Заславский кивнул. Он и не надеялся, что добыть нужную информацию будет просто. Он не собирался раскрывать карты перед этим хакером или кем-либо еще. Он должен получить новую зацепку, должен достать ту гниду, которая так поступила с Сашкой и его семьей. Он прекрасно сознавал, что вся его жизнь, все к чему он так стремился, рухнуло в бездонную пропасть — былого уже не вернешь. Что говорить, Максим и сам уже никогда не будет прежним. Часть его умерла на той проклятой даче, вместе с самыми близкими на свете людьми. Лучшая часть. Но даже если человек-Заславский мертв и лежит в сырой земле, если перспективный майор-Заславский загубил свою карьеру, ищейка-Заславский все так же держит след и если кому-то не посчастливится попасться ему на пути — он уже не остановится, не выпустит из рук даже самую призрачную ниточку. Может быть этим он обязан именно смерти майора и человека, ведь теперь его уже ничем не испугать.
— Есть что-то по сути расследования? — Максим сменил тему. — Что там с этими Самохиными.
— Эдуард Самохин, вдовец. В девяностые занимался мелким бизнесом. Там, как и у всех, много темных пятен, но сейчас уже правды не найти. Выдающихся успехов на этом поприще он не добился, а вот лет десять назад Самохин крупно попал в струю: сделал несколько удачных ставок на бирже, а потом пошло по накатанной. Теперь он владелец заводов, газет и пароходов.
— Налоги, старые криминальные связи?
— Рыльце у него конечно в пушку, но не настолько чтобы привлекать внимание прокуратуры.
— Что с дочерью?
— Студентка философского факультета, примерная девочка-отличница.
Максим потер виски. Он рассчитывал, что информационщик даст ему больше сведений, а получалось, что Леха сам в полной прострации.
— Рой землю носом, но найди мне, что произошло с Эдуардом Самохиным десять лет назад. Люди просто так не поднимаются с самого дна на вершину пищевой цепочки. Вполне возможно — девочку сгубили старые папашины грехи. Если что-то всплывет, сразу ставь меня в известность! — заключил он наконец. — И еще кое-что. Баташовой совершенно не обязательно владеть всеми данными.
— Обижаешь! — подмигнул Алексей. — Я не первый год замужем и представляю, что не всем вокруг можно доверять. Вот только я еще не решил, могу ли я доверять тебе!
— Что ж, по крайней мере честно! — кивнул Заславский. — Кстати, а почему ты сунул голову в эту петлю, если чутье советует тебе обратное?
— А ты зачем связался с Виком? — хитро прищурился программист. — Оглянись вокруг: столетний еврей-мясник, отставной мент-алкоголик, светская девочка с обложки… ты еще наверное не видел нашу "силовую группу". Что, по-твоему, может всех нас связывать?
Максим только развел руками, не найдя ответа.
— У каждого в этой конторе свои мотивы! — продолжал Алексей. — И я готов поклясться до диске с лицензионной Виндой, что эти мотивы никак не связаны с печальной судьбой несчастной Марины Эдуардовны. Знаешь, что меня по настоящему беспокоит? Я хочу оказаться в безопасно месте в тот момент, когда вы все начнете вскрывать карты, потому что, помяни мое слово, чья-то кровь точно прольется. Если к тому времени я решу, что мы с тобой на одной стороне не только на словах — тем лучше, но тащить кого-то на себе из горящего бункера я не намерен!
— Я тронут твоей откровенностью! — невпопад ответил Заславский. — Помни о нашем сегодняшнем разговоре.
Программист уже стоял у дверей, когда Максим вспомнил еще об одном деле, которое он хотел ему поручить и с тоской отметил, что память у него уже не такая острая как раньше.
— Послушай! — остановил он подчиненного. — Надо еще кое-что проверить! — Заславский вкратце рассказал ему свои соображения по поводу пропавшей фигурки скарабея и подозрения о потенциальном маньяке. — Сможешь пробить по своим источникам, не было ли в последнее время подобных случаев?
— Не вопрос! — пожал плечами Корольков. — Пороюсь в сети, запущу пару поисковичков. Если что-то всплывет — скажу.
— Ты бы не слишком полагался на свои программы! — неуверенно ответил бывший оперативник, слабо представлявший как эти самые "поисковички" работают. — Дело-то мягко говоря не совсем необычное. Простыми средствами можешь ничего не выловить.
— Ты меня еще учить будешь! — отмахнулся неуважительный подчиненный. — Я же сказал, лично поищу.
Леха давно ушел, а Максим все сидел и думал о его словах. Парень явно на взводе, но мотивы, которые удерживают его от бегства из опасного места, должно быть не уступают по силе тем, что движут самим Заславским.
Пол часа спустя зашла Ольга и объявила, что завтра они поедут в дом Самохиных, осмотреть комнату девушки и побеседовать с ее отцом. На сегодня никаких мероприятий больше не запланировано и если у Максима нет вопросов он может быть свободен. Заславский не стал спорить и даже не попытался осадить нахалку, за то, что она так великодушно отпускает своего начальника домой. За эти несколько часов он очень устал. Последние месяцы совершенно отучили его по настоящему работать головой.
Водитель послушно притормозил возле супермаркета и дождался, когда шеф вернется, груженый бутылкой коньяка, палкой колбасы и еще какими-то продуктами. Здравый смысл убеждал его, что нельзя идти на поводу у низменных желаний, но сила воли подкачала. К тому же опять проснулось заглушенное вроде бы чувство вины перед братом. Будто он, Максим, сделал не достаточно для поиска его убийц, проверил не все зацепки.
Заславский точно знал, что не позовет в гости обычных друзей-собутыльников. Сегодня он будет пить один. Вспоминать брата и думать о предстоящей работе.
Когда Ольга, наконец, добралась до дома оголодавшие за день сумерки уже доедали обглоданную корку заката. Как же она устала! Девушка с наслаждением стянула с ног туфли и зашвырнула их в угол. Вик не одобрил бы подобную вольность. Этот человек, заменивший Ольге Баташовой родителей, ставший ее самым главным, бессменным учителем жизни, никогда не склонялся перед обстоятельствами. Он воспитал из маленькой девочки железную леди, способную справиться с любым заданием. Правда с того времени, как она переехала из его особняка в отдельную квартиры, девушка стала позволять себе маленькие отступления от жестких правил.
Может завалиться в ванну с интересной книжкой и хоть на пару часов забыться, отвлечься от всего? Нет, пожалуй, тяжелую артиллерию стоит оставить для более сумрачных дней. В таком случае остается бокал хорошего красного вина и приготовленные еще утром салат. Заглянув в стоящую в холодильнике миску, девушка грустно усмехнулась. Вик, в те времена, когда она жила у него, ни за что не позволил бы Ольге питаться объедками. Баташова, совершенно не ограниченная финансово, вполне могла позволить себе домработницу, но из-за определенной скрытности и брезгливости старалась, по возможности, не допускать посторонних в свою квартиру, а нанятая наставником помощница категорически отказывалась готовить.
— Всегда приходится чем-то жертвовать! — тихо пожаловалась она полупустой миске и извлекла ее на стол.
Вино, ее любимое, растекалось по телу приятным теплом, салат, несмотря на свой непрезентабельный внешний вид, на вкус оказался весьма недурен, и неприятный осадок, оставленный не душе ушедшим днем, постепенно рассасывался.
Телевизор Ольга включать не стала, с наслаждением слушая тишину. Многие страдают от одиночества, приходя вечером в пустую квартиру, даже заводят всякую мерзкую живность вроде кошек или собак. Фу! Девушка вполне комфортно чувствовала себя наедине с собой. Возможно, именно поэтому у нее было не так много друзей. Виктор приучил ее во всем рассчитывать только на себя, чтобы никогда ни от кого не зависеть. Вик… Вот по нему она действительно скучала! Кто бы мог подумать, что мужчина столь преклонных лет с такой легкостью сможет заменить девочке и отца и мать. Наставник никогда не скрывал, что их не связывают родственные узы, считая, что, обманывая ребенка, он унижает и себя и ее. Это правило, как и все остальные не имело исключений. Вик ничего не скрывал и не отмалчивался, даже если вопросы были слишком взрослыми, для маленькой Оли. Нет, не так: для маленькой Ольги.
Девушка улыбнулась, с головой накрытая воспоминаниями из детства.
— У тебя слишком красивое имя, чтобы уродовать его сокращениями! — наставительно говорил Вик и в их общении никогда не было ни домашних "Олей", ни ласковых "Оленек", ни, тем более легкомысленных "Лёлечек". Только Ольга!
Был ли он с ней строг? Баташова не могла до конца ответить на этот вопрос даже семой себе. Вик относился к ней так же как к себе — сдержано хвалил за достижения и никогда не ругал за промахи. Он давал ей возможность самой осознать свою ошибку, а когда девочка прибегала к нему просить прощение, заливая ковер горькими слезами, серьезно смотрел на свою воспитанницу:
— Слезы очищают душу! — говорил он ей. — Особенно женскую! Но не стоит давать им слишком много воли, ибо они воодушевляют твоих врагов, показывая, что ты самый обычный человек, которого при желании можно сломать.
— Но у меня нет врагов! — она растирала слезы по лицу, но те непослушно продолжали литься. — И я действительно самый обычный человек!
— Нет! — его мягкая, по-отечески теплая, улыбка с легкостью выдергивала Ольгу из самых темных закоулков отчаяния. — Ты моя "золотая девочка"! А враги, они есть у всех, просто твои еще не так яростно проявляют себя как мои.
Теперь Баташова понимала, насколько он был прав, и никогда не плакала на людях. Если говорить откровенно она практически не плакала и в одиночестве, приучив себя справляться со стрессом другими способами. Девушка давно не испытывала потребности ни в чужой, ни в собственной жалости.
Ей часто доводилось наблюдать за тем, как ее наставник ведет дела. Иногда он брал девушку с собой, иногда позволял сидеть в тайной комнате, откуда можно было видеть и слышать все, что происходило в кабинете. Не смотря на возраст — это был настоящий лев, не терпящий покушения на свои владения. С Ольгой он был совершенно другим. Наверное, за долгую жизнь в нем скопилось слишком много невысказанной отцовской любви. Отец. Какое короткое, но емкое слово!
— А у меня есть мама?
Сколько лет было Ольге, когда она впервые задала этот вопрос? Года три? Да, наверное. Она только начала ходить в детский сад и впервые столкнулась с тем, что семьи большинства людей отличаются от ее собственной.
— Твоя мама умерла, когда ты только родилась.
Никаких глупых аллегорий про гусениц, превращающихся в бабочек и прочей шелухи. Он разговаривает с ней как с равной. Это не только привилегии, но и повышенная ответственность.
— Это я убила ее? Она умерла из-за меня? — голос девочки дрожит.
Те, кто считает, что дети ничего не понимаю — давно не имели дела с детьми. Даже самый маленький ребенок уже понимает ВСЕ, просто иногда немного по-своему, по-детски. У Баташовой не было этого "по-детски" и она принимала мир таким, какой он есть, со всеми его темными и светлыми сторонами.
— Нет, — Виктор печально качает головой. — Она умерла из-за того, что твой отец очень плохо с ней обошелся. Он был очень жестоким человеком.
— Был? Он тоже умер?
— Не знаю. Он уехал очень далеко отсюда и с тех пор я его не видел.
— Расскажи мне, что произошло! — просит девочка.
— Ольга! — Виктор присаживается на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне, внимательно смотрит на свою ученицу. — Я никогда не обманывал тебя и не хотел бы делать этого в будущем. Ты сильная девочка и способна вынести любую, самую горькую правду, но я, боюсь, еще не готов обсуждать с кем-либо те печальные события. Поэтому я прошу тебя, не спрашивай, что случилось с твоими мамой и папой, не вынуждай меня отступать от своих принципов. И запомни еще кое что, не верь, что человек, лишившийся одного или обоих родителей, чем-то хуже остальных. Ты такая, какой сама себя создаешь. Помни об этом, девочка моя!
За всю жизнь это был единственный случай, когда наставник не ответил на заданный ему вопрос, единственная запретная тема, которой они больше никогда не касались даже вскользь. Конечно, Ольга не могла не думать о судьбе постигшей ее мать, но она слишком сильно любила Виктора, чтобы делать ему больно. К тому же она была уверена — если рано или поздно ей нужно будет узнать правду, этот седовласый мужчина расскажет ей все без утайки.