Оказавшись в своих покоях, я восхищенно рассматривала подарки и снова чувствовала себя маленькой девочкой на Новый Год.
За плечом у меня восторженно ахала Шанхаат, а кормилица лишь махнула рукой.
— И скажи мне, что с этим всем делать, сиятельная. Уж сундуков для нарядов не хватает! Можно ли владыке о том сказать?
Я отмахнулась.
— Скажу я, Иба, скажу. Вот завтра все и устрою.
И тут мне в голову пришла хорошая мысль.
— А не лучше ли будет те сундуки самой у мастера заказать? Тебе виднее, сколько и каких надо.
— И так можно, — согласилась кормилица. — Ваша матушка все так и делала. Все сама в хозяйстве вела да учитывала.
Я отмахнулась. Не хватает мне еще и домашними делами заведовать, помимо учебы.
— Лучше испеки мне лепешек сейчас и не ворчи. Вот разберусь со всем этим — и спать, темнеет уже.
Первым делом мы с Шанхаат разобрали наряды. Красивая увешенная по подолу блестящими амулетами голубая юбка мне настолько понравилась, что и снимать не хотелось. К ней в комплект шла короткая узкая туника такого же цвета, расшитая по краю цветной нитью, широкое ожерелье из несметного количества лазуритовых и золотых бусин и украшенный голубыми бляхами плетеный пояс из темной кожи, понизу обшитый длинной бахромой лазоревых снизок.
В этом нужно будет отправиться в храм Аннана, так как лазурит — мужской камень, решила я. Только дополнить браслетами и головным убором. Нужно будет поискать и серьги-лунницы.
Второй комплект был явно для завтрашнего приема, и я велела развесить ткань, чтобы исчезли складки.
Так и не сняв с себя новый наряд, я уселась перед блестящим тазом, заменявшим мне зеркало, но уже было темно. Пришлось крикнуть, чтоб принесли огня. Пока Шанхаат зажигала лампы, я выбралась во дворик, чтобы без лишних свидетелей рассмотреть содержимое подаренной мне самирским царевичем шкатулки.
По верхней стороне резной крышки сплетались в узор резные ветви диковинных растений, а между ними пели, раскинув крылья, перламутровые птицы. Ящичек запирался на простую бронзовую булавку с головкой в виде цветка.
Я осторожно заглянула под крышку. Там лежал красивый инкрустированный перламутром деревянный гребень для волос, небольшая подвеска для прически с прозрачным, как мед, куском янтаря, и маленькая глиняная табличка, надпись на которой гласила: «Ты будешь танцевать сегодня для меня?»
Воистину, наглость — второе счастье! Неужели он думает, что я дважды попадусь на этот трюк? Нет, для общего же блага будет лучше, чтобы он провел этот вечер один. Моя судьба уже определена, и изменить ее ничто не в силах.
Конечно, надо бы поговорить, но я боялась оставаться с ним один на один. Иногда в глазах этого мужчины я видела неудержимый огонь желания, совсем как тот, из-за которого раскололась сущность Иинат.
Да, он могучий воин, да, его тело и лицо очень красивы, и худенький долговязый Энмер-ани выглядит на его фоне просто заморышем, убеждала я себя, возвращаясь в комнату. Но зато рядом с ним я не чувствую себя как уж на сковородке! От одного взгляда самирита меня бросает то в жар, то в холод, а мысли в голову лезут такие, что от зависти помрет и главная героиня любовного романа!
Нет, завтра же наберусь смелости и найду повод поговорить с обнаглевшим прЫнцем, просто выскажу все наболевшее ему в лицо, хотя приличные девушки так не поступают! А сегодня пусть поскучает один!
Бросив шкатулку на кровать, я уселась перед зеркалом расчесывать на ночь волосы, отослав поспешившую на помощь Шанхаат. Слишком много мыслей нужно было обдумать, а ее болтовня и причитания будут только мешать.
Волосы почти каждый день мне мыла Иба, полоща их в немного пенном отваре трав. От этого локоны становились мягкими и пушистыми.
Сейчас из темных глубин зеркала на меня смотрела уже не заморенная бледная девочка, какой я увидела себя больше четырех месяцев назад, а прекрасная молодая девушка с нежной кожей и розовыми чуть пухлыми губами. Бездонные голубые глаза, окаймленные густой каймой темных ресниц, завершали образ.
«Ах, нет, я все-таки хороша! Чудо, как хороша!» — всплыли в памяти слова красавицы Оксаны*. А ведь и правда повезет тому, кому я буду женою! И пусть вредный Асмаррах всю ночь киснет под своим деревом, я к нему не приду! Я же знаю, чего он хочет!
Просить, чтобы я для него танцевала, экий наглец. Наглец и врун!
Я встала и крутанулась на месте, амулеты на подоле нежно зазвенели.
Для полноты картины добавила ручные и ножные браслеты, а вот мешавшее длинное и тяжелое ожерелье сняла. Потом привыкну.
И подвеску его красивую я носить не буду! Жуткая обида колыхнулась в душе и прошла.
«А, собственно, почему я на него так злюсь?» — вдруг задумалась я. Никаких весомых причин не находилось. Царевич, конечно, гад, но смелый. «И красивый!» — подсказали мне в голове. Мне, разумеется, не стоит обнадеживать его ничем, так как мое замужество — дело решенное. Но если бы не он, то этот сокол распорол бы мне всю руку и на коже навсегда остались бы шрамы. «Ага, а чья же была птица?» — снова отметил голос разума и был прав.
«А поблагодарить мужчину все же стоит, не так уж это и сложно. Просто дойду до моста, станцую что-нибудь из хвалебных танцев и уйду. Даже говорить с ним не буду!» — пообещала я себе. «Где-то я уже такое слышала!» — съязвил внутренний голос, но обнаружив, что его все равно не слушают, затих. А я, в последний раз улыбнувшись себе в зеркале, выбежала в сад.
***
Деревья устало шуршали над головой, но сад сегодня казался особенно волшебным. Таким ярким, легким и лишь немного таинственным. Ноги сами несли меня к заветному месту. Да, сегодня я буду танцевать для него! В первый и последний раз!
Дорожка вильнула, и взору снова открылся знакомый пейзаж. Удивительно, в своих прогулках с Энмером я старательно избегала этого места, где-то в глубине души желая сохранить его для другого. Маленькая тайна приятно будоражила нервы.
Полная луна заливала все открытое пространство перед мостом призрачным светом. Мне даже почудилось, что я вижу серебряные струны божественной волшебной арфы, уже натянутые под чьими-то пальцами. Стоит их отпустить и зазвучит прекрасная мелодия, мне нужно только уловить ее. Я скинула с плеч серый плащ, закрыла глаза и глубоко вздохнула и услышала.
Музыка рождалась из темноты, постепенно вплетая в себя окружающий мир. Вот в бархатной тишине ночи переливаясь, поет река, нежным голосом ей вторят струны лунной арфы, шелест травы задает ритм. Я сделала шаг и вскинула руки, мелодично зазвенели браслеты; поворот — и к ним добавились амулеты, вплетаясь в общий ритм. На душе вдруг стало светло и радостно.
Шаг, еще шаг, поворот, прыжок. Ноги легко взносят невесомое тело в воздух и вновь приземляют его, а мелодия все ускоряет темп, не давая остановиться. Камни моста то холодят ступни, то делаются вдруг обжигающе горячими. Устоять на месте нет ни шанса, но я двигаюсь в такт, уверенно исполняя узор танца. Шаг, шаг, прыжок и снова шаг, шаг…
Все оборвалось так же внезапно, как и началось. Музыка исчезла, и в уши ворвался шум бурлящей воды. А еще голос, немного хриплый и знакомый.
— Да простит меня милосердная Иинат за то, что я посмел прервать ее танец, — раздалось у меня над головой, и я открыла глаза. Его лицо было совсем близко, такое красивое, слегка обеспокоенное. Я залюбовалась. В голове было легко и пусто.
— Еще мгновение и это могло плохо закончиться, — продолжал говорить Асмаррах, с тревогой глядя мне прямо в глаза. Только сейчас я осознала, что он держит меня на руках и очень удивилась. Откуда он здесь?
— Надеюсь, тебе понравился мой танец? — весело спросила я, глядя на то, как легкий ветерок играет в его волосах. Хотелось улыбаться, смеяться.
— Ты была божественна, красавица, но почему столь неосторожна? — взгляд молодого мужчины становился все более тревожным. — Ты могла разбиться!
Только сейчас я глянула вниз. Под нами бушевал черный поток, поглощавший ноги царевича выше колена. На нем опять были уже знакомые светлые штаны. Это меня тоже развеселило.
— Я была уверена, что ты где-то рядом, — промурлыкала я и протянула руку, чтобы взъерошить его густую шевелюру. Поглощенная танцем, я совсем забыла о том, для кого он, но сейчас мне отчего-то хотелось быть с этим мужчиной милой и игривой.
Погладить себя Асмаррах не дал, твердо, аккуратно перехватив мою руку у запястья. Взгляд его бездонных темных глаз сделался еще мрачнее. Я ощутила это всем телом. Молча он выбрался на берег и остановился, по-прежнему внимательно вглядываясь в мое лицо, как будто на моем лбу вновь красовалась шишка или, на худой конец, рога. От подобной картины вдруг стало безумно смешно и совсем немного неловко. Я расхохоталась.
Но мое веселье он прервал поцелуем, сначала обжигающе горячим, а потом бездушным, завершившимся слишком резко. Царевич внезапно отстранился, опасливо глядя на меня.
— Ну что же ты остановился? Почему не хочешь целовать? Видишь, я даже не возражаю! — хохотнула я и обвила руками его шею.
Асмаррах же явно не находил все это забавным.
— И как давно с тобой такое происходит? — совершенно серьезно спросил он.
— Ты знаешь, я ведь сегодня решила к тебе не ходить. НИ-ЗА-ЧТО! — легко призналась я. — И сидел бы ты один-одинешенек под своим деревом. А потом как-то захотелось увидеть твою физиономию. И вот я здесь, а ты мрачный как грозовая туча! Даже как следует поцеловать не можешь!
Внезапная оплеуха отрезвила меня. Я ошарашено заморгала.
— Как долго ты чувствуешь беспричинное веселье, отвечай! Или ты пьяна? — рявкнул мужчина. Остатки хорошего настроения начали испаряться. Я тут с ним вся такая нежная, а он недоволен!
— Почти с самого заката, — призналась я, решив не бесить молодого человека. Все-таки силы у него было немеряно. — И ничего я не пила, совсем! Просто весело и все, а ты меня ударил, — теперь меня наполняла жгучая обида. Вот сейчас спрыгну и уйду от него, будет один сидеть мокрый и несчастный. Тогда-то он пожалеет!
Но мужчина держал крепко и начисто игнорировал мои попытки вырваться.
— Сегодня ты зажигала в своих покоях жаровню, лампу или курительницу? — зачем-то спросил он, и мне снова стало смешно. Обида испарилась. Разве можно долго сердиться на него, когда он такой милый?!
— Ну конечно, глупый! Все зажигают вечером лампы, а как же в темноте разобрать куда идешь? Или у вас светильников совсем нет? — рассмеялась я и снова получила по щекам звонкую оплеуху. Слезы наполнили глаза.
— Не обижайся, царевна, но ты явно не в себе, — словно извиняясь, проронил этот хамский тип, одной рукой прижимая меня к себе, а другой, пытаясь что-то нашарить на поясе. Эх, знал бы ты НАСКОЛЬКО я не в себе, мой друг!
От этой мысли сразу сделалось грустно. Как там теперь мои аспиранты? Надеюсь, новая я не слишком обижает их. Продлили ли финансирование? Сможет ли эта девица нормально отчитаться по гранту?
Мои размышления снова бесцеремонно прервали. Не успела ничего сообразить, как этот хам запихал мне в рот какие-то кусочки и снова рявкнул:
— Жуй немедленно!
От возмущения я стиснула зубы, и рот наполнился жуткой отрезвляющей горечью. Я попыталась выплюнуть гадость, но он снова не позволил.
— Потерпи, нужно пожевать еще немного. Досчитай до десяти, а потом сплюнь.
Вид самирского царевича был настолько серьезен, что я не посмела ослушаться. Ошарашено озираясь, я заново оглядела мир.
Мы по-прежнему стояли около моста под сенью старого железного дерева. Мужчина держал меня на руках, но от него совершенно не исходило той наигранной распущенности, с которой он домогался меня в прошлый раз. Его действительно заботило мое самочувствие! Уже одно это казалось необычным. Ситуация же тоже не казалась ни смешной, ни милой.
— Уже лучше? — спросил Асмаррах, когда я избавилась от горькой жвачки. Я кивнула. Говорить не хотелось. Рот горел, словно я наелась красного перца с хиной.
— Что это за гадость? — перебарывая мерзкие ощущения, выдавила я.
— Семена нартыша. Он позволяет не спать в седле по трое суток. Надеюсь, что и тебя приведет в чувства, — загадочно пояснил мужчина.
— А зачем ты мне их дал? — еще с большим изумлением поинтересовалась я.
— Думаю, что тебя пытались отравить, — мрачно произнес он. — Как бы то ни было, но домой сегодня тебе нельзя!
Да что этот тип себе удумал?! Захочу, и прямо сейчас уйду, и он меня не остановит!
— Поставь меня на землю! — потребовала я тут же, но Асмаррах отрицательно покачал головой.
— А ну поставь немедля! — со всей дури заорала я, но он не отпустил.
— Думаю, что ты не сможешь стоять, — тихо, но уверенно произнес он.
— Никто не просил тебя думать за меня! Я сама решу, что мне делать!
На этот раз мужчина послушался и осторожно опустил мои ноги на землю. Перед глазами все поплыло, к горлу подкатила тошнота, и я, чтобы не упасть, одной рукой уцепилась за его шею. Асмаррах подхватил меня за талию и прижал к себе. Я снова услышала как часто и сильно бьется его сердце, слишком часто для его невозмутимого вида.
— Успокойся, надо успокоиться и немного отдохнуть. Надеюсь, что ты не сильно отравилась и выдержишь, — попытался успокоить меня он. Но это плохо получилось. Отравили? Кто? Как? Предательский холодок побежал по телу.
— Что со мной происходит? — с ужасом выдохнула я.
— Полагаю, тебя хотели убить, но к счастью, ты вовремя ушла из дома. Это очень похоже на один из ядов, про которые мне рассказывал старик Ахтым, я обучался у него, когда жил среди кочевников. Он говорил, что его делают люди с юга и это какое-то масло. Когда вдыхаешь его пар или дым, то сначала делается беспричинно весело и легко, потом начинает клонить в сон, от которого уже нельзя проснуться. Одним из признаков этого яда является то, что слюна отравленного начинает быть кисловатой. Потому я и дал тебе нартыш. Ты не должна засыпать, пока весь яд не выйдет.
— Но там же Иба и Шанхаат! — от осознания всего ужаса происходящего у меня потемнело в глазах. Я снова попыталась встать на ноги, но опять бессильно повисла, подхваченная сильной рукой. У меня возникла ужасная догадка, и внутри все заледенело. Он знает все про этот яд, он специально вызвал меня сюда, у него даже и противоядие имеется! Но зачем?! Зачем так жестоко??
— Скажи мне, это же ты сделал это? Ты, ты знаешь, как действует яд, и потому и послал мне записку, будучи уверенным, что я приду! — бросила я со всей ненавистью ему в лицо свои подозрения.
— Зачем? Почему? В чем они виноваты перед тобой? Чего ты хочешь? Я выполню все, но не стой без дела — спаси их! — истерика охватила меня. Я билась в его объятиях как сумасшедшая, но царевич крепко держал меня, только уворачиваясь.
— Ты, ты монстр! Для чего тебе все это? Чего ты хочешь?! Отпусти! — голос сорвался от крика.
— Я не делал этого, клянусь тебе! — говорил он спокойно и уверенно. — Но если я прав, то до утра воздух в твоих покоях будет смертельным для любого, кто туда войдет, а может и гораздо дольше. Если же ты настаиваешь, то я готов пойти с тобой туда хоть сейчас. Лучше заплачу своей жизнью, чем слышать, как ты обвиняешь меня в столь низком поступке! Яды — удел слабых, тех, кто не в силах держать оружие!
Он сильно встряхнул меня за плечи и приблизил ко мне свое лицо. Теперь его глаза горели огнем, а он смотрел мне не в глаза — прямо в душу. Это отрезвило.
— Я не делал этого, слышишь? — голос был просто ледяным. — Я могу отнять жизнь тысячью других способов и никогда не опущусь до ядов. Я никогда не стал бы подвергать опасности ту, что мне желанна. Даже если бы и был уверен, что ты придешь. Возьми себя в руки!
Я отпрянула. Нет, этот человек умеет убивать, он убивал и прикончит еще многих врагов. Но он скорее свернет мне шею, чем отравит. Слезы все еще катились из моих глаз ручьями.
— Если не у тебя, у кого могло возникнуть такое желание? Кто еще желает мне зла? — а в голове уже всплывал ответ. Тот, кто не может напасть в открытую. Тот, кому есть, что терять, если я обрету статус полноправного наследника, как того желает отец. Блистательная Нинмах! Мать, готовая перегрызть горло за права своего сына!
А перед глазами стояла кормилица со своими добрыми, мягкими руками, теребящими подол серой юбки. Вечно переживающая за мое благополучие Шанхаат, и ее полные страха и восторга глаза, когда она разглядывала верблюдов… Как страшно даже допустить, что их уже может не быть на этом свете, что из-за меня они уснули вечным сном!
Слезы рекой хлынули из глаз, истерика сотрясала меня всю, а мой сегодняшний невольный спаситель лишь нежно гладил меня по волосам, крепко прижимая к себе. Но я не слышала ни его голоса, ни стука сердца. Внутри меня все разрывалось, и не было способа облегчить эту боль.
Не знаю, сколько времени я ревела, но потихоньку слезы иссякли. Мне попросту нечем было плакать. Сорванное горло саднило, а щеки горели.
Асмаррах сидел под деревом и держал меня на руках, тихонько баюкая, словно младенца. Сейчас он был снова совсем не похож на себя. Не суровый опытный воин, а обеспокоенный и сострадающий мужчина.
Заметив, что я успокоилась, он улыбнулся.
— Знаешь, я никогда раньше не утешал плачущую девчонку, — как то так просто сказал он. — У меня нет сестер, только братья.
Мне показалось, что он и сам немного ошарашен своим поведением.
— Но в чем причина таких слез? — серьезно спросил он. — Ты же жива.
— Но… моя кормилица и служанка… Если это яд, то они могут быть мертвы! Мертвы из-за меня! — я зажмурилась не понимая, как можно быть таким черствым. — Неужели тебе никого не бывает жалко?
Царевич тяжело вздохнул.
— Моя драгоценная, твоя жизнь дороже, чем они. Любой, находящийся рядом с тобой или со мной, или с твоим отцом должен быть готов отдать за него жизнь. Поверь, Иинат будет милосердна к их душам! — Асмаррах говорил тихо, но уверенно. — Вокруг владыки всегда есть враги и завистники, разве ты не знала? И часто ими могут оказаться даже родные люди. Власть иногда лишает разума, поверь мне.
Разумеется, я все понимала, но от того не делалось легче. Снова захотелось ринуться домой и попробовать хоть кого-то спасти. А Асмаррах все говорил:
— Если ты только покажешь свою мягкотелость, дашь понять, что ты их боишься, враги убьют тебя. По крайней мере, это верно для мужчин. Люди должны тебя уважать и бояться. Должны понимать, что ты можешь убить их раньше, чем они смогут дотянуться до тебя.
Его взгляд снова обрел жесткость. Да, он на себе проверил каждое слово из тех, что говорил. Этот мир был жесток к слабым.
— Возможно, ты прав, но я не могу так жить, я не умею запугивать, женщины для этого не предназначены! — говорить было тяжело. Горло саднило от рыданий.
— Разумеется, — хмыкнул царевич, — Для этого есть мужчины. Поэтому сейчас успокойся. До утра я что-нибудь придумаю.
— Асмаррах-ани, я все понимаю, но я должна рискнуть, — голос все еще дрожал от недавней истерики. — Может хоть кого-то удастся спасти? Может хоть стражу у дверей? Ну, вдруг?
Я умоляюще посмотрела в глаза мужчине, сегодня спасшему мне жизнь. Но он лишь отрицательно покачал головой.
— Если я прав, тебе нельзя больше дышать отравой ни минуты. Да и что ты сможешь сделать, оказавшись там? Позовешь стражу? Они тоже погибнут.
— Если мы ничего не сделаем, то я не смогу жить с этим, — обреченно уронила я.
— Говорила мне бабушка, что нет ничего глупее, чем влюбиться в женщину! И врагов не надо — сам голову сложишь, — вздохнул молодой воин. — Ты действительно хочешь этого?
Он явно медлил, а я смотрела на него и ждала.
— Если ты хочешь награды — отдам тебе все, что имею! — выпалила я, но царевич снова покачал своей лохматой головой.
— Того, что я хочу, ты сейчас дать не в силах. А другой награды мне не нужно, — проронил он, легко поднялся, подхватил меня и двинулся в темноту.
— Я оставлю тебя за оградой и все проверю сам, но обещай, что если я не вернусь, ты не дашь очернить мое имя грязными подозрениями и все расскажешь отцу.
— Все? — удивилась я. — Он же убьет тебя!
— Если я не вернусь, то и так буду мертв, — отрезал царевич и до самых купален не проронил больше ни слова.
Пока мы шли в напряженном молчании, я снова украдкой рассматривала его лицо. Сейчас уже совсем не ощущалась та нездоровая эйфория, но Асмаррах снова показался мне таким красивым и желанным, что сладко заныло в груди. А ведь раньше бородатые мужики вызывали у меня отвращение. Теперь же один из них идет исполнять мой каприз, возможно в последний раз в своей жизни. Даже если никакого яда в моих покоях нет, то стража схватит его и убьет, потому, что он молодой мужчина, забравшийся ночью к женщинам, к тому же чужестранец. В темноте никто не признает в полуголом оборванце наследника Самира! Но и останавливать его не хотелось. Я должна все выяснить сама или с чьей-либо помощью.
Усадив меня под шелковицу у пруда, Асмаррах исчез в кустах. Ночь подступала со всех сторон и уже не казалась яркой и волшебной. Кусты зловеще шелестели листьями, в глубине сада печально стонала какая-то птица.
Минуты шли за минутами. Я жадно вслушивалась, пытаясь уловить хоть звук со стороны темных стен малого дворца. Луна почти заползла за кромку гор — шла вторая половина ночи. Я покинула свои покои, наверное, больше четырех часов назад. Только сейчас я поняла, что безумно устала и хочу спать. Даже боль и тревога, час назад разрывавшие сердце, затаились, как змеи под камнями. Ночная темнота смежила веки, и я провалилась в тяжелый липкий сон.
Пробуждение было резким. До судорог горький сок снова заструился мне в рот. Я ошарашено распахнула глаза. Испуганное лицо Асмарраха снова нависло надо мной. Темная жидкость стекала из угла его рта. Увидев, что я очнулась, он, как мне показалось, облегченно вздохнул.
— Зачем ты разбудил меня …этим? — изумленно поинтересовалась я.
Молодой человек что-то сплюнул на землю. Так вот, значит, откуда во рту оказалась эта мерзость.
— Я испугался. Боялся, что яд все еще действует, — смущенно пояснил он. — Я звал тебя, тряс, но ты не просыпалась.
— Тебе удалось пробраться в мои покои? — требовательно перебила его я. От горьких семян было противно во рту, но спать больше не хотелось.
— Я был у самого входа. Твои охранники одурманены и спят, но пока еще живы. Уж прости, внутрь заходить не стал, оттащил к наружной стене, там их найдет стража. Света я не увидел, будем надеяться, что лампы погасли давно. Но тебе туда нельзя возвращаться даже утром!
— Что же мне делать? — обескуражено спросила я, — Стража, найдя мою охрану без сознания, поднимет тревогу. Если кто-нибудь зайдет в покои, то может погибнуть, а я не могу никого предупредить! Как я объясню, где провела всю ночь?
— С последним вопросом легче всего, — хмыкнул мужчина, опускаясь рядом со мной на траву. — Скажешь, как было. Почувствовала внезапный порыв и убежала в сад танцевать. Ты же и раньше так делала. А потом потеряла сознание и очнулась лишь утром.
Я с изумлением смотрела на него. Как же быстро он соображает! Моя голова сейчас больше напоминала мешок с опилками.
— Тебе, наверное, холодно? — снова спросил он, — Хочешь, я могу поискать твой плащ?
— Нет, не оставляй больше меня одну! — я вцепилась в его руку, боясь, что если он снова исчезнет, то усну мертвым сном.
— Хорошо, — хмыкнул он и обнял меня за плечи, прижимая к горячей груди, — я побуду с тобой до рассвета, а потом, уж прости, мне придется сбежать. Твои близкие не оценят наших ночных прогулок.
Он криво усмехнулся и привалился спиной к шершавой коре.
Так мы сидели в ночной тишине, прижавшись друг к другу, и молчали. Как же я теперь скажу ему, что не хочу его больше видеть? Как объясню теперь, что отец решил связать меня с другим, и я приняла его волю? Да разве он поверит теперь в то, что я его не люблю? Разве поверю в это сама я? Эх, судья собака, да хвост свидетель!
Сегодня этот человек спас меня и рискнул своей жизнью. Сейчас он нежно обнимал меня и не корчил из себя нахального кобеля, как раньше. Такой Асмаррах мне нравился гораздо больше, но надолго ли его хватит?
Я посмотрела в лицо притихшему царевичу — он спал и чему-то улыбался во сне.
Примечания:
*Оксаны — героиня вспоминает монолог Оксаны из пьесы Н.В.Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки».