом месте — погибнешь.
— Да я вовсе не собирался по нему ходить, — пожав плечами, возразил я. — Я просто хотел понять, из чего он сделан.
— Не притрагивайся к нему.
— Отец! — окликнул Эйбер. — Оберон!
— Что тебе? — резко и недовольно откликнулся Дворкин.
— За нами, оказывается, следили!
Я устремил взгляд в ту сторону, куда указывал Эйбер, и увидел, что ярдах в трехстах от нас из густой травы шеренгой выходят адские твари — лай ши`он — в полных боевых доспехах. Одни из них были вооружены пиками, двое несли алые знамена с изображением дракона. Они неуклонно приближались к нам.
— Слуги короля Утора, — процедил сквозь зубы Дворкин и посмотрел на Эйбера. — Это ты их сюда привел?
— Нет! — вскричал мой брат. — Наверное, они выследили меня! Я не знал…
— Раздобудьте мне посох, — распорядился отец. — А потом вам обоим надо будет не подпускать их близко. Держитесь столько, сколько сможете. Остальное сделаю я.
— Посох… посох, — растерянно проговорил Эйбер.
Он протянул руку — видимо, начал действовать с помощью Логруса — и принялся шевелить рукой, будто пытался что-то нащупать в воздухе. А в следующее мгновение он уже держал в руке деревянный шест длиной чуть больше четырех футов, что почти равнялось росту Дворкина. Этот шест был мне смутно знаком. Не без ужаса я признал в нем ту самую палку, на которую была насажена голова убитого короля Эльнара в Илериуме после того, как там побывали адские твари. Голова моего повелителя была заколдована… она говорила со мной и назвала меня изменником. Наверное, Эйбер не понял, что это за шест, где он находился и для чего был использован.
Эйбер перебросил палку мне, а я, содрогнувшись, передал ее отцу. Времени на то, чтобы искать другой посох, у нас не было.
Дворкин без промедления развернулся и зашагал вокруг Узора против часовой стрелки, постукивая посохом по камню и произнося слова, смысл которых мне был непонятен. «Колдует», — догадался я. Время от времени отец то производил странные жесты рукой, то размахивал посохом.
Неожиданно поднялся ветер, зашевелил траву, а потом прижал ее к земле, задув резкими порывами. На небе возникли тучи, закрыли солнце. Стало темно, и засверкали молнии, похожие на змеиные жала.
Отряд посланных королем Утором адских тварей продолжал идти вперед. Как только поднялся ветер, воины втянули головы в плечи и пригнулись. Сначала первое древко знамени, а потом и второе треснули, и полотнища полетели по небу. Но твари шли и шли вперед, неуклонно подступали к нам, держа пики наготове.
Я обнажил меч.
Эйбер схватил меня за руку.
— Вернемся вместе со мной! — умоляюще прокричал он. В руке он держал Карту с изображением большой прихожей в нашем доме в Запределье. — Нам нельзя здесь оставаться!
— Мы должны! — крикнул я в ответ. — Мы нужны отцу!
Ветер, казалось, теперь кружил возле камня — все быстрее и быстрее. Его порывы поднимали пыль, землю, с корнем вырывали траву и деревья. Я увидел, как оторвались от земли и взлетели ввысь оба наших коня, и в ужасе вскрикнул. Я уже не видел войска короля Утора через завесу, сотворенную ветром, и не понимал, могли ли адские твари устоять против этого бешеного вихря.
Я оглянулся, чтобы посмотреть, как дела у отца. Он продолжал обходить Узор по кругу против ветра. В самой середине камня завивался золотой смерч. Края его воронки прикасались к линии Узора — и песок втягивался в воронку, а камень становился гладким и пустым.
А когда Узор исчез окончательно, я почувствовал, как зашевелился камень у меня под ногами. Он раскачивался все сильней и сильней, будто лодка посреди бурного моря. Мне показалось, будто нас несет по волнам.
Эйбер запрокинул голову и громко расхохотался, и я увидел: в нем проснулась его истинная сущность.
— Почувствуй! — кричал он мне. — Почувствуй эту силу! Почувствуй, как могущество Хаоса возвращается! Вот как все, наверное, было до тех пор, пока не появились Тени!
— Нет! — крикнул я в ответ. Дико завывал ветер. Я почти ничего не слышал, кроме его свиста, не видел ничего, кроме проносящихся перед глазами ослепительных красок. Но вдруг за камнем, сквозь ураган, я разглядел… звезды. Звезды, которые кружились и порхали, как светляки в ночи. Суша и море исчезли. Трава… деревья… воины короля Утора — все куда-то пропало. Остался только плоский камень, и он плыл, будто остров, по морю пустоты. Бушевавшее вокруг нас безумие терзало все мое тело.
— Вот как должно быть! — воскликнул Эйбер. О, он был сейчас в своей стихии — лорд Хаоса, рожденный для того, чтобы находить радость в извечно меняющейся вселенной. — Ныне и присно! Вернись вместе со мной, Оберон! Все кончено! Отец разрушил Тени!
Он все еще держал в руке Карту, а свободную руку протянул мне. Я шагнул было к нему, но остановился и покачал головой.
— Нет, — ответил я. — Мое место здесь, рядом с отцом. А ты ступай.
Эйбер шумно, глубоко вдохнул и кивнул. Посмотрел на Карту… и исчез.
Дворкин продолжал ходить по кругу. Смертельно напуганный кошмаром, окружившим нас со всех сторон, я ничего не мог поделать, кроме как из последних сил держаться за соломинку надежды — надежды на то, что это еще не конец, а только начало чего-то нового, грандиозного.
Отец поравнялся со мной и протянул мне посох. Я убрал в ножны меч и ухватился за другой конец деревянного шеста.
— Смотри! — воскликнул я.
В самом центре камня стоял стройный белый единорог, гордо воздев голову. На шее у чудесного зверя на серебряной цепочке висел большой рубин. Порывы ветра трепали гриву и хвост единорога, а когда он поворачивал голову, его глаза сверкали темно-алым цветом, словно рубины, словно Судный Камень.
Дворкин увидел единорога и улыбнулся.
— Она оберегает это место для нас! — прокричал он. — Мы должны начинать! Времени у нас совсем немного!
— Что я должен делать?
— Возьми нож!
Я вытащил нож. Отец протянул мне руку.
— Порежь меня! — воскликнул он, стараясь перекричать вой ветра. — Вскрой мне вену! Пусти кровь!
— Нет, я не…
— Сделай это!
Я глубоко вдохнул, выдохнул, сжал запястье отца и быстро полоснул по коже ножом. Надрез получился длинным, но неглубоким. Мне не хотелось, чтобы у отца вытекла вся кровь и он умер. Он должен был ясно мыслить, делая свое дело.
Дворкин скривился от боли, но сумел сжать кулак. Кровь залила его руку, закапала с кончиков пальцев. Он медленно и ровно зашагал в обратную сторону, оставляя на камне полоску крови. Кровь падала на камень, шипя и потрескивая, будто жир на горячей сковороде, и на поверхности начала появляться светящаяся голубая линия. Она испускала собственный, внутренний свет, подобного которому я никогда прежде не видел.
Я сразу же понял, чем занялся отец. Он рисовал новый Узор, совпадающий с Узором внутри меня и внутри Судного Камня. Он работал медленно и аккуратно, ни на мгновение не останавливаясь. Отец проливал свою кровь, а Узор глубоко запечатлевался на камне.
Ветер мало-помалу затихал. Буря успокаивалась. Отец продолжал свой путь по камню и вычерчивал линии Узора своей кровью. Когда он закончил свой труд и встал в центре камня рядом с единорогом, в мире воцарилась потрясающая тишина — никогда мне не доводилось бывать посреди такой тишины.
Медленно и беззвучно Дворкин рухнул на камень и в мгновение ока исчез — и единорог вместе с ним.
А потом земля под ногами затряслась и закачалась. Я потерял равновесие и, упав, скатился с камня, во мрак, которому, казалось, не было, нет и не будет конца.
Так заканчивается вторая книга Зари Амбера