Кареш. Ассуба
Во дворец я попала уже на следующий день. Отец принял меня в саду, словно одного из своих царедворцев. Усадил на низенький плетеный стульчик у своих ног и долго расспрашивал. Но рассказать я могла лишь немногое. Дальнейшие следовало начинать лишь в определенную фазу луны.
Важно было и начать показывать народу, чтобы приучить карешцев к тому, что старшая царевна всегда рядом с отцом. Поэтому я попросила владыку отныне позволить мне выезжать с ним всюду, где требовалось его присутствие. К моему удивлению, он не возражал, наоборот, счел эту мысль здравой. Пока же в мои обязанности добавилось ежевечернее присутствие при выслушивании жалоб от населения.
Только сейчас у меня получилось поговорить с отцом и узнать новости о посольстве.
Старуха Ханабит, та, что была послана для опознания хоннитской царицы, потеряла на обратной дороге свой разум. Прибывшие в столицу Хоннита — Тахлаш, послы ни в чем не знали отказа. Владыка со своей старшей женой приветствовали их как должно. Ханабит тогда вполне признала Амминат-ату и даже оставила при ней служанку, что брала с собой.
На обратном пути старая посланница вдруг начала чудить. Пришла ночью в шатер Шамунт-абы и, глядя на него невидящим взором, заявила, что царицу-де в Хонните травят, хотят убить. Утром она уже не говорила, только раскачиваясь, смотрела в одну точку.
Шамунт полагал, что старую Ханабит прокляли или отравили. Мне же казалось, что ее просто настиг атеросклероз, что в почтенном возрасте бывает. Кому могла помешать эта женщина, я не понимала. Отца же вполне успокоили подарки от сестры да переданные на словах Мандару-Кумишем благодарности и пожелания. Как же дела обстоят на самом деле, вскоре выяснит Шахриру. Надеюсь, любовь к мужу не лишит ее остатков разума, заставив позабыть о доме!
— Река времени течет сейчас быстрее, чем для моих предков, — вдруг произнес отец, закрывая лицо своими мощными жилистыми руками. С недоумением я посмотрела на владыку.
— Еще совсем недавно я был молод и могуч, а теперь глаза изменяют мне и рука устает держать клинок, — он произнес это как-то странно, словно бы только сейчас осознал, что постарел.
Даже облаченный в простую белую канди, полосатую короткую юбку и простые сандалии, он все равно внушал почтение. Мышцы бугрились на мощной загорелой шее, черные волосы, лоснясь, падали на широкие плечи. Но все это, видимо, благодаря краске и ежедневным занятиям и хорошей наследственности, жестко и безжалостно отбиравшей среди карешсикх вождей лишь самых живучих. Меж тем мужчина уже разменивал седьмой десяток, и время неумолимо пожирало его.
— Как будто только вчера ты появилась на свет, а теперь я вынужден тебя отдавать, — отец за доли мгновения из могучего правителя превратился в обыкновенного мужчину, всю жизнь несущего бремя забот о своей большой семье. А ведь я никогда не задумывалась, когда встает и когда ложится всесильный владыка.
Внезапно я поняла, что за эти месяцы действительно привязалась к нему больше, чем к родному, хотя осознавать такое было странно. Возможно, где-то сейчас или потом мой собственный неунывающий папА сидит в плетеном кресле на солнечном берегу океана и, наверное, рассказывает уже не совсем своей дочери, как будет здорово всем вместе провести Новый год на Эльбрусе. Весь такой худощавый и подтянутый с никогда не угасающей улыбкой и огромным зарядом оптимизма. А ведь я тогда тоже очень мало интересовалась их с мамой жизнью.
От нахлынувших воспоминаний и чувств я вдруг снова ощутила себя маленькой девочкой, которая искренне и беззаветно любит своих родителей. Да так оно, по сути, и было. В этом порыве нежности я, не заметив как, своими тоненькими руками ласково обняла ноги владыки и прижалась к ним. От отца сладко пахло благовониями и совсем немного пылью. Он не отстранился, а только легко коснулся моих волос.
— Боги милостивы и ты еще полон сил. Царю не обязательно сражаться — на это есть воины! — я подняла взгляд и встретилась с его усталыми глазами. А ведь он, похоже, и впрямь не совсем здоров, белки глаз были слегка желтоватыми с многочисленными мелкими кровоизлияниями. Во второй раз в жизни я пожалела, что не пошла учиться на врача, как того хотела мать. Первый раз был, когда наш вездеход скатился, перевернувшись, с крутого обрыва. Чудом выжившие, все израненные, мы сутки тащили бесчувственного водителя до ближайшего населенного пункта, молясь лишь о том, чтобы он не умер на наших руках.
И вот теперь сколько бы пользы могли принести познания в медицине и как бесполезны мои!
— Хоннитский владыка вместе с тобой должен разделять заботы об охране перевала. Товары нужны по обе стороны гор. Молодой же Энмер-ани и я будем помогать тебе, подобно малым ручьям, что вливаясь, питают могучую реку.
— А ты стала действительно умна, мой цветочек, — отец снова ласково погладил меня по волосам. — Если бы Тишрин был рядом, я бы ни за что не стал бы подвергать тебя таким испытаниям. Удел женщины — дом и семья, но наш мир жесток. Я потерял твою мать, Боги отняли у меня ее сына, теперь у меня осталась только ты.
Он еще немного помолчал, перебирая мои кудри. И это говорит человек, у которого еще много детей! Сколько же для него значила Тулиммин-аша, что ни одна женщина больше не заботит его? Почему он, кажется, совсем забыл о своем маленьком сыне? И что по этому поводу думает Нинмах? Царица далеко не дура и за своих детей будет бороться.
Странная мысль промелькнула в голове, заставив задуматься. Царевна не знала, сколько лет ее царственному родителю, но по всему выходило, что шел седьмой десяток. От своего отца Маарш-а-Н'мах получил страну, уже будучи совсем взрослым, немного за тридцать. Теперь под его могучей рукой наш край процветал более трех десятков лет. У мужчин, конечно, возраст не всегда отражается на мужской силе и плодородии, но что если мой маленький братик вовсе не от него, и отец об этом знает или, по крайней мере, догадывается? Это бы только подтвердило, почему владыка даже и не думает объявлять его наследником. Но подробностей не узнать. Маленький царевич надежно упрятан в каменных лабиринтах малого дворца и доступа к нему нет почти ни у кого.
— Энмер-ани очень умен. Если выбирать себе советника в делах — я бы другого и не желал, но на войне он неумел. Если Всеблагая продлит мои дни, то я попытаюсь сделать, что могу, но… — продолжал меж тем рассуждать отец. — Порой я думаю, что тот самиритский мальчишка, что в бою стоит десяти, мог бы защитить тебя лучше. Но он слишком горяч, такие долго не живут.
Владыка тяжело поднялся с плетеного лежака и принялся расхаживать по комнате. Я же осталась сидеть, внимательно наблюдая за ним.
— К тому же, — добавил он, явно возвращая себе прежнюю уверенность. — Асармериб уважает только силу, а любит только золото. Иметь с ним дело опасней, чем целоваться с куфией. Он стремится покорить всех людей и присоединить их земли к своим. Не стоит даже давать ему повод подумать об этой земле, у нее и так много забот. Остерегайся его, дочь моя и старайся не иметь с ними дел! — голос владыки стал мощным, не терпящим возражений.
— Надеюсь, его щенок слишком горд и самостоятелен, чтобы нажаловаться отцу, а от меня получил достаточно унижения и мы его больше не увидим, — добавил отец как бы сам для себя, отгоняя плохие мысли.
Знал бы он, как судьба посмеется над его словами!
***
Богатый караван вступил в город спустя неделю после нашего с отцом разговора и принес с собой не новости и товары, а новые хлопоты.
Энмер-ани и я тем вечером сидели на одной из крыш большого дворца, наблюдая закат. После военного похода хоннитский царевич немного возмужал, загорел и теперь постоянно пытался поделиться со мной тяготами военной жизни. Поработал бы он полтора месяца на раскопе под палящим солнцем — считал бы себя героем! Лопата, конечно, не меч, но руки болят знатно.
Конечно, мои нынешние тонкие изящные ручки совсем не подходили для тяжелой работы. Даже упражняясь в танцах ежедневно, тело царевны оставалось хрупким, и синяки могли остаться от малейших прикосновений. А ведь ей надлежало совершить несколько мужских поступков во имя Аннана, в том числе — пролить кровь. Вот только как — противная Каи мне не сказала.
Но рассказы Энмер-ани о свирепых косматых горцах, отваге владыки и лично его, забавляли. Как и все мужчины, царевич стремился приукрасить себя в женских глазах. Но это можно было простить. Этот юноша был надежным и каким-то удобным. Я чувствовала, что он не станет мне врать и не пойдет на предательство. Не станет строить заговоры за моей спиной и требовать власть себе. Он казался мне надежным.
— Можно тебя спросить, — издалека начала я. — Скажи, Энмер-ани, а как зовут твою мать?
Юноша, от чего-то, смутился и не спешил отвечать. Пришлось пускать в ход тяжелую артиллерию, и я, глядя ему прямо в глаза, захлопала своими чернеными ресницами. Враг сдался и пошел на переговоры!
— Я плохо помню ее. Мальчиков у нас с пяти лет воспитывают отдельно, чтобы сделать из них мужчин. Обучают правилам боя и всему такому. Отец считает, что женщина способна испортить мужчину, если он слишком юн, и укрепить, когда он станет взрослым.
Я с недоумением смотрела на него. Этот юноша совершенно отличался от человека, воспитанного в таких условиях.
— Но в детстве я был очень слабым ребенком, и отец отдал меня в храм Аннана, надеясь, что в обители я поправлюсь. Меня воспитывали жрецы; наверное оттого я так люблю читать, — словно прочитав мои мысли, пояснил Энмер. Юноша явно давно собирался на эту тему поговорить, но не решался.
— Вот как.
— Надеюсь, ты не считаешь меня недостойным только потому, что я не слишком хорошо умею сражаться. У меня лучше получается думать. Но мой брат всегда говорит, что управлять можно не только силой, но и головой. Ты меня понимаешь?
— Понимаю, — откликнулась я. — И поверь, для меня мужчина это не только мускулы, но и поступки. Именно они делают нас теми, кто мы есть.
Вот же, утянул меня в философскую беседу и совсем отвлек от нужной темы. Хорошо, что этот юноша не был знаком с реальной Юилиммин. Его бы неприятно поразила разница характеров!
— То есть ты долго жил в храме, не слишком часто виделся с отцом, а мать почти и не помнишь?
Юноша утвердительно кивнул и хотел что-то добавить, но тут заметил входящий в город караван, и все мои попытки выведать что-либо о Амминат-аше пошли прахом.
— Смотри, — показал он мне на пылящее вдали облачко, — это идет караван из западной степи, что по ту сторону гор.
— Откуда тебе знать? — изумилась я, пытаясь различить хоть какие-нибудь подробности в клубе пыли.
— Сейчас уже не видно, но там идут верблюды. Таких животных во множестве приводят с юга на хоннитские базары. Но горы они не любят, а потому странно, что кто-то пригнал их сюда.
— Может, глаза подвели тебя и это были ослы или лошади?
Юноша покачал головой.
— Жрецы всегда хвалили мою наблюдательность. Я всегда вижу так, как есть. — Энмер-ани поднялся с уже остывших камней и протянул мне руку. — Идем, завтра мы, несомненно, обо всем узнаем. Сейчас уже довольно поздно, и купцы ко дворцу не пойдут. Ты ведь разрешишь мне проводить тебя? Я бы еще мог рассказать про звезды.
Я согласно кивнула и легко улыбнулась, принимая его руку. Вот ведь неисправимый романтик!
Убедиться в правоте слов своего нареченного я смогла следующим утром, когда караван, заночевав где-то в городе или рядом с ним, подошел к стенам дворца. Прибытие купцов из дальних стран — само по себе большое событие в этом не слишком богатом на развлечения мире. И любая диковинка вызывает огромный интерес. Вот и теперь, весь малый дворец был взбудоражен, всем хотелось узнать свежие новости, поглазеть на чужестранцев, а может и прикупить разных диковинок.
Младшие сестры, навестившие мои покои утром, и так и этак уговаривали старшую сестрицу пойти с ними смотреть на диковинных животных. Шанхаат же твердо решила меня на солнце не выпускать, в чем была, конечно, права.
— Сиятельные госпожи, ну какие там уж звери! Юилиммин-даша на таком солнце испечется, как яйцо. Да и вам пора бы не на гадость всякую смотреть, а чему полезному обучиться. Не пущу, хоть секите меня! — стояла на своем служанка.
Находя рациональность в ее словах, я уговорила сестриц сходить к воротам на закате, если купцы все еще будут там. А пока можно было насладиться внезапно выдавшейся свободной минуткой. Мой наставник сегодня задерживался, а такого за ним не водилось.
Я уговорила Тейен сбегать вместе с сестрой на кухню, послушать, о чем там судачат. Самой идти туда было бесполезно, все женщины при виде старшей царевны опускали глаза в пол и замолкали, а вот озорных девочек никто не воспринимал всерьез. Им можно и лепешку прямо из печи подарить и даже побранить за украденные фрукты.
А у меня в груди скреблись кошки. Неясное предчувствие какой-то беды снова маячило на горизонте. В глубине души я уже знала, откуда прибыли эти гости, но гнала эти мысли, словно от этого могла измениться реальность.
Царевны вернулись с новостями примерно через час. В большом дворце будет прием, так как прибыл с визитом сам наследник самирского владыки и привез богатые дары. Тех чудных зверей он завтра намерен подарить владыке, чтобы засвидетельствовать свое почтение. А купцы привезли много красивых тканей и диковинных стеклянных бус. Вот так всегда, то, чего не знают министры, знают на кухне!
Ближе к вечеру мы все, взяв с собой даже упирающуюся Шанхаат, отправились к наружной стене, чтобы посмотреть на верблюдов. И только кормилица осталась в покоях, отговорившись тем, что за свою долгую жизнь навидалась достаточно, а дела сами собой не сделаются.
Заглянуть за почти трехметровую стену было не так-то просто, но девчонки явно знали, как справиться с проблемой. Недалеко от главных ворот в тени небольших сосен каменная кладка была изрядно щербата, как будто сотни ласточек-береговушек пытались рыть в ней свои норы. Используя выбоины как ступеньки, в этом месте можно было легко взобраться на самый верх. Ну, просто находка для вражеских шпионов! Но лезть на стену старшей царевне было не солидно и я, приказав Шанхаат следовать за мной, направилась к воротам. Заодно и проверим, как на меня отреагирует стража, а через приоткрытые створки все замечательно видно.
Животные блаженно лежали под большим тростниковым навесом совсем недалеко от ворот, мирно жуя сено. Их длинные ноги были поджаты, а шеи сложены. На этот мир верблюды высокомерно взирали своими большими карими глазами, а холеные бока были старательно вычесаны и покрыты попонами. В своей прошлой жизни я не только видела верблюдов, но даже почти месяц ездила верхом по пустыне, так что сейчас больше смотрела не на них, а на свою обычно очень правильную служанку.
Женщина была явно поражена, ну, а когда уж один из них встал на свои мохнатые ноги — ахнула:
— Вот страшилище-то какое! Защити Всеблагая, такое убежит, это же сколько ужаса!
— Почему страшилище, ты посмотри, какие у него глаза! Они же красивые как у ребенка, — удивилась я. — А шерсть у них теплее козьей и овечьей.
— Ой, все-то вы теперь, сиятельная, знаете! А чем же этого зверя кормят то?
— Сама смотри, ему даже крыша сгодилась! — хохотнула я.
— Ай, и правда, вот же наглый! — возмутилась моя служанка, наблюдая, как один из верблюдов, с выражением чрезмерного презрения на морде, поднялся и начал методично жевать солому навеса.
Стража у ворот нервно косилась в нашу сторону, но даже заговорить не осмеливалась.
Решив, что на сегодня развлечений достаточно, мы поспешили домой, где нас уже ждала старая Иба и вечерняя трапеза.
***
Прием снова был роскошным, но хоть на лестнице нам стоять не пришлось.
Я, снова закутанная как мумия в цветастые тряпки, на этот раз встала на пару ступеней ближе к отцу, а за моей спиной примостился Энмер. На этом вся придворная конспирация была провалена. С тем же успехом я могла в самом драгоценном из своих нарядов восседать рядом с владыкой. Скрыть долговязую фигуру хоннитского царевича можно было, лишь поставив его в самый дальний ряд.
С какими бы намерениями ни прибыл к нам наследник самирского владыки, а знать в лицо своих соседей он должен. Энмер тоже подтвердил, что один раз видел царевича Саурата. По его словам это был уже взрослый мужчина с хитрыми узкими глазами.
— Он приезжал к нам пару лет назад, когда самирийцы покорили Сахет. Заверяли отца, что дальше их войска не пойдут. А глаза у этого Саурата так и бегали. Мне не понравился этот человек, и я не ждал бы от него добра.
— Мне тоже не нравится, что подобные гости зачастили к нам, — согласилась я. Прознай такие воинственные соседи о том, что задумал мой отец, — разорвут. Наш успех гарантирован лишь в том случае, если люди признают меня. А доверие народа и преданность воинов надо заслужить. Пока же, невидимая в тени могучего владыки, я только училась делать первые шаги.
У входа взревели рога, и нарядная процессия двинулась к трону. Каково же было мое удивление, когда я узнала того, кто уверенно шагал впереди!
Наряженный по всем правилам, блистающий дорогими ожерельями и наручами, в окружении многочисленных советников к нам приближался сам Асмаррах Самирский.
Его лицо было спокойным и уверенным, а фигура казалась выше и величественнее, чем в прошлый раз.
Увидев такого гостя, привстал даже владыка. А невозмутимый молодой посол одним жестом отправил вперед себя человека из свиты. Сановник деловито передал таблички одному из дворцовых чиновников и с поклоном попятился назад. Возникло небольшое замешательство, и по рядам пошел шепот.
Царевич же быстро обогнул вельможу, преодолел оставшиеся три шага и, вскинув над головой руку с массивным кольцом, склонил голову, но спины не согнул.
— Что ж, — отозвался владыка Кареша, пробегая глазами переданную табличку. — Мы рады принимать у себя наследника Самира, каким бы путем ты ни стал им. Но скажи, что за дела привели тебя опять в наши земли и так скоро?
Молодой мужчина выпрямился и опустил руку.
— Мой могучий отец, владыка Асармериб, — разнесся в тишине глубокий и уверенный голос Асмарраха, — шлет богатые дары и говорит тебе: «Моему сыну и наследнику пора жениться! Кто как не Маарш-а-Н'мах-Ишана имеет сокровище достойное его?» Знай же, о, царь, теперь я уже не тот, кто приходил к тебе раньше, но мой выбор неизменен. Я прошу для себя твою старшую дочь и готов заплатить за нее достойный выкуп!
О боги, ко мне только что официально посватались! И это когда я уже, считай, отдана за другого, хотя об этом и не оглашали! И как всего за пару месяцев он умудрился стать наследником, имея минимум трех старших братьев? Убил он их всех? Думаю, этот может! Мысли неслись галопом, ноги и руки похолодели.
Отец стоял, могучей горой возвышаясь надо всеми, и молчал, пожирая гневным взглядом бесстрашного наглеца, тот отвечал ему тем же, не отводя глаз. Мое сердце забыло, как биться, и пропустило пару ударов, так много силы было вложено в это немое противостояние. Казалось, что отец просто разорвет наглеца прямо здесь и сейчас. Даже прекрасное лицо Нинмах отражало искреннее удивление. Волна шепота нарастала. Наконец, владыка Кареша опустился на свое кресло и произнес:
— Прошу тебя, сын моего брата, будь моим гостем. Такие дела не решаются в спешке. Я буду говорить с тобой позже. Но, может быть, твой владыка поручил тебе и другие дела?
— Про все другие дела изложено здесь! — царевич поставил на ступень небольшую шкатулку.
— Этого я и боялся, — тихо шепнул за моей спиной Энмер-ани. — Твой отец теперь предпочтет меня ему.
— Не думаю, — быстро бросила я в ответ. — Асмаррах Самирский никогда бы не принял, а теперь и не может принять те условия владыки, на которые согласился ты. Он наследник великих земель. Это значит, он проиграл.
Я не стала озвучивать, что, скорее всего, этот мужчина не смирится с тем, как решено мое будущее, но что он предпримет — не понимала. И не знала, чем от него откупиться. Но что-то сделать придется.
А меж тем новоявленный наследник уже отыскал меня глазами и теперь улыбался. Я опустила глаза. Всеблагая, скажи, как мне быть?
***
Потянулись дни, полные напряжения и тревоги. Отец явно тянул с ответом на прошение новоявленного жениха, выбирая, как лучше поступить.
Мне же оставалось только ждать и молить Великую Мать о том, чтобы подсказала мне правильное решение. Но богиня молчала, в дыму курительниц мне чудились лишь всполохи огня, явно не сулящие долгой и счастливой жизни.
Спустя почти четыре дня владыка призвал меня к себе. К моему удивлению это был «семейный» ужин, на котором меня ждали только он и царственная Нинмах, на прекрасном личике которой отчетливо читалась явная обеспокоенность.
Первые полчаса мы молча вкушали пищу, наслаждаясь приятной музыкой, а потом отец резко хлопнул в ладоши и приказал всем удалиться. К моему удивлению, он выгнал даже мальчика с опахалом, который обмахивал нас, заставляя хоть сколько-то двигаться раскаленный дневной жарой воздух.
— Люди жалуются на эту проклятую жару, — как бы невзначай бросил владыка. — Воды Иреша совсем ушли и им нечем поливать урожай. Если так продолжится, то нам нечего будет есть. В степи тоже неспокойно, запах гари охотники почуяли уже у холмов. Это значит, что Шааху-Мере снова придут как шакалы просить зерна и мяса, а что я им дам?
— Милость Всеблагой безгранична, — промурлыкала Нинмах, легко касаясь кончиками пальцев его могучей руки. — Но не прогневали ли мы ее? Быть может, допустили ошибку или неправильно трактовали гадание?
Она смерила меня долгим, не сулящим ничего хорошего, взглядом.
— Не прогневайся, мой повелитель, но не отнимаешь ли ты у Великой Матери то, что предназначено лишь ей? — царица преданно смотрела своему супругу в лицо, ее глаза были полны искренности.
Я задохнулась от гнева. Эта разряженная стерва задумала упрятать меня в храм на веки вечные? Отец тоже нахмурился, но, к моему удивлению, не возразил супруге.
— В твоих словах есть доля истины, прекрасная. Вы должны усерднее молить Иинат о милости. Я желаю, чтобы ты лично проследила за тем, чтобы как можно скорее нужные подношения были совершены, — он обратил свой взгляд ко мне. — Ты же, дочь, поговори с мудрыми из старого храма. Возможно, старухи знают, как умилостивить богов.
Я покорно кивнула, но что толку в молитвах, когда даже на самых высоких пиках горной гряды растаял последний снег! Нас спасут только дожди, а в это время года тут с ними не густо.
Владыка же тем временем продолжал:
— Все происходящее заставляет меня задуматься и о том, что мир на наших границах все труднее сохранять и ссориться даже с далекими владыками нам невозможно, — он пригубил пива, подбирая слова. — Мои советники рассматривали вариант союза с Самиром. Это бы избавило нас от угрозы с их стороны, но надолго ли? Асармериб ненасытен и рано или поздно захочет взять под свой контроль Врата. Хоннит хоть ненадолго сдержит их, если наш союз с ними крепок. От кочевников в таком случае мы сможем откупиться или отбиться. А потому, я думаю, нужно как можно скорей выдать тебя, дочь моя. Тогда самирийцы хоть на время охладят свой пыл. Но твои приготовления еще не закончены.
— О, владыка, — снова замурлыкала моя мачеха, — а может быть лучше расстаться с одним сокровищем, чем потерять все?
В ее подведенных глазах снова было лишь искреннее желание помочь и ни грамма коварства.
— У тебя еще много дочерей и прекрасный сын. А умная жена всегда может направить мужа, — она бросила на меня недвусмысленный взгляд. — И из потенциального врага ты получил бы надежного союзника. Я слышала, что Асмаррах-ани хороший воин и уже не раз приносил своему отцу победу. Желая угодить желанной женщине, он пойдет на многое!
Вот ведь сводница! Хотя ее слова не лишены доли смысла, если бы Асмаррах меня любил, но он только желает. А наигравшись, просто выбросит, как ненужную игрушку.
— У тебя всегда была ясная голова, Нинмах-аша, но короткий ум, — ответил ей отец. — Наш юный царевич возвысился, но он еще не правит и не ему решать с кем вести войну. У Асармериба много сыновей и воинов, он легко заменит зарвавшегося мальчишку!
Владыка начал было сердиться, но тут же взял себя в руки.
— Но ты права, женщина может заставить мужчину перемениться. Возможно, если с ним поговоришь ты, царица, он изменит свое решение и выберет другую. Айетимм приятна и уже вполне созрела. Разрешаю тебе показать ее царевичу. Намекни ему, что моя старшая дочь уже обещана, и я никак не могу ее отдать, не нанеся обиды другому. Возможно, женские уговоры будут лучше прямого отказа.
Нинмах хотела было что-то возразить, но владыка не позволил.
— Я не изменю свое решение сделать Юилиммин-даши своей преемницей. Царевич Энмер же, как никто другой, подходит ей в спутники. Как только обряд посвящения Аннану будет закончен, я разрешу ваш союз и объявлю свое решение всем. Хорошо бы это сделать не позднее праздника урожая.
Отец поднялся, постановляя, что трапеза окончена. На его зов прибежали слуги, советники и музыканты, а нас он быстро отослал, не дав перемолвиться и словечком. А мне было, что сказать моей любимой матушке! То в храм меня сослать предлагает, то в дальние страны выдать! Эх, жаль, что у меня слишком заметная внешность, так и хочется пробраться в ее покои и чего-нибудь подслушать. Наверняка у нее не один «скелет в шкафу».
Вслед за семейным «ужином» последовал отнюдь не семейный прием. Все в той же большой зале владыка угощал дорогих гостей.
Меня усадили на левый край стола довольно далеко от владыки, но рядом с Энмером. Справа от себя правитель Кареша усадил крайне смущенную Айетимм, а прямо напротив — «дорогого» гостя с Нинмах под боком.
Я полагала, что наглый самирит снова будет бросать на меня свои жгучие взгляды и бесить Энмера, но Асмаррах повел себя совершенно иначе. Всю первую часть обеда он о чем-то беседовал с владыкой и совершенно искренне улыбался на какие-то фразы Нинмах. А еще он с явным интересом рассматривал Айетимм, все больше вгоняя ее в краску. На меня же за весь вечер взглянул только раз, просто отмечая, что заметил.
Мне же сегодня не хотелось ни есть, ни говорить. Я, конечно, вежливо слушала беседу Энмера с одним из самирских вельмож, но в разговор не лезла. На душе было погано. Один вид Асмарраха вызывал у меня бурю эмоций, а ведь я полагала, что начисто выкинула его из головы. В голове постоянно всплывали воспоминания: вот он прижимает меня к себе, вот нежно заглядывает в глаза, а вот уже в них бушует адское пламя гнева. Так, Юленька, похоже, ты попала на психологические качели, а он искусно раскачивает их, не позволяя забыть о себе.
Вот сейчас он к тебе равнодушен, но трудно забыть ту решимость, с которой он при всех заявил о своих намерениях. И, главное, никак не могу понять, играет ли он со мной или серьезен?
Нет, надо ему все как-то сказать. Дать понять, что не попалась на его удочку и предпочту другого, надежного и понятного в своих чувствах. Но как это сделать? Можно отлучиться в сад, как только придут музыканты. Наверняка этот гад снова не упустит возможности поговорить. Как же сложно, когда нельзя просто отозвать в сторонку и все высказать!
Прием шел своим чередом. Асмаррах приволок не только верблюдов, но и ручных хищных птиц, и теперь его ловчие показывали, как пернатые легко настигают добычу. Оказавшись без закрывавшей голову шапочки, соколок стрелой взмывал ввысь, и в мгновение ока настигал тушканчика, которого использовали в качестве добычи. Бедная зверушка не успевала даже добежать до ближайшей кадки с цветком. А все веселились, пока в один из таких «забегов» несчастная жертва не ринулась вглубь веранды и нашла спасение под моим подолом.
Время растянулось, останавливая свой бег. Словно в замедленном кино хищник расправил свои острые крылья и взмыл вверх, набирая высоту. Вот заметался сокольничий, пытаясь перехватить птицу, но его движения слишком медлительны. А зверек у меня под ногами сжался в маленький комочек. Я чувствую его тепло и, кажется, ощущаю, как быстро-быстро бьется крохотное сердечко.
В голове совсем нет страха. Я не боюсь, я сильнее этой птицы. Опускаюсь на колени, скрывая маленькую жертву подолом, щитом выставляю перед собой руку и жду. Сейчас будет больно.
А сокол уже падает, но вдруг крылья начинают отчаянно биться, останавливая пике. Каждой клеточкой чувствую эти мощные потоки, но не опускаю руки. В ушах противно звенит, крылья отчаянно молотят воздух, но боль все не приходит.
Время вновь обрело свой нормальный темп, и на меня обрушился шквал шума. Я открыла глаза. Вокруг плотной толпой стояли люди: вот бледный как молоко отец, удивленная Нинмах, плачущая Айтемимм, испуганный Энмер и застывший Асмаррах. У его ног валяется разбитый глиняный свисток, а на руке, раздирая острыми когтями кожу, отряхивается сокол.
Надо что-то сделать, сказать…
— Эта птица хорошо обучена, — слова даются мне с трудом, голос дрожит. — Но ради забавы убивать живых созданий Иинат — не подходит для настоящих мужчин.
Теперь выпрямиться и с достоинством покинуть этот балаган. Только сейчас я начала чувствовать, как трясутся мои руки и ноги. «А ты ничего, уже не такая трусишка!» — похвалила я маленькую царевну и шагнула в темноту коридора.
Рядом возник мой извечный проводник, тоже удивленный, но старательно скрывающий это. Я направилась к себе, даже не подумав, что нужно бы испросить разрешения у владыки. Надеюсь, он поймет.
***
А утром Шанхаат принесла слух о том, что сама Всеблагая вчера вселилась в меня и остановила ужасную птицу, не дав ей коснуться себя. Интересно, через неделю, наверное, это будут три десятка крокодилов и как минимум разъяренный слон. Но это мне на руку, пусть народ немного, но боготворит старшую царевну, меньше будут удивляться, когда придет время.
На расспросы служанки я отвечала довольно скупо, на занятиях была рассеяна. Перед глазами все качалась, отряхиваясь, птица, а из разодранной кожи текла алая кровь. И глаза, его глаза, а в них то ли восторг, то ли восхищение.
Надо срочно поговорить, нет, лучше написать, но что?
Пока я мучилась всем этим, пролетело полдня. Кто-то приходил, что-то говорил, а я никого не хотела видеть. Но посланникам отца отказать нельзя, и мне пришлось появиться во дворце.
Привычный вельможа отвел меня в уже знакомый небольшой сад. К моему удивлению, владыка там был не один. Компанию ему составляли несколько сановников и вездесущий царевич Асмаррах.
Я замерла на пороге, не зная, что делать дальше. Отец улыбнулся и протянул ко мне руки.
— Рад тебя видеть, дочь моя! — как обычно приветствовал он меня. — Надеюсь, твой день был приятным.
Я поблагодарила, заверив, что каждый день под его кровом именно таков.
— Высокородный Асмаррах пожелал лично принести тебе извинения за вчерашнее и высказать восхищение твоей смелостью.
Ну вот и отлично, папа за него уже все сказал, я могу уходить? Но, к сожалению, мне предстояло выслушать это еще раз.
На самирском царевиче была карешская канди с коротким рукавом, вполне приличная шубату и цветастое покрывало, которое носили здесь все. Надо же, перестал выпендриваться своими штанами, подумалось мне. Но взгляд упал на руку и остановился на аккуратной белой повязке. Смотрите-ка, и тут не бравирует своей брутальностью. Мне казалось, что именно в его стиле было бы ходить с открытыми ранами, демонстрируя всем свою крутизну. Но, выходит, я не так уж хорошо его знаю.
Молодой мужчина поднялся с низенького бортика, на котором сидел, и почтительно поклонился.
Мои глаза полезли на лоб. С чего же это гордец, едва склонивший голову перед владыкой, передо мной согнул спину?
— Я и мои люди просим простить вас нашу неосторожность. Я виноват в том больше других, так как все было сделано по моему приказу, — его тон был почтителен. — Ваша смелость была удивительна, и птица не посмела причинить вреда.
Ага, а ты, значит, там так просто в свисток дул? Ох, уж эти приличия.
Я вообще отказывалась теперь узнавать в этом человека того наглеца, что лазал по ночам в чужой сад и приставал к незамужним царским дочерям. Может, это на него положение так влияет?
— В том, что я осталась цела, есть и твоя заслуга, наследник Самира, ведь это ты успел отозвать сокола. И раны, которые должны были достаться мне, теперь носишь ты, — разводить все эти уважительные церемонии ужасно не хотелось.
— Это заслуженное наказание за мою оплошность. Я бы хотел принести должные жертвы великой Иинат за то, что прогневил ее. Позволено ли мне будет посетить ее храм?
— К алтарю может прийти любой, если он того желает, — нет, я определенно не понимала этих перемен.
— Если царевна действительно не сердится на меня, позволит ли подарить ей эту безделушку?
Мужчина сделал знак одному из своих челядинцев, и тот подал ему резную деревянную шкатулку.
— Там лишь немного жалких безделиц из тех, что так нравятся девушкам, — пояснил он, протягивая мне подарок.
Я посмотрела на отца, спрашивая его совета, но он довольно кивал, давая понять, что одобряет. Придется взять.
— Надеюсь, что в скором времени узнаю, понравилось ли вам.
Принимая шкатулку, я встретилась с ним глазами и меня вновь обожгло. Нет, там под толстым слоем скромности скрывался все тот же разбойник, что мешает девушкам ночами лазать по деревьям!
На этом обмен любезностями был закончен, и я могла отправляться по своим делам. А завтра меня снова ожидали здесь, видимо, чтобы достойно отметить завершение самирской дипломатической миссии. Несколько служанок несли за моими носилками очередные подарки отца. В последнее время владыка сильно баловал свою дочь.