К полудню третьего дня моего пребывания в самиритском лагере вернулся великан Кайлас и притащил на своем хребте маленького сухонького старикашку. Оказавшись на земле, знающий с недовольным видом окинул площадку перед пещерой презрительным взглядом и засеменил к навесу, под которым лежали раненые.
Я очень старалась, и мои молитвы были услышаны — никто не умер, хотя Асмат по-прежнему был очень плох. Да я и сама наверняка выглядела — краше в гроб кладут. Нечесаная, толком не мывшаяся все эти дни, все в том же драном ночном платье, но сейчас на это было наплевать. Если выберусь — все наладится, а сейчас не перед кем красоваться!
Вернувшегося почти через сутки Асмарраха я не могла видеть. Очень уж неприятно было осознавать, что этот человек следил за мной, был рядом тогда и даже собирался украсть. Мое спасение грехи не искупало.
Сейчас царевич был заботливым, все время возникал у меня за спиной и старался помочь. Когда же я прогнала его, просто сел у входа и начал разглядывать меня, словно энтомолог редкую животину. Это бесило, но исправить ситуацию было невозможно.
Мои мысли вернулись к знающему, который уже несколько мгновений стоял рядом со мной, тоже внимательно изучая. Я протянула ему свою правую руку со знаком Небесного охотника.
— Вот как, значит, слухи не врут, — проскрипел старикан. — Мы примем тебя, посвященная. Но прежде тебе стоит немного отдохнуть. А теперь покажи, чем ты лечила больных.
Лекарь оказался вполне искусным и даже захватил с собой несколько мазей и целебных настоев. Он даже умел шить раны, чем меня немало удивил. Я полагала, что это начали делать гораздо позднее. Руку Наиля зашили прогретым в кипятке конским волосом. Двух лошадей нападавшие убили, на третьей сбежал кто-то из моего отряда. Четвертую Асмаррарх и Гаруул выловили недалеко от стоянки, и теперь она паслась рядом с пещерой.
Пролетел еще один день, и царевич безапелляционно заявил, что завтра на рассвете отряду нужно уходить.
— Кайлас и Асан вчера видели на равнине дым. Завтра эти люди уже будут здесь, а уверенности в том, что они не желают нам мучительной смерти, никакой.
— Надо уходить, — подтвердил слова командира могучий Маршах, который во время отлучек царевича всегда оставался за старшего.
— И уходить лучше через верх, — мрачно добавил Кайлас. — Так труднее, но не попадем в засаду.
— А как вы предлагаете нести раненых? — не удержалась я, влезая в их разговор. — Сайнур только вчера встал, а у Асмата-ина еще жар.
— Как-нибудь справимся, — улыбнулся мне царевич. Как же я ненавижу все эти его улыбки, всю эту заботливость!
— Вы можете укрыться в храме Аннана. Любой воин, не совершивший преступного, будет принят там, — прокряхтел старикашка. — А заодно и меня домой вернете!
Воины рассмеялись и начали обсуждать, на ком лекарю будет удобнее ехать. Только я совершенно не представляла, как мы будем взбираться по отвесным кручам с тяжелораненым Асматом.
Уже в ночи, когда я привычно дежурила у ложа своего телохранителя, отсыпаясь днем в тени пещеры, ко мне подошел Асмаррах и тихо присел на корточки.
— Красавица, почему ты все время избегаешь меня? — вот так прямо спросил он самым нормальным человеческим тоном и глядя мне в глаза.
— Причины тебе прекрасно известны, уважаемый командир, — съязвила я и поднялась. Если я буду разговаривать с этим типом здесь, то непременно повышу голос и разбужу больных.
— Если ты до сих пор не можешь ничего понять, то я объясню, только давай отойдем немного подальше, — бросила я ему, отправляясь по знакомой тропке к ближайшему ручейку. Царевич последовал за мной. Только сейчас я заметила, что он сжимает в руках какой-то сверток.
— Что это у тебя? — поинтересовалась я, когда мы немного отошли.
— Интересно? — весело спросил меня он, зная, что его веселость меня однозначно бесит.
— Совершенно нет! — соврала я и принялась умываться ледяной водой, чтобы хоть немного успокоиться. Каждый раз, когда я чувствовала этот знакомый терпко-пряный запах, меня бросало в краску. Хорошо, что хоть ночью этого не видно!
— Я спрятал часть из твоих вещей, чтобы ты их не порвала на тряпки, — тихо пояснил царевич, встав за моей спиной. — Тебе нужно переодеться перед завтрашним походом.
— Намекаешь, что я грязна и оборвана, как нищенка?
— Вовсе нет, прекрасная! Для меня ты хороша любая, — его голос стал немного более тягучим и глубоким. Наверное, вспоминал, гад, как лапал меня за всякое! Я от злости выпрямилась.
— Просто эта одежда удобнее для перехода и защитит твою кожу от солнца.
Его руки легли мне на плечи, и он аккуратно развернул меня лицом к себе. В темноте я могла видеть только очертания его фигуры на фоне неба, но была уверена, что мужчина ласково улыбается. Он всегда так улыбался, когда думал, что я его не вижу.
— С чего вдруг столько заботы? — резко бросила я, но вырваться не пыталась, понимая, что избавиться от самирского царевича можно, только если вывести его из себя. Тогда он, боясь навредить мне сгоряча, отступал.
— Юилиммин, — снова произнес он мое имя. — И правда, звучит как колокольчик. Ну почему же ты такая упрямая, красавица? Ты обещала мне объяснить. Я жду.
Вокруг нас простиралась ночная тишина, нарушаемая лишь мерным звоном цикад. Сегодня, чтобы не привлекать внимания возможного противника, не стали разводить даже костра, а ущербная луна еще не выползла достаточно высоко, чтобы хоть что-нибудь осветить.
— Как же ты не понимаешь, глупый царевич, — начала я, передразнивая его манеру упрекать меня. — Все мои беды исключительно от того, что ты вмешиваешься в мою жизнь! Я обещана другому, как же ты не поймешь!
— Но ты же не любишь его, скажи, или я не прав? — чуть тряхнув меня за плечи осведомился мой несчастный воздыхатель. Было понятно, что это его сильно тревожит.
— Я не хочу тебе врать, я не люблю его, — грустно констатировала я, понимая, что не смогу его обмануть. Это надо было делать тогда, при второй встрече, но я была одурманена и не смогла бы ничего объяснить.
Мужчина облегченно вздохнул.
— Только дело совсем не в том, кого люблю я, Асмаррах-ани, — вздохнула я. — Я наследница Кареша, и этим все сказано. И у меня есть долг перед своей землей.
Царевич, мне показалось, разучился дышать. Обычно его ничем не проймешь, а сейчас словно окаменел.
— Ты наследница? — выдавил он спустя почти минуту.
— Ах да, — горько усмехнулась я, — кажется, я только что разболтала врагу стратегическую тайну!
Я закрыла руками лицо, не зная, что говорить дальше.
— Какой я болван! — очень самокритично заметил наследник самирского престола. — Это же все объясняет!
Он отпустил было мои плечи, но потом вдруг сгреб в охапку и прижал к себе. Его дыхание было частым, а сердце бешено колотилось. Я уткнулась в его грудь, все еще продолжая закрывать лицо руками.
— Ты не просто болван, ты самонадеянный и слабый разумом! — более близкого значения слову «идиот» я подобрать не смогла.
— А я малолетняя дура, которая позволила дать волю своим чувствам! — мрачно заключила я, сгорая от стыда.
— Каким чувствам? — удивился царевич, пытаясь заглянуть мне в лицо
— Никаким! — отрезала я. — Никаким, потому, что мне не положено их иметь!
— Глупая моя царевна! — рассмеялся отчего-то Асмаррах, снова прижимая меня к себе. — Я все понял, теперь я все сделаю правильно, мой цветочек.
— Сам ты глупый, — буркнула я, — и не называй меня всякими глупостями! Что ты можешь сделать? Как ты мне поможешь? Разве что исчезнешь в туман!
— Почему в туман? — снова не понял он.
— Так говорят у нас в храме, — соврала я. — Если ты проводишь меня до рудников, где меня уже должны ждать солдаты отца, то сделаешь первую правильную вещь. Если после этого ты вернешься к себе и не будешь больше приезжать, то это будет вторая и последняя правильная вещь, из тех, что ты можешь сделать для меня.
Мужчина смотрел на меня в упор. Выбравшаяся над хребтом ущербная луна заливала его лицо холодным серебряным светом. Я против воли залюбовалась, а он быстро наклонился и поцеловал, ласково придерживая мою голову руками. Сладкая волна накрыла меня с головой. Проклятое молодое тело не желало слушаться голоса разума. Ему хотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался.
Словно услышав это желание, Асмаррах не спешил отрывать жарких губ от моих. Его рука скользнула вниз, поглаживая спину и спускаясь все ниже.
— Если ты сейчас скажешь хоть слово — я не сдержусь! А потому лучше молчи! — шепнул он мне на ухо и начал целовать и его. Я ошеломленно молчала. Ни в прошлой и уж тем более ни в этой моей жизни мне ни разу не было так хорошо. Я сама не заметила, как начала отвечать, лаская его спину.
— Нет, хватит! — царевич внезапно отстранился. — Я не смогу дальше сдерживать себя.
Он тяжело дышал, глядя на меня своими пылающими глазами.
— Я должен тебе сказать, там в храме, с тобой был я! Я… я не пустил этого сопляка, но не знал на что иду! Я так испугался, когда подумал, что опоздал и жрецы убили тебя. И да, ты стала мне женой в ту ночь. Ты можешь так не считать, но для мня это именно так!
Я ошарашено смотрела на него, не в силах отвести взгляда. Что же мне теперь, бедной, делать? Как же мне смотреть в лицо Энмеру и отцу? Я не должна была знать этих подробностей. Да, я думала об этом, но не знала точно.
— Что ты наделал! — я закрыла глаза. — Что ты наделал, глупый мужчина! Как мне теперь с этим жить? Как мне теперь жить без тебя? Как я смогу исполнить свой долг и быть с другим? Зачем, зачем ты поцеловал меня сейчас? Зачем ты появился в моей жизни? Зачем ты вообще появился в ней? Я бы смогла, смогла, смогла…
Слезы ручьями катились по щекам, а этот влюбленный идиот ласково собирал их с моего лица горячими губами.
— Все будет хорошо, цветочек, я никому не отдам тебя! — тихо шептал он, но я все равно плакала. — Твой отец не должен неволить тебя. У него вроде бы есть маленький сын…
Тут меня прорвало, и я выложила ему все свои подозрения относительно брата, мачехи, разных армейских чинов и вконец обнаглевших кочевников.
Он слушал не перебивая, только ласково гладил по волосам и иногда целовал, когда я начинала слишком нервничать. Менее возбужденной я от этого не становилась, но немного отвлекалась.
— Я и не знал, что тебя окружают такие опасности, — помолчав немного, прокомментировал он, когда я закончила. — Может быть, я увезу тебя к себе, туда, где твоей жизни никто не посмеет угрожать? Мы поедем в Самир, и я сделаю тебя счастливейшей из женщин.
Мы сидели в траве на берегу все того же ручья.
— Не выйдет. Я не могу предать отца, я не могу бросить Кареш! Мы должны найти в себе силы и отказаться друг от друга!
— Как я могу отказаться от той, что украла мое сердце? — мурлыкнул царевич, зарываясь в мои волосы. А мне снова стало стыдно, что я вся грязная и немытая позволяю себя обнимать.
— Я ничего у тебя не крала! — заявила я, пытаясь аккуратно освободиться от его объятий. — Пусти, мне нужно привести себя в порядок. Оставь меня!
Но наглец не уходил и рук не отпускал.
— Я помогу тебе, что ты хотела?
— Я хочу помыться. Ты что, будешь помогать? — возмутилась я и попыталась подняться, но вместо этого снова оказалась у него на коленях и мы опять целовались.
Моя старая туника легонько треснула под его пальцами, аккуратно соскользнула с плеч и исчезла во влажной траве. Его губы прикоснулись к моей груди, а руки скользнули вниз по спине. От наслаждения мое тело выгнулось, и я застонала.
— Я сам тебя помою и одену, но не сейчас, — прошептал этот мерзавец, спускаясь все ниже и лаская там, где незамужних девушек трогать совсем не положено. Сильные руки были сейчас такими нежными и властными, что было невозможно противиться их желаниям.
Я и не сопротивлялась, сдаваясь на милость победителю и растворяясь в любимом. Плевать, что будет завтра, это будет не сейчас. Сейчас есть только я и он.
— И я не забыл, что ты будешь просить у меня прощения за свои слова о том, что я не умею обращаться с женщинами. Можешь начинать! — промурлыкал он, когда мы лежали, обнявшись, и не могли отдышаться, глядя на звездное небо.
— Я тебя ненавижу, Асмаррах Самирский! — выдохнула я, чувствуя себя бесконечно счастливой.
— Правда? — хмыкнул он. — Значит, я был недостаточно убедителен! Придется начать все сначала.
И я снова утонула в его объятиях.
***
Переход до храма был тяжелым как физически, так и морально. Асмаррах выглядел как кот, обожравшийся сливок, а мне было безумно стыдно. Помрачение рассудка, что толкнуло меня вчера в объятия самирского царевича, все никак не проходило, но показывать свои чувства перед всеми? А этот соблазнитель юных дев даже и не скрывал вчерашней удачи, хоть и не говорил об этом вслух. Теперь я постоянно чувствовала на себе его заинтересованный взгляд, а во время привалов он оказывался рядом со мной, участливо предлагая меня понести.
Может, раньше я на это бы и согласилась, но не теперь. Ноги болели, так как тонкие подошвы сандалий почти не защищали их от острых мелких камней и жестких стеблей колючего кустарника, который рос здесь повсеместно, но я упрямо шла сама.
— Командир, наверное, ей больше понравилось, когда я нес ее на плече! — хохотнул Гаруул, глядя на очередной тур уговоров, и тут же получил сандалией в лоб. Такой меткости я от себя не ожидала. Глаза коренастого бородача округлились от неожиданности, теперь он удивленно смотрел на меня. Солдаты, а с ними и Асмаррах заржали, как стадо коней. Я закрыла лицо руками. Боги, что я творю!
— А ты меткая, царевна! — услышала я совсем рядом с собой баритон Гаруула. — Держи. Но если что, то мне совсем не сложно тебя понести. Ты такая легонькая — как пушинка.
Он всунул мне в руку обувь и отступил. Тут бы самое время и согласиться, но моя самодостаточная и независимая половина уже закусила удила.
Закончилось все ожидаемо плачевно. На одном из спусков, показавшимся мне поначалу легким, подошва отчего-то заскользила и я, кувырнувшись через голову, покатилась вниз по каменистому склону. Быть бы мне на дне пропасти, если бы не жесткая петля аркана, остановившая стремительное падение.
— Я у тебя в долгу, Асан! — крикнул Асмаррах, быстро спускаясь по склону.
— Осторожнее, командир! Там с краю все осыпается!
Мужчина тем временем подобрался ко мне почти вплотную. Я лежала на спине, боясь пошевельнуться, стянутые арканом руки онемели, спину жгло.
— Цветочек, ты там жива? — тихо окликнул меня мой спаситель.
На глаза навернулись слезы, но я нашла в себе силы кивнуть.
— Попробуй перекатиться на живот, спина-то вся изранена, — предложил он мне.
Из последних сил сдерживаясь, чтобы не заплакать, я попробовала перекатиться. Несколько камней выскользнули из-под меня и шумно осыпались вниз. Я зажмурилась, приготовившись к падению. «Спокойно, Юля! Да, больно, да, страшно, но ты же не кисейная барышня? Нужно выполнять все просьбы спасателей!» На какое-то мгновение мне показалось, что я снова вернулась в свое прежнее тело. Боль перестала казаться такой уж невыносимой, нащупав руками грубую веревку аркана, я схватилась за нее, перевернулась и встала на колени. «Молодец! — похвалила я саму себя — Теперь аккуратно ползи наверх».
Прошло еще несколько секунд, и усилия принесли плоды. Крепкие руки подхватили меня, вытянули и поставили на трясущиеся ноги. Я стояла зажмурившись, боялась открыть глаза, опасаясь, что действительно окажусь в своем времени. Исчезнет этот мир, исчезнет любимый. Я понимала, что прожить с ним всю жизнь долго и счастливо нам здесь не дадут. Но просто знать, что он рядом — уже легче. Вчера я была готова на любые безумства, только бы вместе, сегодня я снова осознала всю несбыточность наших планов, но лишь бы была надежда.
Знакомый аромат его тела окутал меня, и я решилась открыть глаза. Вот он, бесстрашный и отчаянный, когда речь идет о битвах, и сильно взволнованный сейчас. Стоит и смотрит на меня, словно видит впервые. Я сглотнула слезы и кривенько улыбнулась.
— Только не трогай спину. Мне кажется, что там все очень плохо, — удалось выдавить мне, прежде, чем рухнуть в его объятия. Боль нахлынула нестерпимо. Все же Юи была гораздо нежнее, чем Юля.
Теперь Асмаррах меня нес сам. На спине, посадив в широкую петлю из плаща. Все раны жутко саднили и болели, но я пыталась не думать об этом, прижимаясь щекой к любимому. Мне хотелось ласкать его, гладить и обнимать, наслаждаясь теми минутами, что отпущены только нам двоим. А потому я украдкой, одним пальчиком, проводила по его груди или тихонько целовала спину, убедившись, что никто не видит.
Вися на обрыве, я осознала, что еще ни разу в жизни никого так не любила. Это было глупо, по-детски, но я теперь и была этим самым ребенком. Той самой Джульеттой, что не могла ни дня прожить без Ромео. Меньше всего мне сейчас хотелось быть серьезной, дальновидной, думающей о государственных делах.
Поначалу царевич довольно стойко переносил эти маленькие приставания. Он молчал, только мышцы на его груди каменели от моих прикосновений. А потом не выдержал и, слегка приотстав от отряда, тихо прошипел:
— Красавица, неужели ты думаешь, что я сделан из камня?
— Это тебе моя месть за нескромные взгляды и довольный вид! — издевательски заметила я и ласково потерлась щекой о его спину. Царевич хмыкнул и легонько тряхнул меня.
— Эй, полегче! — пришла моя очередь возмущаться. — У меня все болит! А это меня хоть немного отвлекает.
— Ты просто не можешь себе представить, что я с тобой сделаю, когда представится удобный момент! — недвусмысленно пообещал мне мой носильщик.
— Ничего! Я раненая и больная! — ехидно подначила его я. — Со мной нужно обращаться бережно.
— Поверь, я буду очень бережен, но ты пожалеешь, что провоцировала меня сейчас! — пригрозил он.
— Хорошо, если тебе совсем не нравится, то я не буду! — покорно согласилась я и затихла.
Асмаррах вдруг замедлил свой ход, и я испугалась, что перегнула палку.
— Я не сказал, что мне не нравится, — вдруг самым обычным голосом сказал он. В его тоне не было прежней игривости.
— Просто я схожу с ума, когда ты так делаешь. Я ни о чем не могу думать, только о том, чтобы остаться с тобой наедине. Знаешь, ты вчера не только украла мое сердце, но и похитила душу. Со мной такого никогда еще не было, поверь, у меня было много женщин!
Я почувствовала, как в его душе поднимается буря, а в моей зарождается ревность. Мы стояли на склоне, а отряд продолжал свой спуск.
— Да, я всегда любил женщин. Вы красивые, радуете глаз, но всему есть свое время! А с тобой я теряю разум, не хочу отпускать, слышишь?
— Слышу… Я сейчас рядом, с тобой. Я тоже никогда ничего подобного ни к кому не испытывала, — это было все, чем я могла ему сейчас помочь.
Асмаррах рассмеялся и аккуратно опустил меня на землю. Я удивилась, но вылезла из лямки. Теперь он смотрел на меня и смеялся.
— Конечно, мой цветочек, — сказал он, заключая мое лицо в свои ладони, — потому, что я был первым. И последним, запомни это!
Его лицо снова стало серьезным и даже немного пугающим.
— Я не позволю ни одному мужчине прикоснуться к тебе, моя жрица! Ты или моя или ничья! Рядом с тобой я готов свернуть горы! Мне нужна только ты! Ни одна женщина никогда не говорила со мной так, как ты, но я позволяю это. Мне плевать и на то, что мои воины смеются надо мной. Плевать! Если ты рядом.
Его глаза снова горели тем самым пламенем, что так пугало меня. Все это было слишком фанатично… хотя откуда мне знать, как любят на самом деле. За все свои прошлые тридцать с хвостом я так и не испытала ничего подобного, а уж царевна тем более.
Положив ладони на его тяжело вздымавшуюся грудь, я поднялась на носочки и поцеловала в губы. Получилось неловко, но как смогла.
— Наверное, это любовь, Асмаррах Самирский. Недаром же говорят, что это болезнь. Болезнь опасная, от нее даже умирают.
На сердце снова стало грустно. Вот сейчас мы стоим на горном склоне, забыв о товарищах, не думая ни о чем, кроме сжигающих нас чувств, но оно придет, то время, когда мы снова окажемся далеко друг от друга.
— Знаешь, я в детстве слышала легенду о влюбленных, что предпочли умереть, но не быть друг без друга. Их семьи были против их брака. Никогда не думала, что со мной будет так же.
— Нет, цветочек, у нас все будет хорошо. Я обещаю! — фанатичный блеск в глазах исчез так же легко, как и появился. Теперь передо мной снова был тот самый самоуверенный наглец. — Залезай обратно! Мы сильно задержались, а это чревато новой порцией шуточек. Мои ребята уж больно любят пикантные моменты.
Мы уже нагнали отряд и снова шагали вместе со всеми. Шалить мне расхотелось, и я просто мешком висела в лямке. Меня мучила теперь совсем другой не менее глупый вопрос:
— Асмаррах, — тихо позвала царевича я. — Почему ты почти никогда не зовешь меня по имени? Оно тебе не нравится?
Мой носильщик странно хмыкнул, но ответил:
— Нравится, но я хочу называть тебя им только когда буду совсем рядом. Совсем близко. Моя мать говорила мне, что иначе духи другого мира украдут самого дорогого тебе человека.
Он говорил с полной серьезностью. Похоже, мой будущий великий завоеватель был страшно суеверен.
— А ничего, что я тебя зову по имени? — удивилась я.
— Ничего, это не истинное имя. Оно для всех. Когда я получу власть, у меня будет еще одно. У нас это нормально.
Он помолчал еще немного, осторожно перелезая через каменный завал.
— Я скажу тебе свое имя, царевна, как только ты при всех назовешь меня своим мужем и поклянешься в этом перед богами, обещаю!
Я закрыла глаза. Если бы только мой отец принял такой выбор!
***
К маленькому затерянному в горах храму Серебрянорогого наш отряд добрался только на следующий день. Ночевка в горах была тревожной. Разбить полноценный лагерь мы не могли.
Кайлас отыскал небольшой ручеек с ледяной чистой водой, здесь и устроили привал.
Знающий снова промыл водой мои ссадины на спине.
— Твои раны хорошо заживают. Думаю, что шрамов не останется, — сказал он.
Но сейчас меня слишком волновало другое. Красота, что так важна была для Юи, не заботила сейчас. Гораздо важнее было то, как нам поступить в дальнейшем. На тот момент моего «я» больше не существовало, были только мы, но для всех ли?
В храме раненым отвели отдельное помещение. Несколько жрецов теперь заботились о них, и я почувствовала себя лишней.
В голове теперь вертелась одна мысль: «Как мне сообщить отцу, что я уже выбрала себе мужа?» Вряд ли он согласится. Его выбор основывался на благе для государства, и имел гарантии. Мой же — только надежда на то, что Асмарраху я хоть сколько-то дорога. Хотя все его слова просто «кричали» об этом.
Вознеся положенные подношения Аннану, я сидела у алтаря, думая о грядущем и о том, что мои поступки неразумны и не взвешены. О том, что в столице у меня есть враги, которые и подослали отряд, напавший на наш лагерь. Можно, конечно, отсидеться здесь, но время явно играло против нас.
— Мне кажется, что для такой молоденькой и прекрасной девушки ты слишком много думаешь? — раздался сзади меня знакомый голос. Асмаррах незаметно подошел и опустил мне на плечи свои большие и сильные руки. Я вздрогнула.
— Не больше, чем нужно. Если не сделаешь сама, то кто сделает?
— Например, я. Тебе не кажется, что следует предоставить решение мужчинам? — по его тону сложно было понять, насколько он серьезен. В голосе слышалась легкая игривость, но не более.
— Если бы это было возможно, я бы и не думала. Но решение необходимо принять быстро. Отряд, посланный владыкой, уже должен ожидать меня на рудничной дороге. Значит, нужно поспешить туда, чтобы предотвратить непоправимое. Как ты помнишь, кто-то из моих телохранителей спасся и должен доложить о нападении во дворец. Если я в ближайшее время не вернусь в Ассубу, то могут поползти слухи о моей смерти или пленении. Этого нельзя допустить.
— Все будет хорошо! — Асмаррах присел рядом и аккуратно обнял меня за плечи. — Завтра мы поедем туда и вместе вернемся в Ассубу.
Я повернулась к нему.
— Мне кажется, что тебе опасно сопровождать меня…
— Почему же? Твой отец должен быть благодарен мне за твое спасение.
— Можешь считать меня глупой, но мне кажется, что спасение можно «повернуть» под разными углами. Все зависит от того, кто первый это сделает. Я не знаю, кто из моего отряда спасся. Да и вообще, из моего ли?
Я пересказала ему все то, о чем поведал мой начальник телохранителей. Мужчина задумался.
— В твоих словах есть доля истины, моя жрица. Но против любой клеветы будем мы с тобой. Наше слово весит больше, и оно правдиво.
— Нас двоих для этого будет недостаточно. А вот слова Асмата-ины очень бы помогли, но он слишком слаб и еще не способен передвигаться.
— Все будет хорошо, мой цветочек! Ты вернешься домой и все расскажешь владыке, а я приведу помощь, чтобы у Кареша более не возникало проблем с кочевниками. Я готов ради тебя на все, любимая!
Он в первый раз назвал меня любимой, в первый раз заговорил о своих чувствах не как о колдовстве, и от этого стало очень тепло. Я прижалась щекой к его плечу.
— Я много думал о нас, цветочек. Думал о том, что мне страшно выпустить тебя из объятий даже на миг, — Асмаррах снова смотрел на меня своим «пламенным» взглядом. — Прошу тебя, принеси обет на алтаре Серебрянорогого, чьей посвященной ты являешься, в том, что признаешь меня своим мужем. А я поклянусь, что выбрал себе жену и не возьму себе другой!
— Асмаррах, — я даже нашла в себе силы улыбнуться. — Ты же отлично знаешь, что мужчинам не возбраняется иметь больше одной жены, а уж наложниц никто не считает. Зачем ты обманываешь меня и себя?
— Я не возьму другой жены, кроме тебя, моя жрица, да отсохнет у меня и больше не встанет! Мне нет нужды в чужом мнении, одна ты владеешь моими мыслями и сердцем!
— И у тебя нет других женщин? — чувствуя себя как змея подколодная, спросила я.
Царевич склонил голову и зарылся в мои волосы.
— Есть, — я почувствовала, что эти слова дались ему с трудом. — У меня есть несколько наложниц, но это не должно волновать тебя, моя жизнь. Я более не прикоснусь ни к одной из них, обещаю.
Эти слова было так же тяжело принять, как и произнести.
— Скажи мне, — не чувствуя своих ног и рук от волнения, продолжала я, — дети у тебя тоже есть?
Для этого времени такое было вполне нормально, но мне все равно было тяжело смириться с подобным.
— Не думай об этом! — горячо зашептал мне на ухо любимый. — Я надеюсь, что ты подаришь мне сына и дочку… и еще много детей. Все остальное значения не имеет!
Значит, есть… И, вероятнее всего, не один. Что ж, или ты смиришься или не стоило начинать. В этой эпохе контрацептивов нет. Почти нет.
Осознание всего произошедшего красной нитью засело в голове. Если в том, что при обряде жрецы позаботились о моей безопасности, я почти не сомневалась, то все дальнейшие события могли привести к беременности. Мне стало страшно.
— Я боюсь, — только и смогла выдавить из себя я.
— Чего? — удивление мужчины было искренним.
— Я могла вчера… Ну, ты понимаешь… — краска смущения залила мое лицо. От смущения я не находила себе места. Вчера мы любили друг друга не один раз, ни о чем не думая.
Но Асмаррах только поцеловал меня так долго, нежно и так ласково, что все тревоги вмиг улетучились.
— Это лишь подтвердит то, что ты моя жена и боги благословили нас! Ты не сможешь сделать меня более счастливым. Это станет решением всех проблем. Наш сын.
Любимый был искренним, он и правда верил, что общий ребенок только улучшит ситуацию. А вот что скажет мой отец? Скорее всего, не обрадуется. Думать о том, как решают такие ситуации в эти времена, совсем не хотелось.
— И сегодня я не отпущу тебя! — он смотрел на меня как-то наигранно строго. — Одна красавица слишком долго дразнила меня сегодня, чтобы уйти безнаказанной!
— А не много ли один наглый царевич хочет? — выдохнула я, в перерыве между поцелуями.
— Нет! Я хочу тебя в жены всю, без остатка и сегодня! Иначе, я просто не отпущу тебя, так как украл! — его шаловливые руки уже ласкали мою грудь.
— Асмаррах! Ты даже не дал мне подумать! — прошептала я, пытаясь освободиться, но это только раззадорило любимого.
— Женщине вредно думать! — он начал целовать мое ушко, и я почти не могла сопротивляться.
— Полагаешь?
— Уверен! Или ты хочешь, чтобы я перестал? — негодяй был слишком ласков и убедителен.
— Я принесу обет, любимый! Принесу на всех алтарях всех богов!
— Тогда жди здесь, — выдохнул он, с неохотой отрываясь от моих губ. — Я позову жрецов и свидетелей. Пусть Серебрянорогий снова соединит нас! В эту ночь я не отпущу тебя ни на миг…
Асмаррах исчез, а меня вновь начли терзать тревоги. Все было неправильно! Как я посмотрю в лицо отцу? Что я скажу Энмеру? Да он меня и слушать не будет! Захотелось сбежать, сбежать как можно дальше ото всех проблем, назад, в свое время, где мне не нужно спрашивать ни у кого разрешения на то, чтобы быть рядом с любимым мужчиной! «Всеблагая Мать! Помоги мне! Открой свою волю!» — беззвучно взмолилась я, даже не надеясь, что буду услышана.
Пребывая в одиночестве, я еще могла думать конструктивно. Как только Асмаррах прикасался ко мне — я не искала ничего, кроме любви и ласки. Хотелось закрыть глаза и не думать ни о чем. Уровень гормонов в крови зашкаливал.
Я так и не успела найти в себе достаточно сил, чтобы сбежать. Очень скоро вернулся любимый и привел с собой почти всех жрецов и воинов отряда.
Сама церемония принесения брачных обетов проста: двое произносят клятвы и смешивают кровь, которая затем попадает на раскаленные угли жаровни. Асмаррах так нежно смотрел на меня, что все те крохи сомнений, что нашептывала логика, просто испарились. Я тонула в этих глазах, а его голос был хуже наркотика: одурманивал и внушал веру.
Серебряный кинжал рассек его ладонь, а затем и мою, принеся не боль, а эйфорию. Сильные пальцы сплелись с моими, а его губы уже обещали неземное наслаждение. Я даже не заметила, как мы остались одни.
— Ну что, красавица, пришло время расплачиваться за свои поступки, — промурлыкал мой супруг, раздевая меня уже не только взглядом. — Сегодня здесь только мы и Небесный бык, что благословил нас! Я распашу твое поле и засею его столько раз, сколько смогу. А ты будешь просить меня об этом!