На следующий день после публикации материала о Поттере на Хогвартс началось нашествие сов. Макгонагалл почти не выходила из своего кабинета, разбирая корреспонденцию, и даже начала бывать в директорской — возвращаясь из библиотеки, я несколько раз замечал, как она спускается с верхних этажей. За столом происходящее почти не обсуждали, однако кое-какую информацию о том, чем приходится заниматься Макгонагалл, я почерпнул у Хагрида, который после встречи с патронусом-тенью хоть и держался со мной не так естественно и открыто, как раньше, но здесь просто не мог смолчать.
— Ишь чего удумали! — возмущенно говорил он, сидя на лавке у сарая с инструментами, тогда как я стоял неподалеку, облокотившись о забор вокруг огородных грядок. — Сертификат о статусе крови! Можешь себе представить? Будто это болезнь какая — родиться от маггла! Макгонагалл теперь ждет, когда ей пришлют из Министерства список первоклашек, а без него она не имеет права высылать письма о зачислении.
— Но если ребенок магглорожденный, его родители и понятия не имеют ни о каком Министерстве магии, — сказал я. — Как они будут знать, что им надо получать сертификат?
— Так эти сами к ним придут! — фыркнул Хагрид. — Не упустят возможности поглумиться… Детишек жалко, — расстроено добавил он. — И в школу не попадут, и родителей, того гляди, лишатся.
— А что насчет директора? — спросил я. — Никого пока не назначили?
Хагрид повел плечом и сказал:
— Молчат. — Потом он неожиданно встал и подошел к забору. — Ну а ты-то как, Линг? — озабоченно проговорил он. — Ты ведь сирота, как тебе доказать, что твои родители — волшебники?
— Вряд ли мне придется это доказывать, — пробормотал я. Хагрид только вздохнул, не догадываясь об истинном значении этой фразы, но больше ни о чем не спрашивал и снова занялся огородом. Я вернулся под дуб, к мольберту, писать уже девятый по счету пейзаж, а заодно поразмышлять о своих перспективах, ставших чуть более неопределенными из-за новой политики Министерства. Вероятно, я мог считать себя защищенным, если до сих пор оставался нужен Темному Лорду, однако если его действительно разозлило убийство Фенрира, мне следовало быть настороже.
Слагхорн заметно паниковал, опасаясь, что Пожиратели заявятся прямо в Хогвартс и схватят его, вынудив работать в их лабораториях и варить какие-нибудь страшные яды.
— Мне кажется, — проговорил я, выслушав очередной страдальческий монолог профессора, — что в свете последних указов здесь, в Хогвартсе, вы принесете гораздо больше пользы, чем где бы то ни было еще, так что за вами вряд ли придут.
— Ты думаешь? — оживился Слагхорн. — Принесу больше пользы здесь? И почему же?
— Вы ведь сами рассказывали, что теперь учеба стала для всех обязательной, — ответил я, повернувшись к сидевшему в шезлонге зельевару. — Значит, вопросам образования новое Министерство уделяет гораздо больше внимания и наверняка предпочтет, чтобы в школе работали высококлассные специалисты. Как преподаватель вы сможете выпускать сразу несколько хороших зельеваров за год, поэтому ваша эффективность в Хогвартсе будет выше, чем если вы просто станете варить зелья в лаборатории Пожирателей.
Найдя в этом не слишком надежном, но успокоительном объяснении определенную логику, Слагхорн перестал донимать меня своими жалобами, и несколько дней я работал в относительном покое. Макгонагалл занималась навалившимися служебными делами, но несмотря на смену власти и политического курса, четкое понимание того, что школа в новом году откроется, вселяло в преподавателей немного оптимизма.
Через неделю после переворота в Хогвартс вернулись все уходившие в отпуск профессора, а также мадам Помфри. К обеду прибыли Флитвик и Асвинн, а вечером в Большом зале собрались все, включая закутанную в шаль Трелони, мадам Пинс и даже кентавра Фиренца. Я пришел ужинать, не подозревая о намеченном сборище, и поначалу не был уверен, что мое присутствие уместно, однако Макгонагалл не просила меня выйти и вообще не обратила на меня внимания.
— Я вызвала вас, — начала Макгонагалл, поднявшись из-за стола, — поскольку Министерство прислало мне распоряжение, согласно которому до прибытия нового директора все преподаватели Хогвартса под страхом заключения в Азкабан не имеют права покидать территорию замка. Имени директора не сообщалось, однако судя по всему он появится здесь в самое ближайшее время вместе с несколькими новыми профессорами. Остается надеяться, — добавила Макгонагалл с горечью, — что эти люди будут иметь хоть какое-то представление о том, что означает работать в школе…
В ожидании директора заняться профессорам было особо нечем, и даже Спраут перестала прибегать к моей помощи, поскольку к августу все основные дела в теплицах были завершены. Решив, что сейчас самое время поговорить с Флитвиком о патронусах и духах-паразитах, я выждал для приличия пару дней и после обеда поднялся на седьмой этаж к его кабинету.
Открыв дверь на мой стук, профессор заметно обрадовался. Он пригласил меня зайти и принялся расспрашивать, чем я занимался все эти недели. Его интерес был неподдельным, и от этого мне стало немного грустно. "Знает ли он, что Шляпа распределяла меня на его факультет? — подумал я. — Наверное, обиделся бы, если б узнал, что я выбрал Слизерин…" Наконец, профессор слегка успокоился и поинтересовался, что меня к нему привело.
— Сэр, не так давно я столкнулся с одной довольно необычной точкой зрения и хотел узнать ваше мнение, — начал я издалека. — В Запретном лесу живут такие змеи — магматические питоны…
Флитвик несколько раз кивнул головой, давая понять, что представляет, о ком идет речь.
— … и я иногда с ними вижусь, общаюсь, узнаю всякие лесные новости, — продолжал я. — В общем, как-то раз речь зашла о патронусах, и змеи сказали, что на самом деле патронусы — это духи-паразиты, которых мы приманиваем своими положительными эмоциями и придаем форму заклинанием. Как вы думаете, может такое быть?
По лицу профессора было ясно, что эта тема ему знакома.
— Да, такая версия выдвигалась, — ответил он. — Однако научно доказано, что патронус — не дух-паразит. Он образуется благодаря магическим полям самого колдуна и несет в себе его ментальный энергетический отпечаток, тогда как любой дух-паразит имеет свой собственный. Магические виды змей часто проявляют интуитивное понимание сложных проблем, но только не в этом случае. Здесь они ошиблись.
— В журналах я ничего подобного не нашел, — заметил я. Флитвик усмехнулся.
— И не найдете, — сказал он. — Эта тема считается засекреченной. В чарах вообще много секретных тем, — он посмотрел на меня с улыбкой. — Не решили еще, куда будете поступать?
— Честно говоря, мне сейчас как-то не до этого, — ответил я, не желая врать Флитвику. — Сперва надо школу закончить, сдать экзамены, получить аттестат, а там видно будет. Но о физике чар я, разумеется, помню…
Профессор вдруг посерьезнел.
— Вот что, Линг, — произнес он чуть тише обычного, словно в этом кабинете нас могли подслушать. — Вы ведь умный молодой человек и прекрасно понимаете, какие в стране творятся дела. Магглорожденных преследуют, бросают в Азкабан, пытают, убивают… даже некоторые чистокровные оказались в списке неблагонадежных. Если Комиссия по магглорожденным доберется до вас, вы попросту не сможете доказать статус своей крови, а учитывая ваш визит в Министерство вместе с Гарри и недавнее участие в столкновении с Пожирателями, над вами может нависнуть двойная угроза, как над человеком, который помогал Нежелательному лицу номер один… — Флитвик замолчал, внимательно глядя на меня. — В Берлине живет один мой хороший знакомый, тоже преподаватель, — продолжал он. — Я говорил с ним, и он готов вас принять… Подождите, Линг, дайте мне закончить, — Флитвик поднял руку, полагая, что я собираюсь ответить. — Не нужно решать прямо сейчас. До сентября еще три недели, и кого бы нам ни прислали в качестве директора, сомневаюсь, что он сможет переколдовать ворота так, чтобы мы оказались не в состоянии открыть их и выйти за пределы Хогвартса. Если вы согласитесь, просто дайте мне знать. У меня есть панорамная колдография его дома, и я не сомневаюсь, что вы без проблем сможете к нему аппарировать…
— Сэр, — я, наконец, оправился от первого потрясения и нашел в себе силы собраться с мыслями. — Сэр, пожалуйста, можно мне сказать?
Флитвик молча кивнул.
— Я благодарен вам за это предложение, — начал я, — и даже больше, чем благодарен… но вынужден от него отказаться. Комиссия меня не тронет, о ней я даже не беспокоюсь. Но то, что вы сказали, очень опасно, и лучше нам забыть об этом разговоре.
Взгляд Флитвика стал более сосредоточенным; некоторое время он молчал, а потом вдруг спросил:
— Думаете, за вас заступится Северус? Что ж, такое, конечно, может быть… — он вздохнул. — В любом случае, если вам понадобится помощь, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне. Что-нибудь придумаем.
Забота Флитвика тронула меня глубже, чем мне поначалу казалось. Кто я ему? Да никто! Я даже не учился на его факультете! Но он рисковал, связался ради меня со своим приятелем из Германии, готов был нарушить новые законы и помочь потенциальному магглорожденному… Подобное отношение находилось выше моего понимания и значимо подрывало все представления о мире, который я с детства считал местом, полным лжи и насилия. Такие внезапные проявления бескорыстной доброты лишали меня основ, на которые до сих пор опиралось мое сознание, поскольку, несмотря на увлечение тибетской магией и философией, я так и не смог отказаться от этого старого, сформированного детским опытом восприятия.
Назавтра с утра пораньше я отправился тренироваться с патронусом и так увлекся, что вновь опоздал на завтрак. Однако, войдя в Большой зал, я с удивлением обнаружил, что преподавателей в нем нет и, судя по всему, еще не было — тарелки и чашки стояли девственно чистыми, стулья были плотно придвинуты к столам. Когда я уселся на свое место, еда появилась только передо мной. Размышляя о возможных причинах такого странного изменения в режиме профессоров, я успел почти закончить завтрак, когда двери за моей спиной распахнулись, и зал наполнился звуками шагов.
Прямо напротив меня, как всегда, уселась профессор Спраут, но на этот раз у нее не было с собой традиционного журнала или брошюры по садоводству, да и выглядела она непривычно угнетенной. Когда же я увидел бледное, застывшее лицо Макгонагалл, мне стало совсем нехорошо. Кто-то умер? На нас напали? Я повернул голову, желая отыскать Флитвика, и едва не выронил из рук вилку. В эту самую секунду в директорское кресло с высокой резной спинкой садился Северус Снейп.
"Это невозможно! — пронеслось у меня в голове. — Он же не самоубийца, чтобы сюда возвращаться!"
Снейп еще не успел устроиться на своем новом месте в центре стола, когда я испытал второй, не меньший шок. По левую руку от него уселся тот самый Пожиратель, который вместе с двумя другими несколько недель назад дрался со мной и Джинни в коридоре у Астрономической башни. В отличие от остальных преподавателей, он выглядел чрезвычайно довольным.
Но утренние сюрпризы на этом не кончились.
— Видать, это правда, что Дамблдор совсем распустил учеников, — раздался хрипловатый голос, и я увидел, как справа от Снейпа садится женщина, чей облик вызвал во мне неприятное ощущение дежа вю. Нельзя сказать, что она была как две капли воды похожа на мою давнюю интернатскую воспитательницу, однако легко могла бы сойти за ее младшую сестру. — Здороваться тебя не учили? — спросила она, глядя на меня насмешливо и слегка агрессивно.
— Меня — учили, — ответил я, за что получил под столом легкий тычок ногой от сидящей напротив Спраут. Она бросила на меня предостерегающий взгляд и едва заметно покачала головой. Я опустил глаза в тарелку и начал доедать свой завтрак, пытаясь понять, что все это значит.
А значить это могло лишь одно — Снейп вернулся сюда в качестве нового директора и прихватил с собой парочку Пожирателей. Как он убедил профессоров смириться с таким положением вещей, мне еще предстояло разузнать, но идея Министерства — а значит, Волдеморта, — сделать Снейпа директором Хогвартса казалась мне теперь, постфактум, вполне логичной. Странно, что я сам не додумался до нее в своих медитациях.
Закончив завтракать, я поднялся из-за стола, стремясь поскорее увидеться с Хагридом, однако сидевший рядом со Снейпом Пожиратель меня остановил.
— Ты куда это собрался? — осведомился он, указав на меня вилкой с насаженным на нее куском ветчины
— Я обязан теперь отчитываться о своих передвижениях? — спросил я, понимая, что особо выступать мне не стоит, но проверить, насколько далеко я могу зайти в общении с Пожирателями, означало понять, как в настоящее время относится ко мне Волдеморт.
— Именно так, — с удовольствием сообщил мой бывший противник. — Как новый заместитель директора и ответственный за дисциплину, я имею полное право знать, куда ходят ученики и куда сейчас идешь ты. — Он снова ткнул в меня вилкой.
— Подобные права получают на основании законов, — ответил я. — На основании какого закона вы требуете у меня информацию, которая считается частной?
Пожиратель слегка растерялся и покосился на Снейпа, но тот молча ел, предоставив своему заместителю самостоятельно завоевывать авторитет у учеников. "Вот тупица", с разочарованием подумал я и, сочтя разговор законченным, покинул зал, сразу направившись к берлоге Хагрида. Останавливать меня никто не стал.
— …Пришел он, значит, — мрачно рассказывал Хагрид, сидя за столом и рассеянно поглаживая Клыка по голове, — и сразу всех собрал. Даже кентавра пригласил, и мадам Пинс, и сквиба этого хромоногого, Филча… Вы, говорит, если хотите, можете уходить, если вам здесь что не нравится. Мы, мол, не будем никого преследовать. Но вы должны понимать, кто придет на ваше место. И кивает на Пожирателей, на Кэрроу на этих.
— На кого?! — я едва не вскочил со стула. — Как их зовут?
— Кэрроу, — в недоумении повторил Хагрид. — Амикус и… — он нахмурился. — Электра… Алектра… Алекто, сестра его. Да, так вот, — продолжал он, не обращая внимания на мое изумление. — Если кто уйдет, на их место он возьмет Пожирателя. Разумеется, при таком раскладе все остались — хватит со школы и трех. Минерва теперь не заместитель, а Снейп сидит в кабинете директора. — Голос у Хагрида был расстроенным. — И как он будет ему в глаза смотреть?
— Кто — кому? — не понял я.
— Дамблдору, — вздохнул Хагрид. — Портрету его.
"Точно, — подумал я. — Там же теперь висит его портрет".
Хагрид продолжал рассказывать о чем-то еще, но я слушал вполуха, отвлекшись на мысли о Кэрроу. Фамилия, визуальное сходство… все это не могло оказаться простым совпадением. Они действительно являлись родственниками моей интернатской воспитательницы, но важно здесь было не то, кем именно она им приходилась — сестрой, теткой или кузиной, а то, что она работала в обычном маггловском детдоме. Волшебница никогда не выбрала бы себе такое занятие. Я усмехнулся. Сквиб в семейке Пожирателей! Хороший козырь в рукаве, если парочка этих клоунов вдруг решит меня прижать.
Упоминание Хагридом портрета Дамблдора вызвало во мне новый виток размышлений о его планах. Мог ли он предполагать, что Волдеморт пожелает видеть Снейпа директором школы? Или это решение было принято заранее, еще до того, как Дамблдор был убит, и Снейп обговаривал с ним возможные варианты дальнейшего развития событий?
Теперь план Дамблдора казался мне айсбергом, вершину которого я видел, но о подводной, то есть о большей части не имел никакого представления. Целый вечер я просидел перед камином, рассматривая написанные для Аберфорта пейзажи и стараясь найти ответы на все эти вопросы, после чего принял для себя, что Темный Лорд видел Снейпа на месте Дамблдора еще до смерти последнего, и это положение вещей покойный директор не мог не учесть. Отсюда следовал другой малоприятный вывод: оставаясь в Хогвартсе, Снейп ничего не будет знать о свежих планах Темного Лорда, а значит, и моя роль в этой войне была иной, чем представлялось ранее.
Следующие несколько дней деканы факультетов вместе с обоими Кэрроу бродили по замку, то тут, то там накладывая заклинания согласно им одним понятной схеме. Я не менял своего режима, рано утром вставал на тренировку и большую часть дня, благо погода оставалась солнечной, проводил за мольбертом. Слагхорн был занят делами вместе с остальными преподавателями, так что я работал в полном одиночестве, уделяя вечернее время книгам, безделью и бесплодным размышлениям. Но когда с середины августа зарядили дожди, мне стало лень подниматься ни свет ни заря, чтобы выходить под холодный ливень ради патронуса.
Из-за испортившейся погоды я завершал свой последний пейзаж в слизеринской гостиной, под ярким светом наколдованного шара. Кэрроу больше не пытались указывать мне, что делать, а того, что я слышал, периодически натыкаясь на них в замке, с лихвой хватало для оценки уровня их умственного развития. Профессора относились к ним с плохо скрываемой брезгливостью, однако Кэрроу не были слишком чувствительны и попросту не замечали подобных нюансов чужого поведения.
Демонстрировать презрение к Снейпу было гораздо сложнее. Как и подобает директору, он не слишком баловал окружающих своим присутствием, почти всегда игнорируя ужины и лишь изредка появляясь в коридорах, чтобы проверить укрепленные заклинаниями области замка. Я плохо представлял, в чем конкретно заключается работа директора школы, но судя по совам, то и дело мелькавшим перед окнами, бездельем, в отличие от меня, он не страдал.
Однажды поздним вечером, когда я уже в который раз пытался завершить картину, трудясь над тучей, спускающейся с островерхих гор на заднем плане, дверь в нашу гостиную отворилась, и на пороге возник Кэрроу с довольным выражением лица.
— Давай, заканчивай свои художества, — бросил он, подходя ко мне и обегая глазами расставленные на диванах пейзажи. — Вот этот вроде ничего, — он указал на полотно, где хижина Хагрида изображалась в виде черной башни с острыми металлическими шипами вокруг каждого этажа. — Повешу у камина, самое оно будет.
— Неужели, — сказал я с сомнением в голосе. Кэрроу круто развернулся и произнес:
— Надевай мантию и пошли. Может, я их потом все заберу, — с усмешкой добавил он.
Положив кисть, я отправился в спальню, испытывая облегчение от того, что скоро, наконец, все прояснится, и уже знакомый прилив энергии перед лицом грядущей опасности. Забравшись первым делом под кровать, я вытащил оттуда папку со старыми набросками, снял с шеи монету и запихнул ее под листы бумаги. Потом немного подумал, вынул из крепления палочку и спрятал туда же. В конце концов, если Волдеморт захочет меня убить, палочка не поможет, но если он решит отомстить за смерть Фенрира, она окажется моим единственным уязвимым местом. Мысль о том, что я могу лишиться своего оружия, рождала гораздо больший страх, нежели высокая вероятность собственной гибели. Засунув папку обратно и сняв крепление, я набросил на плечи мантию и вернулся в гостиную, где Кэрроу по-прежнему рассматривал мои пейзажи.
— Зря ты убил оборотня, — говорил он с деланным сочувствием, пока мы поднимались по лестнице, ведущей из подвалов на первый этаж. — Того гляди, и обошлось бы все, а так… — Кэрроу вновь усмехнулся, но больше не проронил ни слова до тех пор, пока не открыл двери на улицу, под холодный, уже почти осенний ливень.
— Как выйдем за пределы Хогвартса, не вздумай аппарировать, — предупредил он, направляясь к воротам. — Попытаться ты, конечно, можешь, — он хихикнул, — но вряд ли у тебя получится: наши люди следят за входом и снимут антиаппарационный барьер только по моей команде.
Я ничего не ответил. Мне и в голову не приходило бежать. По ту сторону ограды, накрыв головы капюшонами, действительно стояли трое людей в мантиях, едва различимые в подступающей ночи черные фигуры. Кэрроу захлопнул ворота и крепко вцепился мне в руку.
— Давай, — сказал он. Ближайший к нам человек махнул палочкой, снимая заклинание, и через секунду мы аппарировали.
В месте нашего прибытия дождь оказался сильнее, чем над Хогвартсом, но ветви и листва скрытых во тьме деревьев немного рассеивали прямые потоки воды, создавая приятный мягкий шум. Кэрроу не отпускал меня до тех пор, пока на нашем пути не выросли высокие ворота, утратившие свою материальность после того, как он вытянул перед ними левую руку. Быстро пройдя по длинной аллее, мы очутились на крыльце особняка, размеры которого мне было сложно оценить из-за низких туч и сплошной стены дождя.
В доме стоял почти такой же мрак, что и на улице; лишь несколько оплывших свечей указывали посетителям путь к расположенным напротив входа дверям с тускло поблескивавшими золотистыми ручками. Кэрроу повертел головой, словно ища кого-то, но в холле было пусто, если не считать десятка развешенных по стенам портретов, чьих лиц я не разглядел в полутьме. Кэрроу коснулся палочкой сперва себя, потом меня, и я почувствовал, как вымокшая под дождем одежда постепенно начинает высыхать.
— За мной, — шепотом приказал Кэрроу и первым направился к следующим дверям. В доме стояла полная тишина, словно в нем давно уже никто не жил. Здесь не было даже запахов. Я больше не смотрел по сторонам, пытаясь сосредоточиться и настроить себя на предстоящее испытание, но когда Кэрроу ввел меня во второе помещение, похвастаться полным спокойствием все же не мог.
Мы оказались в просторном зале с высокими лепными потолками и огромным мраморным камином у левой стены. Горевший в нем огонь не мог осветить все пространство зала, и в дальних углах сгущалась та же чернота, что встретила нас в холле, однако здесь, в отличие от холла, было тепло. Посреди гостиной стоял длинный стол, за которым располагалось двое мужчин: одним из них оказался Снейп, лицо другого было мне не знакомо. В кресле рядом с камином устроился Темный Лорд, а Нагайна положила голову ему на колени. Большое тело змеи спускалось на пол и исчезало за спинкой кресла. При виде нас Волдеморт повел рукой и сказал:
— А вот и обещанный сюрприз. Ты можешь идти, Амикус.
Кэрроу явно не ожидал, что его роль окажется лишь транспортной. Он замешкался, покосившись в сторону Снейпа и незнакомца, но потом все же покинул зал, пятясь, словно на приеме у королевы.
— Ближе, — сказал мне Волдеморт после того, как Кэрроу закрыл за собой двери. Я подошел к тому краю стола, что находился неподалеку от кресла, скользнув взглядом по Снейпу и незнакомому Пожирателю. Снейп словно не замечал моего присутствия, не сводя черных глаз с Волдеморта, однако его сосед провожал меня с интересом и легкой усмешкой на губах.
— Полагаю, — спокойно продолжил Темный Лорд, — на этот раз мы доведем нашу беседу до конца. Никто нас не прервет и не побеспокоит.
Он сделал долгую паузу, глядя на меня и на сидящих за столом. Нагайна блаженствовала, подставив голову под руку Волдеморта, а тот рассеянно гладил ее, словно домашнего зверька. Наконец, он прервал молчание.
— Мне казалось, — проговорил он, — тебе нравятся оборотни.
— Только если они не пытаются меня укусить, — ответил я.
— Вот как? — с легким скептицизмом сказал Волдеморт. — Однако у всех моих Пожирателей был четкий приказ не убивать тебя в том случае, если ты решишь принять участие в сражении.
— Оборотни бывают импульсивны, — заметил я.
— Бывают, — все это время Волдеморт не сводил с меня глаз, и каждую секунду я ожидал вторжения в свое сознание. — Но не настолько, чтобы нарушать мои приказы.
Выдержав несколько секунд паузы, я сказал, холодея от собственной наглости:
— Я прошу прощения за то, что сделал. Мне казалось, смерть оборотня вряд ли может кого-то огорчить.
Поглаживающая Нагайну рука Волдеморта замерла. Казалось, даже поленья в камине стали потрескивать тише. Действительно, я поставил Темного Лорда в очень неудобное положение. Он не мог признать, что расстроен из-за гибели Фенрира, но и не мог возразить мне — это бы означало, что он оправдывается. Вероятно, Волдеморт уже сожалел о своем решении разговаривать со мной в присутствии двух свидетелей, и словно в ответ на эту мысль я услышал его приказание:
— Северус, Яксли, оставьте нас.
Оба беспрекословно поднялись и молча покинули зал. Оказавшись наедине с Темным Лордом, я испытал заметное облегчение — мне вовсе не хотелось умирать на глазах у Снейпа. Волдеморт снова принялся гладить Нагайну, какое-то время не обращая на меня внимания. Наконец, он поднял голову и посмотрел мне в глаза.
— Ведь ты бы не пришел ко мне сам?
— Нет, — сказал я.
— Гордость, Линг, это смертный грех, — задумчиво проговорил Темный Лорд, и слышать от него подобные слова было неожиданно и странно. — Иногда, особенно в периоды смуты, приоритеты смещаются, и человеку следует переступить через собственную гордость, чтобы добиться желаемого, чтобы вынести из ситуации все уроки, которым та может его научить. И лишь когда он преодолеет это искушение — искушение гордыней, искушение своей особенностью, своим отличием от окружающих, — на место гордости придет то единственное, что способно его возвысить — смирение. — Темный Лорд помолчал. — Ты, наверное, думаешь, что не мне об этом рассуждать, — продолжил он, — и в свете происходящего в стране смирение кажется не самым рациональным поведением, однако все это я делаю не для себя. — Он медленно покачал головой. — Для себя мне ничего не надо. У меня есть все, чего только можно желать. — Волдеморт перевел взгляд на пылающий в камине огонь. — Это время… оно требует жертв. Нет, не гекатомбы трупов, но внутренней жертвы каждого из нас. Оно обнажает наше истинное лицо, ставя перед тяжелыми решениями, и судить сделанный нами выбор будем уже не мы, а те, кто придет следом, кто получит в наследство этот мир.
Аккуратно приподняв голову своей змеи, Темный Лорд переложил ее на подлокотник, и Нагайна слегка переместилась, чтобы дать ему встать с кресла.
— У тебя, Линг, тоже есть выбор, — сказал Волдеморт, приблизившись ко мне почти вплотную. — Ты помнишь, что я предлагал, и поверь — это далеко не все. Но если ты откажешься, я не буду принуждать тебя, не буду преследовать и оставлю в покое. Мне не нужны трусливые слуги — их у меня полно. Мне не нужны безмолвные марионетки и льстивые приспособленцы — на них нельзя положиться. — Темный Лорд опустил руку мне на плечо. — Мне нужны те, кто их сменит. Те, кто будет управлять страной после всей этой смуты, кто начнет строить новый мир на том фундаменте, что закладывается сейчас, в эти самые дни… Мы — не банда садистов, что бы там ни утверждал Дамблдор. Мы, если угодно, — он помедлил, — чернорабочие. Да, чернорабочие, которые вынуждены выпалывать сорняки, сколь бы красивыми они ни казались, потому что, как тебе наверняка известно… — Темный Лорд слегка усмехнулся, — у сорняков весьма развитая корневая система, и им требуется очень мало времени, чтобы заполонить собой весь сад, уничтожив благородные растения. Мы взяли на себя неприятную роль, неблагодарную, черную работу, но кто-то должен ее делать, чтобы потом на чистую, свежую, подготовленную почву пришли вы, те, кому придется только созидать, растить новый сад и наслаждаться его плодами.
Он вернулся к креслу и остановился рядом, лицом к огню.
— Но не все понимают, что для обретения чистоты сперва нужно смыть грязь. Не все осознают, что процесс очищения, процесс избавления от старого, косного, мешающего идти вперед, всегда связан с болью. Это как феникс, Линг. Чтобы возродиться, надо сгореть. Но… — он покачал головой, — гореть никто не хочет. — Волдеморт снова сделал паузу. — Итак? — он обернулся ко мне. — Могу ли я на тебя рассчитывать? Или ты предпочтешь наблюдать за тем, как творится история, со стороны?
— Я предпочту участвовать, — ответил я.
Темный Лорд снова сел в кресло, и Нагайна вернулась к нему на колени.
— Ты должен знать, — продолжил он, — что это участие накладывает на тебя определенные обязательства. Ты больше не будешь один, сам по себе. Ты станешь представителем новой силы, взявшей на себя ответственность за будущее каждого волшебника в этой стране. Глядя на тебя, твои ровесники будут судить и о ней. Глядя на тебя, они задумаются над тем, стоит ли им вносить свой вклад в работу этой силы, и ты обязан вести себя так, чтобы они приняли правильное решение. Но, полагаю, все это ты прекрасно понимаешь и сам, а потому я убежден, что мое доверие к тебе окажется оправданным.
Волдеморт замолчал. На этот раз пауза затянулась надолго, но атмосфера в зале была спокойной, даже умиротворяющей.
— Осталась последнее, — сказал Темный Лорд через минуту. — Подойди.
Я сделал пару шагов и оказался рядом с креслом. Нагайна приподняла большую голову, ревниво глядя на меня желтым глазом с вертикальным зрачком. Волдеморт указал на мою левую руку и достал палочку.
Мне представлялось, что возникшая в воздухе зеленоватая, слегка расплывающаяся Темная Метка должна была произвести эффект, подобный Круциатусу или ожогу, ведь со стороны она выглядела настоящим клеймом. Когда контуры черепа со змеей коснулись моего предплечья, я почувствовал жжение, но эта боль оказалась не зашкаливающей и отключающей мозги — находясь на грани болевого порога, она была в чем-то приятна, позволив мне снова почувствовать себя живым, как во время пройденных немногочисленных сражений. По мере проступания на коже отчетливых контуров клейма свечение исчезало, и спустя пару десятков секунд заклятье прекратило свое действие.
— А теперь позови сюда своего наставника и подожди снаружи, — проговорил Темный Лорд с легкой улыбкой на губах. Потревоженная Нагайна недовольно сползла на пол, медленно исчезая за спинкой кресла. Я поправил мантию и быстро покинул теплую гостиную, снова оказавшись в сыром, холодном холле. Двери на улицу, где до сих пор шумел дождь, оказались открыты; у выхода, прислонившись к косяку, стояли друг против друга Снейп и Яксли. В полумраке не было видно их лиц, но оба при виде меня выпрямились и повернулись навстречу.
— Он вас зовет, — сказал я Снейпу, приблизившись к дверям. Тот молча направился в гостиную, а я остановился на пороге рядом с Яксли, глядя в ночную темноту.
— Мы уж думали, ты не вернешься, — негромко произнес он. — Что тобой Нагайна закусила.
— Почему? — спросил я просто так, чтобы не молчать.
— Так ведь сколько всего ты наворотил! — Яксли усмехнулся. — И оборотня убил, и тогда, в Министерстве, будь здоров постарался. А сейчас как с ним разговаривал?.. Ты, видно, легко отделался, раз на своих двоих оттуда вышел.
"Это как посмотреть", подумал я, но ничего не ответил. Дождь постепенно стихал, но низкие облака не пропускали лунные лучи, и сад передо мной был погружен во тьму. Уличный воздух наполнялся тонким ароматом невидимых цветов, контрастируя с безрадостной, пресной атмосферой дома. После такой интенсивной концентрации приятно было, наконец, расслабиться, однако вслед за расслаблением в голову полезли разные невеселые мысли. "Потом, — сказал я себе. — Не здесь и не сейчас. Сперва надо отдохнуть".
Через несколько минут Снейп вернулся от Волдеморта. Подойдя к нам, он кивнул Яксли на дверь в зал, и когда тот поспешил к Темному Лорду, одарил меня таким взглядом, что мне стало не по себе. Однако длилось это лишь мгновение. Снейп вышел под мелкий моросящий дождь и устремился к воротам, держа перед собой светящуюся палочку. Я последовал за ним, угнетенный еще сильнее из-за его непонятной реакции. Чем он может быть недоволен? Моим согласием? Но разве он ожидал чего-то другого?
Покинув территорию поместья, Снейп в молчании прошел десятка два шагов и безо всякого предупреждения аппарировал. Я остался в одиночестве, не успев сообщить, что не взял с собой палочку. Впрочем, долго ждать мне не пришлось. Послышался негромкий хлопок, и передо мной вновь возникла черная фигура Снейпа. Я был рад, что не вижу его лица.
— В чем дело, — сказал он.
— У меня нет палочки, — ответил я. — Она в школе осталась.
Несколько секунд он не двигался с места, потом шагнул ко мне, схватил за руку, и вместе мы аппарировали в Хогвартс.
— Погасите свет! — рассержено рявкнул Снейп, когда после прибытия к воротам замка нам в глаза ударил Люмос дежуривших неподалеку Пожирателей.
— А, это снова вы, сэр, — смущенно проговорил один из них, и Пожиратели один за другим опустили свои палочки. — Извините, но у нас приказ…
— Я же сказал, что сейчас вернусь! — Снейп коснулся цепей на воротах, и они поползли в стороны, раздвигая тяжелые створки. Мы быстро пересекли школьный двор, вошли в замок, но, к моему удивлению, Снейп не стал подниматься на седьмой этаж, а спустился в подвалы и повел меня в свой старый кабинет.
Здесь все оставалось по-прежнему: на шкафах пылились банки с мертвыми тварями — источниками моего вдохновения, на столе лежала стопка учебников. Снейп запер дверь и прошел к креслу; я сел на стул, только сейчас осознав степень своей усталости. Левую руку все еще жгло, но это жжение было приятным. Однако, несмотря на усталость, мое угнетенное состояние исчезло, уступив место обиде.
Когда-то Дамблдор заметил, что я не люблю выслушивать в свой адрес слова похвалы. И действительно, не похвала и не одобрение мотивировали меня в учебе и в жизни; напротив, моими стимулами были указания на ошибки, промахи и слабости. Даже несправедливые замечания я старался обращать себе на пользу. Но в такой сложной и тонкой области приложения сил, как внутренний рост, между учителем и учеником, по моему мнению, должна была существовать честность. После шести лет жизни в Хогвартсе я довольно неплохо представлял, чего могу ожидать от Снейпа, однако сейчас мне казалось, что такого отношения я не заслужил. У него не было причин сердиться из-за Метки — я сделал только то, чего ожидал от меня Дамблдор, и Снейп не мог этого не знать!
Я недовольно смотрел на директора, желая услышать объяснения, но Снейп, до сих пор не поднимавший на меня глаз, начал совсем с другого.
— Мне хотелось верить, что я вас здесь не увижу, — проговорил он, сцепив пальцы в замок и положив их на стол, покрытый тонким серым слоем пыли. Несколько секунд я пытался сообразить, что он имеет в виду, а когда понял, то не знал, возмущаться мне или смеяться.
— Вы думали, я трус? — удивленно спросил я. — Думали, я сбегу?
— Я не считаю вас трусом, — Снейп, наконец, посмотрел на меня, и сейчас это был его обычный взгляд, темный, холодный и бесстрастный. — Я считаю вас человеком, полностью лишенным инстинкта самосохранения.
Для меня эти слова прозвучали как невероятный комплимент, и я не смог сдержать довольной улыбки. На моего наставника, разумеется, эта улыбка произвела отнюдь не благоприятное впечатление.
— Вы довольны, — продолжал Снейп, — потому что не отдаете себе никакого отчета в том, что сегодня случилось. Вы не понимаете, что навсегда испортили себе жизнь, подвергли себя смертельной опасности, поддались… — он качнул головой, словно отгоняя неуместные мысли. — Вас втравили в это, втравили еще ребенком, а вы сидите передо мной с таким видом, будто вам сделали подарок!
Я воспользовался возникшей паузой для объяснения своей позиции, совершенно не желая, чтобы меня считали невинной жертвой коварного директора.
— Но это действительно подарок, — возразил я, надеясь, что Снейп не станет меня перебивать. — Я прекрасно отдаю себе отчет во всем, что вы сейчас сказали — и в опасности, и в роли Дамблдора… Только я не портил себе жизнь. Наоборот. Далеко не каждому выпадает шанс получать такие уроки у таких учителей, и я не собираюсь его упускать.
Немного помолчав, Снейп спросил:
— Это он сам вам сказал… о роли?
— Он никогда ничего не говорил мне сам, — ответил я, — но всегда давал возможность догадаться.
Снейп вздохнул. Его заметно подавлял мой оптимизм, хотя я не видел особых причин для переживаний. Ко всему прочему, с каким бы пренебрежением он не относился к философии, открывшейся мне в книгах о тибетских колдунах, она помогала мне эффективнее учиться и оценивать свой жизненный опыт с более позитивной точки зрения.
— Ну хорошо, — наконец, проговорил Снейп, поднимая голову. — Раз вы считаете, что доросли до таких уроков, вот вам урок. С сегодняшнего дня ваша жизнь изменилась настолько, что вы и представить себе не можете, и вам следует знать, к чему быть готовым. Во-первых, Кэрроу. Они, конечно, дураки, но дураки усердные, а потому их нельзя недооценивать. Здесь вашим преимуществом является благосклонность Темного Лорда — вам он спускает с рук то, чего остальным бы так легко не простил. Однако, надеюсь, вы понимаете, что все это до поры до времени — наступит момент, когда он потребует от вас конкретных дел, и его кредит доверия придется отрабатывать. С Кэрроу будьте предельно внимательны, ведите себя вежливо, но держитесь на расстоянии — никакой фамильярности и никакой наглости. Это ясно?
Я кивнул.
— Второе, — продолжал Снейп. — Ваше положение в школе. То, что теперь у вас на руке Метка, преподаватели узнают сразу же после того, как я расскажу об этом Кэрроу. Со всеми теми неприятностями, которые у вас возникнут — а они возникнут, особенно когда начнется учебный год, и сюда вернутся студенты, — вам придется разбираться самостоятельно. Ни на кого не надейтесь и никому не верьте. У вас больше нет ни друзей, ни товарищей — ради их же блага.
Я снова кивнул. Снейп покачал головой.
— Вы проявляете непозволительное легкомыслие, — сказал он. — Думаете, все это игра?
— Мне кажется, — ответил я, — вам опять не понравится моя точка зрения.
— Вам правильно кажется, — недовольно отрезал Снейп и немного помолчал. — Хорошо. Слушайте дальше. На имя Темного Лорда наложено табу — его произнесение запускает сигнальные чары и вызывает ловцов. Вы, я знаю, большой любитель называть его по имени, так что с этих пор вам придется держать свой рот на замке, иначе попадете в серьезные неприятности, даже несмотря на Метку.
Он сделал паузу.
— Теперь что касается Метки. Не могу не признать, что ваше… ваша склонность к неоправданному риску на этот раз оказалась полезной. Каким бы диким не представлялось на первый взгляд то, что вы не взяли с собой палочку, благодаря этому шагу вам удалось избежать серьезных проблем. Чары Метки не просто связывают нас и Темного Лорда; это сложное многоуровневое заклинание, и на каждого оно действует по-своему — у вас еще будет время в этом убедиться. Чары оказывают влияние и на палочку, которую подавляющее большинство волшебников… — Снейп посмотрел на меня в упор, — носит с собой всегда. Однако вашей палочки чары не коснулись, и это большой плюс.
Он снова замолчал, откинувшись на спинку кресла.
— Чары Метки временно разбалансируют магические поля волшебника, так что в ближайшие дни вам может хуже удаваться даже самое простое колдовство. Потом равновесие восстановится, но многие после получения Метки замечали серьезные изменения в качестве исполнения заклинаний. Эти изменения тоже индивидуальны…
"Просто научная тема, — подумал я. — Можно кандидатскую писать, "Избирательное изменение каталитической функции палочки после воздействия на нее чар Темной Метки". Интересно, а с точки зрения патронуса я теперь тоже весь в белых нитях? Да, кстати, патронус…"
— Вы не слушаете! — донеслись до меня слова Снейпа. Я постарался сосредоточиться и выкинуть из головы соблазнительные мысли о влиянии Метки на патронуса. — Это вам не урок истории, где можно целый год бездельничать, потом вызубрить наизусть учебник, чтобы после экзамена снова все забыть!
Он поднялся и вышел из-за стола.
— Я не тешу себя иллюзиями, что вы, наконец, возьметесь за ум и перестанете создавать себе проблемы, — сердито закончил Снейп, — но поверьте, сделаю все, чтобы в новом году у вас не было времени ни на что, кроме учебы!
Вернувшись в гостиную, я первым делом проверил, не стащил ли Кэрроу приглянувшийся ему пейзаж, однако несмотря на его прозрачные намеки, все картины остались на месте. Позже, сидя на кровати и рассматривая Метку, я вспоминал сказанные Волдемортом слова и не мог не признать, что его речь все-таки произвела на меня впечатление.
Темный Лорд, безусловно, учел всю собранную обо мне информацию и уже не был столь прямолинеен, как в нашу первую и вторую встречу. Он не говорил напрямую о магглорожденных — слово "сорняки" я имел возможность трактовать, как угодно мне самому. Упоминание Дамблдора не несло в себе негативного оттенка, а сравнение с фениксом могло намекать на то, что Волдеморт отдает должное своему павшему противнику. К тому же, я совершенно не ожидал от него самокритики и философских рассуждений о грехах и искушениях, а потому стоило ли удивляться, что ему вновь удалось завоевать мое внимание и заставить задуматься?
Конечно, его фразы по большей части были отвлеченными, скрывая за образностью и абстракциями реальную картину происходящего, и в них, несомненно, скрывалась ложь — я ни на миг не поверил, что мой отказ присоединиться к сторонникам Волдеморта обошелся бы без последствий. Но несмотря на все эти очевидные вещи, его речь оказалась созвучна с чем-то жившим внутри меня, чего я до сих пор не мог определить. Что-то в его словах действительно было "моим" и не вызывало отторжения. Если отбросить всю философию, все эти "сады" и "сорняки", что остаётся в результате? О чем на самом деле говорил мне Темный Лорд?
Я вздохнул, не чувствуя в себе готовности докапываться до таких глубин. Утро вечера мудренее. В конце концов, ответы никуда не денутся — они уже есть, они во мне, и их надо просто услышать.