Гора Иират. Асмаррах
Асмаррах покинул храм в смятенном состоянии духа. Все произошедшее в святилище нелегким грузом лежало на душе. Что он теперь должен сделать? Убить хоннитского щенка? Отдать ему ту, что дороже жизни? А что скажет она сама? Вспомнит ли, кто был с ней в эту ночь?
Ответ на последний вопрос, скорее всего, был отрицательным. Одурманеная ядовитыми воскурениями девушка была почти без сознания. Но вот хоннитский мальчишка все понял и может рассказать. Но осмелится ли? Чтобы признаться девушке в подобном — нужно относиться к ней как к вещи. На это юнец вряд ли способен. А вот если он не знал, на что шел, и поведает, как злобный самирский царевич занял его место? Тогда царевна возненавидит обоих, но лично его — проклянет или выцарапает глаза или… Фантазия дарила множество вариантов, кроме того, где белокурая жрица тает от счастья в его объятьях.
Необходимо срочно найти ребят и убедиться, что с пленником все в порядке. А потом по-мужски объяснить мальчишке, что нужно держать язык за зубами, если вообще хочешь их иметь. Только как быть с ранами? Ничего, можно что-нибудь придумать. Главное, сгоряча не прибить конкурента. Этого ему точно не простят.
Ласковые лучи солнца уже расцветили горизонт, наполнив горы золотистым светом. Остывший за ночь воздух холодил кожу, и это очень отрезвляло. Из темного святилища он ушел почти час назад, когда холодная кожа девушки начала потихоньку теплеть, а дыхание стало более явным. Дольше оставаться было нельзя, иначе…
Асмарраху казалось, что страх, испытанный в святилище, пустил в его теле корни. Только теперь он боялся ее ненависти. Скажи ему кто об этом раньше — рассмеялся бы в лицо. В его мире все решалось силой или богатством. Эта женщина должна быть с ним, иначе теперь и быть не может. Но принуждать ее царевич не хотел, милость Богов так не купишь.
Сейчас он бы с радостью забыл вчерашнюю ночь, но бледное безжизненное лицо не исчезало. После всего, что произошло, он сейчас чувствовал себя грязным, запятнанным. Никакие «прелести» войны и дворцовые «хитрости» не вызывали таких чувств. Даже когда пришлось участвовать в суде против братьев, которые бездумно решили, что владыка слишком задержался на троне. А потом «помогать» им с честью сойти в нижние земли вместе со всеми близкими. Все это не тронуло царевича — родных он не слишком-то любил, разве что бабушку.
А тут эта маленькая жрица стала для него всем, заставляя забыть благоразумие и совершать глупости, каких он не творил даже будучи шестнадцатилетним юнцом! Сейчас же ему было двадцать три, и Асмаррах полагал себя серьезным мужчиной, не раз командовавшим отрядами и выигрывавшим битвы. Иным способом добиться уважения отца было невозможно. Теперь владыка сына ценил, солдаты — любили, придворные — боялись. И вот он, всегда просто забиравший желаемое, старается подобно змее извернуться, чтобы выглядеть хорошо в глазах девушки!
Парни дожидались его на их старой стоянке. Мальчишка, связанный и с кляпом во рту, был тут же. Подумать только, они сидят прямо под лагерем с десятком солдат, а их никто не заметил!
Мархаш хотел было расспросить командира о том, что с ним было, и где тот пропадал всю ночь, но Асмаррах, заговорил первым:
— Мне нужно поговорить с пленным с глазу на глаз. От этого зависит, как мы будем действовать дальше.
Воины кивнули и отошли на тропу.
Самирский царевич присел рядом со связанным юношей.
— Если выну тряпку, орать будешь?
Тот отрицательно замотал головой.
— У меня к тебе серьезный разговор. От этого зависит и твоя, и моя судьба. Скажи, ты знал, что тебе предстояло выполнить в храме, когда шел туда?
Юноша опять замотал головой и просипел:
— Пить!
Асмаррах огляделся вокруг, подцепил полупустой бурдюк, открыл и приложил его к губам пленника. Тот глотал воду жадно.
«Надо будет поговорить с парнями и об этом», — подумал командир, глядя на тощего царевича.
— Нет, — выдохнул юноша, утолив жажду, — я не знаю, что там должно было происходить. Юилиммин-даша просто просила, чтобы я сделал все, что меня попросят, и не расспрашивал жрецов. Надеюсь, что ты поступил так.
— Уж поверь! — молодой воин сплюнул на землю и еще больше помрачнел.
— Слушай, — продолжил он после некоторой паузы, — если ты поклянешься сейчас, что никогда не обмолвишься о том, что я «заменил» тебя в храме — я отпущу тебя. Но если ты нарушишь слово — найду и заставлю горько пожалеть об этом. Поверь, я это умею!
Он снова замолчал и пристально посмотрел в глаза пленнику.
— Если же ты не хочешь сохранить все в тайне, то мне придется убить тебя прямо здесь и сбросить в пропасть. Мне все равно, что из этого ты выберешь.
Юноша сглотнул, взвешивая варианты.
— Я согласен молчать. Но если Юилиммин-даши спросит меня об этом, что ей отвечать?
Асмаррах снова сплюнул. Этот мальчишка бесил его. Бесил, называя ее по имени, бесил своей наивностью и тем, как легко согласился молчать. Но надо держать себя в руках. С тех пор, как он побывал в логове Кесхала, воинственный бог иногда туманил сознание, превращая гнев в бесконтрольное неистовство.
— Поверь, она не спросит. Разве что об этом, — он указал на запекшуюся у виска кровь. — Но ты уж придумай что-нибудь. Очень спешил и упал, например.
— Но что же там было? Если все же спросит? — этот юнец явно не понимал, что буквально ходит по краю.
— Может, я все же сброшу тебя с обрыва и избавлю от ненужного любопытства? — сарказм так и сочился из уст молодого воина. — Говорю тебе, не спросит. Это же тайный обряд! Да поразит меня Эну, если я не прав! Ты мне должен быть благодарен, что не был там.
— А если все же спросит, то скажи, что жрецы опоили, и ей все привиделось, — мрачно заключил он, помолчав еще немного.
Асмаррах даже боялся подумать о том, что скажет он, если спросят его. Мужчина поднялся, сходил за товарищами, а потом развязал веревки и протянул хоннитскому царевичу узкие полоски ткани, которой воины обматывали руки, чтобы поберечь суставы.
— На вот, воспользуйся, пока следы от веревок не пройдут. И помни, я слежу за тобой, если слово нарушишь — умирать будешь о-о-очень долго, чтобы до конца осознать, как был не прав.
Юноша кивнул, кое-как замотал запястья негнущимися пальцами и тихо побрел по тропе наверх.
— Все, нам нужно уходить отсюда! — коротко скомандовал царевич, когда тощая фигура хоннита скрылась за поворотом.
— Ты хоть потом намекни, что там было то? — тихо бросил ему Мархаш, когда они спустились почти наполовину.
— Не уверен, Боги не любят, когда непосвященные узнают их тайны, — отозвался царевич. — Я бы и сам предпочел забыть о том, что там было. Важнее понять, для чего все это было. А для этого нам нужно поговорить со жрецами Аннана, и желательно это сделать как можно быстрее.
Воины тенью следовали за Кайласом, выбиравшим наилучший путь отступления.
— Нам надо узнать, нет ли вестей из дома, и не потерять жрицу, — добавил все еще мрачный Асмаррах, немного погодя. — Кайлас, ты сможешь быстро вывести вниз прямо к нашим?
Охотник кивнул. К сумеркам они спустились вниз и воссоединились с остальными.
***
Гора Иират. Юилиммин.
Из мрачных объятий тайного святилища я выбралась через сутки после обряда, если верить тонкому серпику нарастающей луны. «Воскресшую» славили, и мне полагалось пройти еще несколько обрядов, чтобы дальше уже самостоятельно завершить весь путь посвящения Аннану. Жрецы — на этот раз со мной говорили уже мужчины — объяснили, какие храмы и в какие дни я должна посетить, учили правильным фразам, а моя голова все кружилась. Пробуждение было тяжелым, голова гудела, словно с жутчайшего похмелья. «Главное, со всеми этими ритуалами не стать законченной наркоманкой!» — думалось мне. То, чем меня опоили в пещере, могло быть маковым молочком или какой-то смесью других галлюциногенов. На уме постоянно вертелось про грибы. В любом случае, нужно постараться не употреблять жидкостей, предлагаемых в храмах. Ведь если бы я не пила, а больше проливала, то могла бы оставаться почти в сознании. «А ты точно хотела бы этого?» — ехидно поинтересовался внутренний циник. Пожалуй, нет. Ведь в холодном мраке пещеры со мной был не Энмер-ани, а тот, кого я в последнее время все чаще видела во снах. Хотя, я была не уверена, что это не иллюзия, навеянная галлюциногенными травами.
На поляну, где меня ожидали служанки и охрана, я выбралась только к вечеру, так как видеть людей мне совершенно не хотелось. Выбралась и упала в заботливые руки свиты, которая тут же развила бурную деятельность. Среди всех этих лиц меня интересовал только Энмер, бледный, встревоженный и немного смущенный. «Значит, привиделось, хорошо, если я там в бреду не наболтала лишнего!» — озабоченно подумала я, подмечая, как царевич стыдливо прячет глаза.
Спустившись в долину, наш маленький отряд должен был пополнить запасы продовольствия, истощившиеся за дни, проведенные в горах. Было решено дойти до ближайшего поселения на берегу Иреша. И отослать весточку в Ассубу — сообщить владыке, что все идет как задумано.
Погода за последнюю неделю немного поменялась и погода. Днем над травянистой равниной все еще светило жаркое солнце, но к вечеру все чаще принимался дуть порывистый ветер, быстро унося тепло. А в ночном небе падали звезды, подтверждая название месяца — Небесная жатва. Совсем скоро начнется и земная.
Мой путь лежал теперь к Воротам Рассвета и Заката, тем самым, которые я видела лишь разрушенными. Там находился один из самых больших храмов Аннана, пользовавшегося большим почитанием в хоннитских землях. А далее нам предстояло двигаться на север вдоль горной гряды, по очереди посещая все алтари, чтобы до конца этого года объехать всю карешскую долину, как бы принимая ее под свою руку. Так поступали все наследники и получившие власть правители.
Дорога была все так же утомительна и неспешна, но я начала привыкать к здешней походной жизни. К тому же ранним утром, когда наш обоз начинал движение, теперь было немного прохладнее, и я решалась выбираться из своего «гроба на колесиках», чтобы проехать часть пути верхом. Такой способ передвижения не был быстрее, так как Энмер просто сажал меня боком на свою лошадь, а сам вел ее под уздцы, но гораздо приятнее.
Воины моего отряда теперь вели себя более дружелюбно, достаточно было показать украшавший тыльную сторону запястья знак Небесного охотника. Женщиной я от этого быть не переставала, но становилась допущенной, признанной мужским божеством, а потому номинально равной мужчине.
Свежие шрамы знака адски болели, но эта боль жестко удерживала меня от того, чтобы опустить руки. А ведь хотелось, очень хотелось забросить все и вернуться в Ассубу под отцовское крыло, снова гулять с Энмером по крышам дворца и танцевать в храме Всеблагой. Но в столице меня ждали и враги, к которым у меня не было шансов подобраться. Здесь моей жизни почти ничего не угрожало. Все воины были надежны и преданны владыке, шпион мог притаиться лишь среди прислуги. Пришлось просить старшего над десятком Асмата-ина приглядывать за ними, не позволяя покидать лагерь без сопровождения.
Ворот мы достигли, когда лунный серп раздобрел более чем наполовину. У подножия гор, раскинувшись по обе стороны от широкой дороги, лежало небольшое поселение, образовавшееся здесь за время строительства и теперь ставшее центром торговли и обмена. Низенькие, но сложенные из камня квадратные домики, словно ласточкины гнезда, лепились один к другому, облегчая труд строителей, которым приходилось возводить на одну стену меньше. Низкие каменные ограды отделяли один такой квартал от другого и от торговой площади, на которой, несмотря на поздний час, все еще было довольно людно.
Наш отряд остановился за городской чертой на каменистом берегу Иреша, который спускался с перевала бурным пенным глубоким потоком. Деревьев здесь почти не было — все были вырублены во время строительства на хозяйственные нужды. «Надо велеть засадить берега, это укрепит их, и поможет реке оставаться полноводной в жаркий сезон», — подумала я, осматривая окрестности.
Завтра мне предстояло посетить храм между Врат и подтвердить там свой статус. Все это немного беспокоило и мешало заснуть, а потому, даже когда совсем стемнело, я все еще стояла на каменистом берегу, глядя на бегущий внизу речной поток.
— Тебе не холодно, Юилиммин-даши? — спросил Энмер, появляясь за моей спиной. В реве реки расслышать шум шагов было невозможно.
Я оглянулась. Юноша держал в руках мой шерстяной плащ. В последнее время он стал грустным и очень заботливым. После обряда царевич почти не прикасался ко мне, разве только подсаживая или снимая с коня, прекратились и его неловкие попытки приобнять, взять за руку. Неужели он теперь стыдится того, что было в храме?
Мне же наоборот, хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь сильный, любящий, способный поддержать, если закончатся силы. И я решилась на разговор, ведь не позднее чем через два месяца мне предстояло назвать этого молодого человека своим мужем, и любая недосказанность могла только помешать.
— Энмер-ани, скажи, что заботит тебя? — я повернулась к нему и потянулась за плащом, нарочно коснувшись его руки. Юноша вздрогнул, словно его ударило током.
— Почему ты теперь сторонишься меня? Я больше не нравлюсь тебе?
Впалые щеки царевича залила краска, совсем как у девушки.
— Нет, прекрасная, я не отстраняюсь, — попытался неловко соврать он, отпуская плащ, чтобы убрать руку. — Просто…
Юноша замялся, не находя нужных слов. А потом все же решился и поднял на меня большие темные глаза, обрамленные густыми ресницами. В них плескалось тревога и еще что-то, показавшееся мне стыдом.
— Мне трудно об этом говорить, но, боюсь, я прогневил Богов, — прошептал он.
— Но чем? — я подалась вперед и поймала своего нареченного за руки. Он снова дернулся, но позволил удержать себя.
— То, что было тогда, — воля Богов. Они не могут гневаться! Обряд завершен, я получила знак благословения, и теперь все будет хорошо. Остались лишь формальности, ну, почти… — я старалась быть как можно более убедительной.
— Я не могу рассказать тебе, чем навлек на себя проклятие, прекрасная, но поверь, я жалею теперь, что не выбрал смерть.
Мои глаза расширились от изумления. Столь удивительных откровений я не ожидала. Ритуал совершенно не угрожал жизни того, кто исполнял волю Аннана.
— Кто и когда угрожал тебе, Энмер-ани? Прошу тебя, не скрывай от меня ничего, иначе Боги не благословят наш союз! — решила слегка надавить я, но царевич от таких слов только помрачнел и как-то съежился.
— Простишь ли ты меня, если я ненадолго вернусь на родину? — неожиданно спросил он. — Мне нужен совет, который сможет дать только мужчина из моего рода. Но поверь, я не собираюсь сбежать! Просто мне нужно время, чтобы во всем разобраться.
Я молчала. Энмер все дни был единственной моей отдушиной в этом паломничестве. Моим единственным собеседником и другом. А вот теперь он покидает меня. Бежит, гонимый неизвестной причиной.
А что, если он не справился, ну там, в храме… Не смог… с мужчинами такое бывает. А теперь не может простить себе подобный промах? Тогда понятно, почему ему стыдно, это все объясняет!
Мои щеки от таких мыслей залились румянцем, но любопытство взяло верх.
— Энмер-ани, скажи мне, нравлюсь ли я тебе? Может быть, я слишком смущаю тебя? — я старалась говорить как можно более нежно.
Юноша снова покраснел. Я сжала его горячие, слегка влажные руки.
— Ты смущаешь взор любого мужчины своей красотой, Юилиммин-даши, — пробормотал царевич.
— Я спрашивала лишь о тебе, Энмер-ани! — продолжала настаивать я, еще больше вгоняя юношу в краску. — Быть может, ты стесняешься меня, так как…
Я не договорила, понимая, что тема крайне опасная. Но, кто знает, может, царевичу я нравлюсь только как собеседник, а в этом плане у него другие интересы. На востоке, например, это вполне практиковалось.
Чтобы проверить правильность своего предположения я в один шаг оказалась рядом с юношей и прижалась к нему. Как же я была неправа! Царевич оказался мужчиной вполне традиционных наклонностей, который от подобной близости красивой девушки легко заводился. Мне даже стало неловко от подобных ощущений, но Энмер-ани не остстранился. Наоборот, он обхватил меня своими длинными руками и прижал к себе, зарываясь лицом в мои волосы.
— Как ты могла подумать, что я не желаю тебя, прекрасная! Как ты могла! — горячо шептали его губы. — Если бы я только был в силах, если бы я только мог изменить прошлое!
Его ладони заскользили по моей спине, спускаясь ниже.
— Но сейчас я не достоин быть рядом с тобой, прекрасная. Не достоин любить тебя, не смогу назвать женой, если не исправлю своих ошибок! — шептал Энмер, а я слушала, как бешено колотится его сердце. О каких ошибках он говорит?!
— Но я стану достойным, обещаю! Я буду рядом с тобой, но я должен все исправить!
Царевич поднял голову от моего плеча и немного отстранился, чтобы получить возможность посмотреть на меня. Его глаза пылали, сейчас в них плясало почти такое же адское пламя, как во взгляде самирского наглеца, когда он распускал руки в ночном саду. От подобных параллелей мое сердце пропустило пару ударов.
— Прошу тебя, не спрашивай меня о том, что гнетет меня. Я не найду ответа сейчас. Но я докажу, что достоин быть рядом!
Сейчас юный царевич был даже почти красив для меня как мужчина. Его решимость наполняла его мужеством, а объятия были жаркими. Быть может, я смогу искренне полюбить этого мужчину, если избавлюсь от глупых мыслей о другом!
Даже в этот момент мне мешали воспоминания о человеке, который обнимал и целовал меня в темноте храма. Воспоминания, которые вполне могли быть просто плодом моего воображения! Но одна мысль о том, что такое могло случиться, повергала в шок. Самирский воин смущал и пугал меня, но вместе с тем привлекал, как горящая свеча глупого мотылька. От таких мыслей стало совсем не по себе, и я мягко высвободилась из все еще обнимавших меня рук.
— Хорошо, я отпускаю тебя, царевич Энмер! Ты волен покинуть Кареш и вернуться домой на столько, сколько тебе нужно. И я не стану спрашивать тебя о причинах твоих поступков до того, как нам настанет время приносить брачные обеты. Но обещай, что в этот день я узнаю все!
— Обещаю! Клянусь, я сам расскажу обо всем, как только это станет возможно! — юноша не пытался больше приблизиться ко мне. Но настроен он был очень решительно.
— Я отправлю с тобой десяток воинов, не спорь! — пресекла я все его возможные возражения. — В горах не очень спокойно, тебе ли не знать? И отпишу о нашем решении владыке. Он вышлет мне еще людей в сопровождение.
Царевич кивнул, соглашаясь, а я подняла упавший плащ и накинула на плечи. Теперь, когда сердце перестало так бешено стучать, стало холодно.
— Проводи меня, поговори со мной! — попросила я, чувствуя, что если он сейчас уйдет, то какая-то невидимая струна может оборваться.
Юноша кивнул, и мы пошли к шатрам, но разговор не клеился. Каждому из нас было о чем подумать.
***
На следующий день мы посетили Врата и их храм. Величие этого сооружения поражало! Пологий подъем до белоснежных стел у восточного входа был сложен из огромных каменных глыб. В мое время от него не осталось и следа, а сейчас эта инженерная конструкция поражала своей массивностью и размерами. На ее возведение ушло более десятка лет, услужливо напомнила мне память. Но теперь торговые пути проходили именно через Кареш, неся с собой богатство и процветание.
Сейчас хвалебные тексты на безукоризненной белизне стен легко читались с обеих сторон, и я чуть было не забыла, зачем пришла сюда! В глубине прохода, там, где в мое время валялись каменные глыбы, возвышался храм, похожий на застывшую каменную черепаху. А на западной стороне были видны хоннитские стелы, выполненные из серого гранита.
Ипроведя необходимые ритуалы, нам предстояло расстаться, и Энмер был немного обеспокоен, так как забирал с собой часть охраны.
— Я уже послала гонца в Ассубу. Не пройдет и недели, как владыка вышлет дополнительный отряд, — попыталась успокоить его я.
— Не задерживайтесь здесь слишком долго. В открытые врата проходят не только друзья! — обронил царевич, обнимая меня на прощание. После нашего разговора к нему вернулась часть прежней уверенности, и он старался не избегать меня.
— Я буду ждать твоего возвращения, Энмер-ани, да благословит тебя Серебрянорогий!
После его отъезда в лагере осталась ничем не заполненная пустота. Чтобы не чувствовать себя одинокой, я решила как можно скорее продолжить свой путь, и наш маленький отряд двинулся вниз по реке, чтобы найти удобное место для переправы. Мостов через быстропенный Иреш здесь не было. Бурный в начале года от талых горных вод, он более чем в два раза терял в своем объеме к концу эммиша — жаркого сухого сезона. Только сейчас через реку можно было переправиться, но сделать это следовало не у самых гор, где скорость потока была огромной, а немного ниже.
Дорог в этой местности не водилось. Травянистая равнина позволяла одиноким путникам перемещаться и так, а караваны реку не пересекали. Но наши телеги затрудняли бы переправу. На мое предложение оставить транспорт в городке, а с ним двух из трех сопровождавших меня служанок, особой поддержки сначала не встретили. Пришлось в качестве аргумента использовать то, что двигаться нужно достаточно быстро, чтобы в назначенный срок соединиться с подкреплением, которое будет ожидать нас у дороги на рудники. Мое паломничество предписывало посетить еще два алтаря, и наш путь лежал теперь почти строго на север, вдоль горного хребта.
С собой мы взяли четырех лошадей: для меня, служанки и тяжелой поклажи. С их помощью Асмат-ина планировал не только ускорить наш путь, но и переправить нас через реку. Оставленные в придорожном городке повозки вместе с девушками должны были вернуться в Ассубу ближайшим караваном.
Так налегке наш изрядно поредевший отряд продолжал свой путь. Дневная жара в предгорьях была не столь изматывающей, позволяя ехать утром и вечером, пережидая самые знойные часы в тени какой-нибудь скалы. Первый алтарь был уже позади, по моим подсчетам оставалось три-четыре дня и мы окажемся совсем рядом с рудничной дорогой, как я называла ее про себя.
***
Они напали в предрассветных сумерках, когда в еле светлеющем небе только начинали гаснуть звезды.
Меня разбудил какой-то шум, а окончательно заставил проснуться раздавшийся в утренней тишине сдавленный вскрик. Я подскочила на своем походном ложе как ужаленная. За светлым пологом моего шатра шла какая-то возня. На душе похолодело. Оружия у меня нет, да и что я своими ручонками смогла бы сделать, даже если бы имела кинжал? Защекотать врагов до смерти?
Возня не утихала, стало ясно, что там не на жизнь, а на смерть сражается кто-то из моей охраны. Прятаться мне было некуда, бежать тоже!
Служанка, мирно спавшая в моих ногах, тоже вскочила. В темноте шатра разглядеть выражение ее лица я не смогла, но почувствовала, что девушка в не меньшей панике, чем я.
Внезапно единственная спасительная мысль осенила меня. Надо разбудить всех, если еще не поздно, поставить на уши весь лагерь, тогда, может быть, нам удастся незамеченными ускользнуть.
— Кричи! Кричи изо всех сил! — рявкнула я на испуганную девушку и «включила сирену». Жаль, голосок у царевны был слабоват и высок. Ну, ничего, в два горла нас будет слышнее.
Эффект не заставил себя ждать, и лагерь взорвался криками и лязгом оружия. Видимо, нападавшие, не слишком удачно сняв часового, все еще надеялись на то, что останутся незамеченными. Почему не подняли тревогу часовые — оставалось загадкой.
Осторожно, стараясь не производить лишнего шума, кроме тех воплей, что издавала служанка, я приподняла край шатра. В предрассветных сумерках по поляне носились люди, сейчас больше напоминавшие духов нижнего мира. Почти все они сражались, но различить, кто свой кто чужой, мне не удалось.
За соседней стеной шатра болезненно вскрикнули, и полог откинулся, заставив притихшую было служанку испустить новый крик.
— Госпожа! — раздался тихий знакомый голос. — Госпожа, это я. Асмат!
Я вскочила и бросилась к темной фигуре у входа.
— Асмат-ина, что произошло? — испуганно прошептала я. — На нас напали?
Теперь я различала грубые черты его вечно спокойного лица, когда-то показавшиеся мне высеченными из скалы. Мужчина и сейчас был внешне спокоен, только на щеку ему стекала темная струйка, а из плеча торчала глубоко вонзившаяся стрела с темным оперением. Луки в Кареше вообще не использовали, предпочитая копья и дротики.
— Госпожа, вам необходимо немедленно бежать в горы и затаиться! — прохрипел воин, осматривая мое облачение. — Времени нет! Следуйте за мной!
Он почти до боли сжал мою руку и дернул, увлекая вдоль края шатра туда, где до кромки кустов, окружавших стоянку, было ближе всего. Я поморщилась, но удержалась от вскрика — мелкие камешки болезненно впивались в голые ступни.
До спасительных кустов мы почти добежали, когда на нас вылетели двое чужаков. Асмат выпустил мою руку и молча заслонил спиной, продолжая наше отступление в сторону зарослей. Нападавшие же времени терять не стали, насели на него сразу вдвоем. Начальник охраны коротко рыкнул и принял бой. Даже безоружный, он мог противостоять незнакомцам, но скоро в его руке засверкал один из вражеских клинков, и атаки стала еще яростнее.
Я, забыв о страхе, смотрела на сражение. По всей поляне кипел бой, в предрассветных сумерках все было серым, и оценить число нападавших было невозможно. Мужчины дрались отчаянно, звенело оружие, раздавались вскрики раненых, но до победы одной из сторон было явно далеко.
Внезапно грубая мужская ладонь крепко зажала мой рот, и мир рухнул во тьму. Видимо, от неожиданного нападения не выдержали нервы, и сознание покинуло меня. Очнулась я довольно быстро, так как перед глазами у меня все еще виднелась наша поляна и дерущиеся на ней люди. Похититель же, перекинув меня через широкое плечо, словно мешок, быстро убегал в горы.
Я заорала изо всех сил, выжимая из легких весь запас воздуха. Эффект моего крика о помощи был плачевным. Темная фигура Асмата обернулась, привлеченная воплем, и страж тут же пропустил удар от одного из своих противников. Громадное тело рухнуло, исторгнув из моей груди новый вскрик, а двое нападавших довольно резво бросились за нами. Я удивленно вскрикнула.
Мой похититель оглянулся, привлеченный моим «ахом» и припустил вдвое быстрее, отчего-то не обрадовавшись перспективе встречи с теми двумя. Может, у них спор, кто быстрее меня похитит? Мое безвыходное положение пробудило дремавший глубоко внутри сарказм.
— Не хочешь делиться добычей с другими? — язвительно спросила я, когда мой пленитель переводил дух за одним из высоких валунов.
— Заткнись, сиятельная, и не мешай! — грубо буркнул он в ответ и снова рванул с места, довольно сильно сжав мои ноги.
— Нелегкое дело царских дочерей похищать? — не унималась я, смекнув, что нужна грубияну живой. В противном случае он давно бы перерезал мне горло.
— А как ты думаешь? — съязвил похититель и, словно в отместку, легонько шлепнул меня по попе.
От таких вольностей я только больше рассердилась и снова глянула вниз, на стремительно светлеющий склон. Там среди камней мелькали темные фигурки тех двоих. Измотанные боем, они карабкались по склону немного медленнее нас, а несший меня явно стремился затеряться среди камней.
— Эй, вы! Чего вы там копаетесь! — крикнула я, выдавая наше местоположение преследователям чисто из вредности. О последствиях я даже не подумала. Все происходящее казалось мне странным сном.
Двое темненьких вскинулись на крик и припустили за нами, а мой похититель грязно выругался, обозвав меня как-то особо неприлично, и заспешил наверх.
— У тебя не голова, а пустой горшок, царевна! — пояснил он свои выражения немного позже, когда мы одолели пару сыпучих склонов. — Думаешь, они оставят тебя в живых?
— Думаю, что твои планы меня тоже вряд ли обрадуют! — прокомментировала я свой поступок. — А так, хоть перебьете друг друга, самирские псы!
Я с отвращением выплюнула последнюю фразу. Теперь, когда уже достаточно рассвело, я отлично разглядела вязь на ножнах его клинка, болтавшегося на поясе. Да и темные штаны я видела только у их делегации да у кочевников. К тому же и пахло от него знакомой горькой терпкостью, почти как от Асмарраха.
— До чего же ты болтливая! — прошипел сквозь зубы похититель. — Но мне велено быть с тобой почтительным. А то б я быстренько заткнул тебе рот.
Он одним движением поставил меня перед собой. Мужчина, тащивший меня на своем плече, был не слишком высок, но очень широк в плечах. Его темные глаза горели явным недовольством, а густая короткая борода не могла скрыть недоброй усмешки.
— Будь так добра, царевна, постой почтительно в сторонке и, желательно, тихо, пока я буду объяснять тем нехорошим людям, что им здесь не рады! — язвительно прошипел он мне, снимая с другого плеча короткий лук и колчан со стрелами.
Я огляделась. Мы остановились на крохотном уступе, под прикрытием огромного валуна. Внизу под нами простирались открытые каменистые осыпи, по которым так ловко взобрался мой похититель. Сейчас у самого края нижней из них копошилась парочка в темном.
— Идите сюда, крошки мои! — недобро ухмыляясь, процедил пленитель, до самого уха натягивая тетиву. Тетива тренькнула, и один из преследователей рухнул, а второй бодро прыгнул под прикрытие кустов.
— Не знаю, что тебе от меня нужно, но я первый похитил девушку и делиться с тобой не собираюсь! — весело крикнул выжившему лучник. Снизу донеслись грязные ругательства, но потом темненький взял себя в руки и заговорил иначе.
— Эй, воин, чей ты будешь? — крикнул он, не высовывая из кустов и кончика носа. — Я заплачу тебе, только верни нам царевну живой!
Я удивилась, а мой бородатый похититель обернулся ко мне.
— Это из твоей охраны? — коротко осведомился он.
— Сомневаюсь, — отрезала я, вспоминая, как эти двое напали на Асмата.
— А где гарантии, что ты меня не обманешь? — снова обратился мой похититель к преследователю, а я решила, что это наилучший момент покинуть их обоих.
Над нашей площадкой было несколько скальных уступов, если взберусь по ним — получу преимущество, так как меня никому из них не будет видно. Я сделала первый шаг к скале, но похититель заметил мой маневр и схватил за руку.
— Что ты творишь! — тихо возмутился он, но я вместо ответа вонзила в его конечность зубы и изо всех сил ударила хилым кулачком в причинное место. Мужчина взвыл и разжал руку. В ту же секунду я рванула прочь, быстро карабкаясь вверх по скале. Оборачиваться и выяснять, что с моим обидчиком, я не собиралась. Главное удрать, а думать буду потом!
Склон уходил вверх и немного вправо, закрывая меня от глаз преследователя снизу. Я решила добежать до огромных каменных стен и двигаться вдоль них, надеясь обойти погоню, и спускаться вниз. Может быть, моим солдатам удалось отбить нападение?
Почти пятнадцать минут меня не покидала уверенность в успехе. Достигнув отвесной стены, я осторожно поставила ногу на узкий каменный карниз, намереваясь перебраться по нему на другой край, туда, где был виден вполне приемлемый спуск. Идти скользкому камню было страшно, и я медлила, прикидывая другие варианты. Но тут меня снова догнали. В отчаянии прикусив губу, я быстро шагнула вперед, цепляясь пальцами за трещиноватую стену. Уж лучше разобьюсь, чем позволю снова схватить себя!