Я молча кивнул.
Удивительно, как в одной вроде бы самой обыкновенной фразе профессор выразил все, чего не мог произнести вслух. Пока мы шли к воротам, я очистил сознание и вытащил палочку. С этого момента нельзя было полагаться на логический анализ: лучше вообще не думать, лучше слушать интуицию, а для этого мысли не нужны. Мы вышли с территории школы и зашагали по проселочной дороге к Хогсмиду. Минут через десять Снейп резко свернул в лес и пошел по траве между высокими деревьями, забирая все дальше в горы. Я следовал за ним, на всякий случай держа палочку наготове, хотя был почти уверен, что нападать на меня никто не собирался.
Мы заходили все глубже, пока, наконец, не остановились у большого раскидистого дуба, давным-давно рассеченного молнией пополам; одна его половина засохла, и острые серые ветви напомнили мне старые кости мертвого гиппогрифа, которые я однажды увидел в лесу (и едва ли не полдня зарисовывал их с разных точек зрения). Я подошел ближе к дереву, решив заглянуть внутрь искореженного, почерневшего ствола, но тут у меня за спиной захрустели ветки. Обернувшись, я увидел, как из зарослей кустов выбирается невысокий человек, лицо которого мне было знакомо по воспоминаниям Поттера — Питер Петтигрю, он же Хвост.
— Вы не слишком торопились, — проворчал он, внимательно и настороженно покосившись в мою сторону.
— Не опоздали, — холодно ответил Снейп. Нос Петтигрю сморщился от недовольства. Я посмотрел на его руку: действительно, серебряная. Он проследил за моим взглядом, но я не стал задавать вопросов. Хвост то и дело посматривал на часы, судя по всему, чего-то ожидая. Наконец, он вытащил откуда-то пустую жестяную банку из-под пива и показал ее мне.
— Иди-ка сюда.
Я не двинулся с места.
— Это портал, — сказал Снейп. — Вы отправитесь вдвоем; я аппарирую.
— Время, — нервно поторопил меня Хвост. Я подошел и взялся за один конец; Петтигрю держался за второй. Одного со мной роста, он избегал смотреть мне в глаза и поначалу казался пришибленным и пугливым существом. Но каким бы пугливым и униженным он не выглядел, я прекрасно помнил, на что он был способен в отчаянном положении или ради спасения собственной жизни. Действия таких людей было сложно предсказать и не стоило недооценивать.
— Долго еще? — спросил я, поскольку чувствовал себя по-дурацки, стоя посреди леса и держась за банку из-под пива вместе с крысой-анимагом. Петтигрю вскинул голову, покрытую жидкими бесцветными волосами, и посмотрел на меня с долей любопытства.
— Ты знаешь, куда мы…
— Я не идиот! — перебил я его. Хвост оскалился:
— Ну тогда держись!
В ту же секунду портал сработал. "Хорошо, что я не обедал", мелькнуло в голове, пока жестянка с невероятной скоростью тянула меня сквозь пространство. Не прошло и нескольких секунд, как под ногами снова оказалась твердая земля, и я, отцепившись от банки, инстинктивно выставил вперед палочку. Стоявший передо мной Петтигрю испуганно дернулся за своей, но тут рядом с громким хлопком возник Снейп, и я опустил руку.
Солнце начинало клониться к закату. Мы стояли неподалеку от большого старого дома, укрытого в тени густых деревьев. Позади него возвышался крутой холм, вокруг едва слышно шуршала на легком ветру иссохшая трава. Просто сельская идиллия — еще бы пару коров или какую-нибудь козу, и вот вам пасторальный пейзаж.
— Пошли, — Петтигрю махнул рукой, чтобы я следовал за ним, и мы зашагали к дому.
Наверное, именно о таком состоянии сознания писали тибетские мистики, когда объясняли своим ученикам, как лучше всего работать с заклинаниями. Я полностью пребывал в настоящем, не думая ни о том, что будет, ни о том, что было, без особых усилий замечая и запоминая все, что меня окружало. Конечно, какое-то количество адреналина добралось до моей крови, но процент его был ничтожно мал по сравнению с тем, сколько его могло быть, не обратись я в свое время к "Подготовке послушника", где подобные упражнения считались для воинов базовыми.
Мы вошли в дом, и лето кончилось. Казалось, деревянный особняк пребывает в своем особенном пространстве — сразу за порогом воздух становился холодным, солнечные лучи угасали, не в силах разогнать сгустившийся мрак, и единственным звуком, достигавшим наших ушей, был скрип досок под ногами.
Петтигрю провел нас по небольшому коридору и вошел в просторную полутемную комнату. У правой стены находился широкий камин, в котором горел огонь. От этого в комнате было чуть теплее, чем в остальном доме. В дальнем левом углу располагалось большое кресло, почти скрытое в темноте. Окно напротив входа было криво заколочено досками. Рядом с ним спиной к двери стоял Темный Лорд.
— Повелитель… — пискнул Хвост, склонившись в поясном поклоне. — Мы здесь…
— Вижу, — негромко ответил Волдеморт и повернулся к нам.
Если бы я не видел его в воспоминаниях Поттера, наша первая встреча наверняка произвела бы на меня более сильное впечатление. Но даже заранее зная, как он выглядит, я испытал определенный трепет, увидев его нечеловеческий лик и алые глаза с вертикальными зрачками. Одетый в тяжелую черную мантию, высокий и прямой, Волдеморт представлял собой весьма внушительную фигуру.
Петтигрю подбежал к Волдеморту и замер рядом. Я не оборачивался, но услышал, как Снейп встает неподалеку от входа. Темный Лорд скользнул по мне взглядом и прошел к своему креслу.
— Нагайна… — тихо сказал он, и из темноты сиденья вдруг возникла змея. Видимо, она лежала там до нашего появления и теперь бесшумно сползала с кресла на пол, разматывая огромные кольца. Нагайна казалась не менее впечатляющей, чем ее хозяин. Такими большими, наверное, вырастали только бразильские анаконды, но Нагайна анакондой не была. Несмотря на явную угрозу, которую такая змея могла представлять, я невольно улыбнулся, поскольку любил змей, и один их вид пробуждал во мне положительные эмоции.
Моя улыбка не скрылась от внимания Волдеморта. Ожидая, пока змея покинет кресло, он снова посмотрел на меня и спросил:
— Не боишься?
— Нет, — ответил я, следя за тем, как змея подползает ко мне все ближе. Волдеморт улыбнулся одними губами и, наконец, сел в опустевшее кресло. Нагайна тем временем подползла к моим ногам, приподнялась над полом и зашипела:
— Чужак!..
— Гость, — сказал я ей. — И между прочим, однажды я видел фотографию змеи, которая только что позавтракала антилопой. Во-первых, зрелище не самое эстетичное, а во-вторых, змеи долго переваривают большие объекты и в это время становятся очень уязвимы.
Нагайна отпрянула, а Волдеморт неожиданно расхохотался странным жутковатым смехом. Петтигрю, стоявший у противоположной стены, сжался в испуганный комок, сцепив руки у груди.
— Знаешь, кто рассказал мне о тебе? — спросил, наконец, Темный Лорд.
— Крауч, — ответил я. Волдеморт кивнул:
— Верно. Он прислал письмо незадолго до своей гибели… ведь то, в каком он сейчас состоянии, вряд ли можно назвать жизнью, не так ли?
— Вероятно… — сказал я, не имея ни малейшего представления, как выглядят люди, которых поцеловал дементор. Волдеморт казался доволен.
— Ты знаешь, что я тоже рос в приюте? — спросил он. Я отрицательно покачал головой. Волдеморт продолжал:
— За мной прислали Дамблдора… какая ирония, верно?
Я не увидел в этом никакой иронии, поэтому промолчал, следя краем глаза за свернувшейся неподалеку Нагайной.
— Расскажи мне о Хогвартсе, — Волдеморт сделал легкое движение палочкой, которую все это время держал в руке, и рядом со мной возник высокий деревянный табурет. — Располагайся…
— Спасибо, — сказал я и взгромоздился на табурет. Сидеть на нем было не слишком удобно, но все же лучше, чем стоять. Палочку я так и не убрал, но Темный Лорд, казалось, не обращал на нее никакого внимания. — А что вы хотите услышать?
— Тебе нравится там учиться?
— Ну, в общем да, — сказал я. Волдеморт кивнул.
— И что же тебе нравится больше всего?
Этот вопрос вызвал у меня легкое ощущение дежа вю. В свое время подобные вопросы задавали мне полицейские психологи и психиатры. Кто бы мог подумать, что могучий колдун Волдеморт будет интересоваться моими любимыми предметами? Еще бы спросил, почему у меня такие плохие оценки по истории!
— Чары, — ответил я, покосившись на Снейпа. Тот стоял у входа, застыв, будто статуя, и выражение его лица при этих словах никак не изменилось. Волдеморт проследил за моим взглядом и снова улыбнулся.
— О, не бойся задеть чувства своего профессора! — сказал он, откровенно развлекаясь. — Уверен, он не будет на тебя в обиде… А есть ли то, что тебе не нравится?
Может, он читал на досуге какую-нибудь методику по работе с трудными подростками?
— Да в общем-то нет, — я пожал плечами. Темный Лорд покачал головой.
— Не нужно скрывать, — ответил он. — Я не стану наказывать тебя за крамольные мысли. Ты не всем доволен, и я это вижу. Давай, поделись со мной… — Он сделал рукой приглашающий жест.
— Не нравится, что у нас такая чехарда с преподавателями защиты… — начал я, но только вызвал у Волдеморта новый приступ смеха. Нагайна тем временем сделала попытку переместиться ближе ко мне.
— Прекрасно! — сказал Волдеморт. — Продолжай.
— Да вроде больше нечего продолжать, — ответил я. — Все причины моего недовольства субъективны, и если что-то не нравится мне, это совсем не означает, что то же не нравится и всем остальным.
— Безусловно, — согласился Волдеморт. — Но тебе не приходило в голову, что прав ты, а не все остальные?
— Ну… приходило иногда, — сказал я. — И все равно это не значит…
— Послушай, — перебил меня Волдеморт. — Ты ведь совершал преступления, верно?
— В некотором смысле да, — этот вопрос вызвал во мне первый укол недовольства.
— Не в некотором, Линг, — успокаивающе сказал Темный Лорд. — Ты совершал их. Северус, — он сделал жест в сторону Снейпа, — мне рассказывал… Тебе уже приходилось убивать, и это хорошо. Ты знаешь, как важна сила. Ты обладал авторитетом у своих товарищей…
"Откуда он знает!", пронеслось у меня в голове, а Волдеморт тем временем продолжал:
— … и ты умен. Поэтому не стоит портить себе жизнь отговорками вроде тех, что я сейчас услышал. Ты прав, потому что ты прав. Тебе не нужны аргументы. Тебе не нужны доказательства. Ты просто прав — и ты можешь убить любого, кто это оспорит. — Волдеморт помолчал и завершил свою речь:
— Представь, что это так, Линг.
Я испытал легкое чувство досады от того, что меня так легко разложили по полочкам. Да, подобная правота была приятна, и Волдеморт без труда увидел это во мне. Было хорошо, когда тебя слушают, и еще лучше, когда тебя боятся — я успел почувствовать это на собственном опыте, и в Хогвартсе мне не хватало такого отношения.
— Представил, — ответил я не слишком вежливо, но Темный Лорд только улыбнулся, словно в подтверждение своих догадок.
— Я знаю, тебе не нравится, когда твоими чувствами манипулируют так грубо, — согласился он с моей досадой. — Но поверь, я не стараюсь обмануть тебя. Ведь я говорю правду, не так ли? Ты знаешь — я говорю правду.
Я медленно кивнул. Довольный Волдеморт откинулся на спинку кресла.
— Хорошо. Так что еще тебе не нравится?
— Мне не нравится, что мы изучаем только защиту, — ответил я. — Невозможно защищаться от того, с чем совершенно не знаком.
— Темные искусства, — проговорил Волдеморт. — Конечно, это недопустимый промах. Но ты ведь понимаешь, что Дамблдор ни за что не допустит, чтобы ученики его школы изучали Темные искусства?
— Дамблдор здесь не при чем, — возразил я. — Хогвартс — не частная школа. Как директор он зависит от программы министерства.
— Отчасти ты прав, — согласился Волдеморт, постукивая палочкой по колену. — Но вряд ли стоит ожидать от министерства пересмотра программы обучения, по крайней мере, при его нынешней политике.
Я кивнул, понимая, к чему он клонит.
— Многое пора менять, — задумчиво продолжал Темный Лорд. — Нужны радикальные реформы. Поверь мне — скоро они будут. Счет идет на месяцы. Когда к власти придут другие люди, Хогвартс изменится, и я больше чем уверен — обновленная школа тебе понравится. И обновленная Англия тоже. Волшебники выйдут из подполья, в котором они оказались по собственной глупости, и перестанут пресмыкаться перед магглами. Вся политика министерства строится на страхе перед обнаружением магического сообщества… Половина министерства только и занята тем, что скрывает наше существование — позор, настоящий позор.
Волдеморт замолчал и выжидающе посмотрел на меня. Судя по всему, мне следовало ответить на его монолог. Соврать я не мог — он бы это почувствовал, да к тому же ходить по лезвию бритвы приятно щекотало нервы. Поэтому я ответил как есть, по возможности сглаживая острые углы.
— Мне кажется, вы недооцениваете магглов, — сказал я, и Темный Лорд тут же перестал расслабленно постукивать палочкой по ноге. — Если волшебное сообщество выйдет, как вы говорите, из подполья, оно разрушит себя. Возможно, в большинстве своем магглы придурки и идиоты, но есть меньшинство, и оно очень умное. Вы полагаете, люди допустят присутствие рядом с собой тех, кто может превратить один предмет в другой одним взмахом волшебной палочки? Кто способен создавать иллюзии, полностью подчинять сознание или перемещаться из одного места в другое за несколько секунд? Возможно, в первое время они растеряются, но скоро начнут изучать нас. И поверьте — они наверняка вычислят источник нашей магической силы, какой-нибудь ген или еще что-то в таком же духе. Они не допустят нашего существования. Они будут делать все, чтобы уничтожить волшебников или контролировать их. Они начнут придумывать, как использовать наши способности для собственных целей, и разжигать новые войны с участием магов. Мир, который есть сейчас, не слишком приятен, но относительно стабилен. Вы же ставите под угрозу и существование волшебников как таковых, и существование мира каким мы его знаем. Нет гарантии, что то, что наступит завтра, будет лучше того, что происходит сегодня. В конце концов, магглов просто больше. Они вон в космос летают как к себе домой, а мы до сих пор в мантиях ходим, будто на дворе Средние века.
Волдеморт слушал меня внимательно и больше не выражал признаков недовольства. Когда я замолчал, он перестал смотреть на Нагайну, спокойно лежавшую на полу, и обежал взглядом комнату, по очереди остановив взгляд на каждом из нас троих. Бедняга Петтигрю снова съежился, словно ожидая удара Круциатуса.
— В том, что ты сказал, логика есть, — ответил, наконец, Волдеморт. — Но возможно, это не я недооцениваю магглов, а ты недооцениваешь волшебников. Мы не дадим магглам шанса. Они будут жить в страхе. Они не посмеют нам возражать. Именно по тем самым причинам, о которых ты говорил. Это мы будем контролировать их исследования, мы будем изучать их. Мы придумаем, как использовать их технику, если в этом возникнет необходимость. Ты ведь сам сказал, что в большинстве своем они идиоты, и так оно и есть. Умные будут служить нам, глупые — молить о том, чтобы их не коснулось наше внимание. В конце концов, разве это не весело, Линг? Ты же сам смеялся над ними, когда жил в интернате. Ты управлял ими, и разве это было сложно? Скажи мне — сложно?
Я нехотя покачал головой. Нет, это было не сложно. Это было очень легко. Проще некуда. Волдеморт спокойно кивнул.
— Верно, — сказал он. — И магглы таковы, каковы есть. Мы не потерпим магглофилов. Не потерпим того, что они забивают детям мозги всякой магглофильской пропагандой. Такая мораль не для нас. Волшебникам пора перестать быть слабыми и воспитывать детей такими же беспомощными, как они сами. Возможно, — Волдеморт снова задумался, или сделал вид, что задумался, — возможно, во всем виновата маггловская кровь… она развращает, портит породу… Ты ведь полукровка, верно?
— Понятия не имею, — сказал я, почувствовав, что разговор заходит в крайне опасное русло.
— Логика подсказывает, — объяснил Волдеморт. — Если бы твой английский родитель был волшебником, он бы оставил тебя себе. А раз не оставил — значит, был магглом. Волшебником был твой китайский родитель; скорее всего, мать. С высокой долей вероятности она либо умерла, либо возвратилась в Китай.
— Откуда вы знаете? — удивился я. Волдеморт усмехнулся:
— Будь она жива или останься здесь, ты был бы с ней. Волшебники не разбрасываются своей кровью. Возможно, ее депортировали… или заставили вернуться. Но сейчас это уже не важно. Ты не испытываешь к магглам должного презрения, вполне вероятно, из-за присутствия в тебе маггловской крови. Конечно, факт сам по себе печальный, но его можно… простить.
— Если чистокровные начнут скрещиваться только с чистокровными, то скоро вымрут, — проговорил я. — Возьмите королей и всяких там царей. Если они не допускали в свой род свежей крови из более низких слоев общества, то в конце концов либо вообще переставали рожать детей, либо их дети были больными. Это факт нашей природы. Вы рискуете.
— И тем не менее, я на это готов, — ровно ответил Волдеморт, но от его голоса мне стало не по себе. — Маги просто станут рожать больше детей…
— Невозможно обязать человека рожать! — не удержался я. — Тем более в тех условиях, которые вы описываете. Думаете, все волшебники спят и видят, чтобы заявиться к соседу-магглу и подвесить его к потолку вверх ногами ради собственного удовольствия?
Глаза Темного Лорда сощурились, превратившись в узкие прорези.
— Любишь играть с огнем? — проговорил он. — Я бы на твоем месте не забывался, Линг. Мало кто удостаивается чести даже сидеть в моем присутствии. Как ты можешь видеть, из вас троих лишь ты сидишь передо мной; ни твой профессор, ни этот червяк… особенно этот червяк!
Темный Лорд ткнул палочкой в сторону Петтигрю, и тот с режущим визгом упал на землю, забившись в судорогах. Он крутился на земле, словно больная вертячкой мышь, заходясь в непрерывном истошном крике, который скоро сменился полузадушенными хрипами и пеной у рта. Изо рта и носа Петтигрю полилась кровь, словно его внутренности кромсали ножом.
Чертов психопат! Я вскочил на ноги, не желая больше быть свидетелем отвратительного зрелища, и стукнул палочкой по табуретке, чтобы та исчезла и не мешалась под ногами. Нагайна мгновенно поднялась, словно исполинская королевская кобра, и предупреждающе зашипела; Снейп сделал шаг вперед. Темный Лорд, однако, просто перевел палочку с Петтигрю на меня и насмешливо глянул мне в глаза, словно спрашивая — ну и что дальше, мальчик? Что ты сделаешь теперь?
— Счастливо оставаться, — сказал я.
И аппарировал.
Первое, что я услышал, был женский вскрик и возмущенная тирада, адресовавшаяся, без сомнения, мне:
— Ты с ума сошел? Кто же аппарирует в помещения?!
Меня охватила эйфория. Мама Мерлина, у меня получилось!! Моя первая аппарация! Я все сделал правильно! Потратив несколько секунд на осмотр, я убедился, что ничего нигде не забыл, и тело мое не расщеплено, а вполне себе цело, и с трудом удержался от того, чтобы не запрыгать от радости по всему кабаку Розмерты, которая ошеломленно следила за мной вместе с десятком посетителей, оторвавшихся на время от своих кружек и рюмок.
— Эй, парень, а сколько тебе лет? — вдруг поинтересовался один из них. — Ты не маловат для аппарации?..
— Сто! — крикнул я, не в силах больше сдерживать бурлящие эмоции. — Мне сто лет!
И ринулся прочь из "Трех метел", на ходу запихивая палочку в крепление.
Весь адреналин, который я до сих пор гасил невероятным усилием воли, в первый же миг после возвращения хлынул в кровь. "Я аппарировал! — в который раз мысленно восклицал я. — У меня получилось! Я аппарировал черт знает откуда! Я встречался с Волдемортом! Я видел живого Темного Лорда! Я разговаривал с ним и ушел живым и невредимым! Ха! Кто еще такое может?!"
Занятый подобными мыслями, я добрался до почты и влетел в помещение, полное волшебников и волшебниц, стремящихся отправить посылки и письма. Кто-то стоял за стойкой или столом, царапая пером по пергаменту, кто-то требовал у почтовых служащих другую сову, потому что "эта выглядит вялой" или "мне не нравятся серые, я им не доверяю". Протолкавшись к прилавку, я схватил пустой бланк и отошел к свободному столику, на котором стояла чернильница и лежала пара толстых старых перьев.
То, что о таком событии надо срочно отписать Дамблдору, не вызывало сомнения. Это первое, что пришло мне в голову, когда я выскочил из кабака Розмерты. Вопрос был в том, что именно ему написать. И чем дольше я над этим размышлял, тем быстрее успокаивался. Очень скоро моя эйфория куда-то делась, как и весь восторг. Произошедшее раскрывалось в ином свете, и то, что вызывало недоумение в последние недели, неожиданно обрело объяснение.
После моей стычки с Хмури-Краучем Дамблдор ни словом ни обмолвился о том, что между нами произошло. Он вел себя со мной так же, как и всегда, будто не было ни Круциатуса, ни огненной плети. Этим летом директора редко можно было видеть в замке, и еще реже он выбирался в Большой зал на обеды или завтраки, но если такое происходило, то все, чем он у меня интересовался, были мои обязанности лесничего. Как мне нравится работа Хагрида? Справляюсь ли я? Не нужна ли мне помощь? Как поживают фестралы — "вы ведь за ними особо присматриваете, Линг"… Поначалу я думал, что он снова вызовет меня в свой кабинет и начнет расспрашивать — в конце концов, я применил боевое заклинание, которое мог узнать, только нелегально забравшись в Запретную секцию, да тому же, было ясно, что в работе с плетью я не новичок. Однако ничего подобного не произошло — Дамблдор словно обо всем забыл. Но я знал: подобные вещи он не забывает. И картина, которая передо мной вырисовывалась сейчас, проясняла все вопросы.
Я обмакнул перо в чернильницу и начал писать:
"Уважаемый директор!
Довожу до вашего сведения, что не далее как сегодня встречался с тем, в чье возвращение не поверил ваш высокопоставленный собеседник в школьной больнице пару месяцев назад. Вероятно, мне следует поблагодарить вас за ту высокую оценку, которую вы даете моим магическим способностям, поскольку, видимо, полагаете, что я могу противостоять своему сегодняшнему визави, пусть и в обстановке простого обмена мнениями. Однако в такой ситуации мне вряд ли было бы разумно сразу возвращаться в Хогвартс. В противном случае некоторые решат, что вы ничуть не обеспокоены этой встречей. Я буду ждать ответа в Хогсмиде, у почты. С уважением, Линг Ди".
Отстояв длиннющую очередь, я сказал сидевшей за прилавком дородной колдунье:
— Мне нужна самая быстрая сова, потому что это срочное сообщение. И пожалуйста, оплата за счет получателя, а то у меня с собой ни кната.
— Ишь ты! — усмехнулась колдунья, принимая пергамент. — И быструю сову ему, и оплату за счет… — Она взглянула на имя адресата. — Директору Хогвартса? Да ты разве не там учишься?
— Директора в замке нет, — ответил я, начиная нервничать, — иначе я не стал бы писать ему писем, а просто вернулся бы в школу.
— Ладно, ладно, — пробурчала колдунья и протянула мой пергамент помощнику, который схватил его исчез за дверью, ведущей в основной корпус совятника. — Все, дорогой, иди. Отправлено твое срочное.
Недовольный учиненным допросом, я вышел на улицу и поднял голову, чтобы посмотреть, какая сова понесла мое письмо. Однако из высокого совятника одновременно вылетало столько птиц — совы, соколы, вороны, — что понять, кто из них летит к Дамблдору, не представлялось возможным.
Я пнул ногой камешек и медленно направился к кабаку Розмерты. Кто знает, где сейчас Дамблдор, и сколько туда лететь сове? Ладно, допустим, они послали сокола. Это, конечно, быстрее, но все равно… Остановившись на перекрестке, где была таверна, я решил, что внутрь не пойду — наверняка собравшиеся там обсуждали мой неожиданный визит, а учитывая вопрос о возрасте, такую аппарацию можно было счесть нарушением какого-нибудь дремучего правила. Только проблем с законом мне не хватало… Я развернулся и зашагал назад к почте. Буду ждать там.
Усевшись на широкие ступеньки у входа, я подпер подбородок кулаками и прислушался к своим мыслям. Весь восторг испарился без следа. Да и о ком мне надо было думать в первую очередь — о Волдеморте, чьи планы на мой счет так и остались не проясненными, или о Дамблдоре? Мог ли он знать, что Волдеморт планирует со мной встретиться? Если Снейп — его осведомитель, то, директор, безусловно, мог знать… наверняка знал! Почему в таком случае он ни словом ни намекнул мне об этом?.. Черт! Я бессознательно осмотрелся по сторонам, ища кого-нибудь с сигаретой, чтобы стрельнуть парочку, но увы — у колдунов была мода на трубки, и даже таких курильщиков поблизости не наблюдалось.
Изнывая от желания покурить, я поднялся на ноги и стал без дела слоняться по улице, посматривая на разлетающихся из совятника птиц. Некоторые, впрочем, возвращались, иногда неся в лапках или в специальной сбруе ответное послание.
А что если Дамблдор далеко, и птица будет лететь до него несколько часов? Ночевать тут прикажете? Во мне постепенно закипала злость. Он должен был сказать! Я бы подготовился! Может, я бы даже нашел, чем защитить этого несчастного Петтигрю, как-то блокировать Crucio!.. Внезапно в голове возникла ужасная мысль: а что Темный Лорд сделает теперь, когда я исчез прямо у него из-под носа?! Он же не собирался со мной прощаться, он хотел продолжать разговор, сказать то, что собирался, или увидеть то, что хотел! А если он обратит свой гнев на Снейпа вместо Петтигрю? В конце концов, по логике Волдеморта, тот должен был предупредить его, что я умею аппарировать, но ведь Снейп этого не знал, как, впрочем, и я сам… Темный Лорд разозлится, подумал я в отчаянии. Он очень, очень разозлится!
Необходимо было вернуться. Местность я запомнил в деталях, и если у меня получилось аппарировать один раз, получится и второй. Было отвратительно думать, что Снейп остался рядом с взбешенным Волдемортом и может сейчас служить мишенью для его Круциатуса… Я медленно поднялся. Возможно, я смог бы сделать хоть что-то… плеть, патронус… вдвоем мы наверняка бы отбились! Ведь патронуса не берут заклятия, он меня прикроет, а я тем временем отвлеку внимание Темного Лорда от его жертв. Каким бы абсурдным ни казался этот план, я постепенно приходил к выводу, что ничего другого мне не остается.
Но письмо Дамблдору, как быть с ним? Ведь я обещал дождаться ответа… директор должен отреагировать, он не может снова промолчать! Я вцепился в перила, не зная, как поступить. Внезапно вечернюю тишину разорвал громкий хлопок; я резко поднял голову и встретился глазами с тем, кто все это лето не выходил у меня из головы — с бывшим профессором защиты от темных искусств, оборотнем Ремусом Люпином.
— Ты здесь! — с облегчением воскликнул он и бросился к крыльцу. Я ошеломленно следил за ним, не понимая, с чего это вдруг он так мне рад. — Линг! С тобой все в порядке?
— Да, сэр, но…
— Дамблдор! — Люпин схватил меня за плечи и потряс, словно для того, чтобы убедиться в моей материальности. — Он приказал мне срочно явиться сюда и забрать тебя в Лондон! Идем.
— Так быстро? — удивился я. — Он уже получил мою сову?
— Не знаю, — ответил Люпин, таща меня подальше от любопытных глаз. — Про сову ничего не знаю. Прилетел Фоукс и передал… Аппарируем отсюда. Но сперва прочти это.
Он сунул мне в руки клочок пергамента, на котором явно второпях было написано: "Лондон, площадь Гриммо, 12".
— Прочитал? Запомнил? Давай обратно, — Люпин едва ли не вырвал пергамент у меня из рук и тут же его сжег. — А теперь держись.
С этими словами он ухватил меня за предплечье, не дожидаясь ответной реакции, и я аппарировал второй раз в своей жизни, теперь уже в паре.