Близящаяся весна заявила о себе метелями, оттепелями и возвращением прежних проблем. Отряд Дамблдора вышел из спячки и с новым пылом принялся играть на нервах Кэрроу. Лонгботтом больше не ограничивал себя одними лишь надписями на стенах, которые опять начали появляться с завидной регулярностью, несмотря на ночные дежурства преподавателей. Однажды по всему Большому залу оказались разбросаны листовки с напоминанием, что "Гарри Поттер ЖИВ!" За эту выходку ОД попало почему-то Филчу: видимо, по логике Кэрроу, раз он сам проживал на первом этаже, то должен был следить за ним особо. Впрочем, скоро Филч компенсировал унизительную выволочку Алекто, поймав у тюремных дверей двух студентов Хаффлпаффа, вознамерившихся каким-то образом проникнуть внутрь и освободить узников с младших курсов, на которых Кэрроу начали отыгрываться за свою неспособность поймать активных членов Отряда за их подрывной деятельностью.
Растущее бессилие Кэрроу и молчаливый саботаж их указов остальными профессорами, которые не спешили отлавливать ночных партизан, породили настоящую волну насилия. Если раньше оба Кэрроу не распускали рук, то теперь частенько применяли в качестве наказаний довольно болезненные заклятья, вызывая молчаливое, но вполне зримое недовольство со стороны учеников и преподавателей. Чем ближе становилась весна, тем энергичнее вели себя противоборствующие стороны, провоцируя друг друга и все сильнее закручивая спираль взаимной ненависти.
Я не знал, что тут можно сделать. Кэрроу, имевшие список всех участников ОД, могли бы прижать их вообще без каких-либо доказанных причин. Обстановка в школе становилась все напряженнее, и оставалось надеяться лишь на благоразумие Лонгботтома и Джинни — что, разумеется, было бы наивно и смешно.
Впрочем, несмотря на такое весеннее обострение, большинство студентов вели себя как обычно: общались, учились, сдавали зачеты и с нетерпением ожидали наступления тепла.
После происшествия в "Кабаньей голове" Снейп не вызывал меня и даже не смотрел в мою сторону, из чего — а также из оскорбительных слов коменданта, — я сделал вывод, что они с Тейлором находятся далеко не в лучших отношениях, и директор не собирается облегчать ему задачу по воспитанию будущего новобранца. Однако нашлись люди, которые все-таки решили воззвать к моему благоразумию. Через несколько дней Кэрроу пригласил меня в свой кабинет. В то время Отряд Дамблдора еще не развернул весеннюю кампанию, и настроение Амикуса оставалось прежним.
Я вошел в тот момент, когда Кэрроу копался в столе, что-то бурча себе под нос. При мне он отложил поиски и с несчастным видом уселся в кресло.
— Ответь мне на один-единственный вопрос, — сказал он. — Зачем? Зачем ты это сделал?
Он выглядел таким озабоченным, что я невольно усмехнулся.
— Ему смешно! — воскликнул Кэрроу и даже стукнул ладонью по столу. — Прекрати сейчас же ухмыляться!
Я сделал серьезное лицо и ответил:
— Просто так. Чтобы он не указывал.
— Он имеет полное право тебе указывать! — простонал Кэрроу. — Ди, ты неуправляем! Ты никого не слушаешь. Мы не знаем, как на тебя повлиять, как сделать так, чтобы ты понял — есть вещи, которые нельзя делать, просто нельзя!
— Я слушаю, — возразил я, — только не всех подряд.
— Тейлор — не "все подряд". Теперь это очень важный для тебя человек…
— Да он мне никто! Я его видел три раза в жизни. И мне не говорили, чтобы я ему подчинялся.
— А кто тебе должен это говорить? — Кэрроу в недоумении развел руками.
— Директор или Темный Лорд, — ответил я.
Кэрроу вздохнул.
— Директор, — повторил он. — В том-то и дело, что Северус не скажет. У него с Тейлором очень непростые отношения. Хотя, — Кэрроу покачал головой, — с кем они у него простые… Эта служба Дамблдору многих настораживала, и Тейлора в том числе. К тому же он — чистокровный во втором поколении, — замдиректора усмехнулся, — и очень щепетилен в вопросах крови, почище иных аристократов, которые иногда до того доходят, что на своих братьях-сестрах женятся. А Повелитель… — Кэрроу снова вздохнул. — Как ты считаешь, что он скажет, когда узнает, что ни я, ни директор не способны с тобой справиться? Вот ты подумай — что?
Я ощутил, как по коже бегут мурашки. Это же надо быть таким идиотом! Ведь я действительно могу подвести Снейпа! Мне стало невероятно стыдно и даже страшновато. Вдруг Волдеморт снимет его с должности, рассердившись на то, что он либо потакает моей наглости, либо действительно не способен на меня повлиять? Кэрроу заметил мои сомнения, и в его голосе затеплилась надежда:
— Понимаешь теперь, к чему могут привести твои безобразия? Тебе же просто позволяют наиграться, а потом так запрягут, что мало не покажется. Пожалуйста, не зли его больше, — сказал он, прижимая руку к груди. — Думай о нем, что хочешь, но гордость свою поумерь. Он ведь твой будущий начальник — представляешь, каково тебе придется?
На это мне было наплевать. Я думал о другом. Обычно я всегда старался просчитывать последствия чьих-то или своих поступков, но иногда эта функция словно отключалась, и мои действия переставали подчиняться всякой логике. Я, словно маленький ребенок, исследовал пределы собственных возможностей и до сих пор ни разу не получал по рукам. Даже перейдя все разумные границы и напустив патронуса на Волдеморта, я вышел сухим из воды — ни он, ни кто-то другой так и не поставили меня на место. Где же оно было? Я не знал. Весь мой предыдущий опыт ясно указывал: пределов дозволенному не существует. Вероятно, поэтому я регулярно испытывал терпение людей, которые за меня отвечали, и с их точки зрения поступал безрассудно — просто я хотел, чтобы меня, наконец, остановили.
Следующие несколько визитов в Хогсмид я присматривался к поведению Пожирателей и самого коменданта. Тейлор больше не заговаривал со мной, даже если мы встречались у Аберфорта. Вначале я подумывал зайти к нему и повиниться; пусть даже он не поверит в мою искренность, но, возможно, решит, что меня послал Снейп, и тогда передумает докладывать Темному Лорду о случившемся. Однако позже я отказался от этой мысли. Я не буду говорить с Тейлором. Если в адрес Снейпа последуют какие-то санкции, я добьюсь встречи с Волдемортом.
Отряд Дамблдора, Тейлор и грядущие экзамены были важными, но не единственными моими проблемами. Внезапно я очутился в центре внимания значительного числа студенток, для которых до сих пор был пустым местом. Вскоре после январского ритуала и разговора с Пирсом я начал замечать на себе подозрительные взгляды некоторых девушек с самых разных курсов и факультетов, и постепенно эти взгляды из подозрительных превращались в заинтересованные.
Весна была здесь не при чем — прежде я никогда не становился объектом столь широкомасштабной охоты. Я не понимал, откуда вдруг ко мне пробудился такой активный интерес, и чувствовал себя очень неуютно, когда оказывался в осаде учениц шестого или пятого курсов, просивших объяснить такое-то заклинание, сякое-то зелье, и правда ли, что в прошлом году мой патронус отгрыз голову гигантскому оборотню. Во всем этом требовалось поскорее разобраться, спросив совета у человека, который понимал в этой области побольше моего. Дождавшись подходящего момента, я предложил Полине пройтись. Мы уединились в пустой аудитории, и я как мог рассказал ей о необычном поведении женского населения школы.
— Не знаю, что на них нашло, — жаловался я. — Просто коллективное помешательство. Ты ведь разбираешься в таких вещах — объясни, может, это чья-то шутка? Достали уже мелкие, которые постоянно рядом околачиваются…
Полина выглядела очень довольной тем, что я обратился к ней за разъяснениями, и была готова посвятить меня в женский образ мыслей как можно детальнее.
— Бедняжка, — с издевательской улыбкой проговорила она. — О таком, конечно, в учебниках не напишут. На самом деле все очень просто — они просекли, что ты встречаешься с Балстроуд.
— Я с ней не встречаюсь…
— Говори-говори, — хмыкнула Полина.
— Да как это можно просечь? — в недоумении воскликнул я, решив не углубляться в детали. — Мы же практически не общаемся — только по делу.
Полина покачала головой.
— Неважно, сколько вы общаетесь, — сказала она, — важно, как вы себя при этом ведете. Такие вещи трудно объяснить: это просто видно. Пойми, до сих пор тебя воспринимали как такого чудика, который только и знал, что сидел в библиотеке, уткнувшись носом в свои учебники, ни за кем не пытался ухаживать, и вообще непонятно, интересовался девушками или нет. Даже если ты кому-то и был симпатичен, они считали, что тебя невозможно зацепить. А тут выясняется, что еще как возможно, и сделала это не какая-нибудь писаная красавица или, скажем, интеллектуалка, а замухрышка Балстроуд, которая всегда была на вторых ролях… Погоди, не перебивай, — Полина подняла руку, видя, что я собираюсь вставить слово. — Твой статус немедленно возрос. Если раньше их героями были квиддичные игроки и всякие смазливые мордашки вроде Забини, то сейчас мордашка и квиддич котируются гораздо ниже социального статуса. А у тебя большие перспективы, серьезные знакомства, и хотя ты зануда, это можно потерпеть. К тому же, они не считают Балстроуд конкуренткой. Никто из них не понимает, что ты в ней нашел — ни кожи, ни рожи… Да помолчи ты! — воскликнула Полина, когда я попытался перебить ее во второй раз. — Я тебе объясняю, что думают они, а не я. Мне-то понятно, почему у вас с Миллисент все срослось. Она не дура, если смогла тебя удержать, и, видно, тоже прагматик. Поэтому, Линг, терпи, — с ехидством закончила Полина. — Популярность — это тяжкий крест.
До сих пор мысль о статусе не приходила мне в голову; не думал я и о том, как меня видят окружающие и по каким критериям оценивают. После лекции Полины я спросил у Балстроуд:
— Слушай, я правда зануда?
— В некотором смысле, — ответила она, ничуть не удивившись такому вопросу.
— Не знал, что есть разные смыслы…
— По поведению ты не зануда, совсем наоборот — ты только на вид тихоня, — Миллисент усмехнулась. — Но вот потрепаться обо всякой ерунде, а не о чем-нибудь умном, развлечься, расслабиться — этого ты не умеешь. Все, что ты делаешь, ты делаешь с какой-то целью, а у отдыха цели нет, если только побездельничать и приятно провести время. Так что в этом смысле — да, ты зануда.
Я подумал, что вполне способен болтать ни о чем, по крайней мере с Аберфортом, Пирсом и Ноттом, однако в целом Миллисент была права, и я не стал углубляться в детали, чтобы не нарваться на вопрос, с какой же целью встречаемся мы.
Тем временем Лонгботтом что-то замышлял. Уже две недели ОД не проводил никаких акций, Кэрроу немного успокоился, тюрьма опустела, и я смог на время вернуться к медитациям и экспериментам с заклятьями из книги Снейпа. Однако если Лонгботтом думал, что подобное затишье сможет обмануть мою бдительность, он прогадал. Мне совсем не хотелось повторения масштабных событий вроде похищения меча: в школе и так было неспокойно, и по моему мнению Отряд не должен был давать Кэрроу повод для репрессий, свидетелями или жертвами которых становились сейчас ученики.
Говорить с Невиллом прилюдно я уже не мог, а потому подкараулил его в туалете, намереваясь любыми способами вытянуть всю нужную информацию.
Невилл стоял у раковины и копался в своем старом потрепанном рюкзаке, вытаскивая учебники, перья, тетради и складывая их на бортик.
— Что потерял? — спросил я, закрывая за собой дверь и останавливаясь неподалеку. Невилл покосился на меня и молча продолжал свое занятие.
— Носи на шее, как Луна, — посоветовал я. — Наколдовать тебе цепочку?
— Сам как-нибудь, — буркнул Лонгботтом, с новыми усилиями погружаясь в недра рюкзака. Наконец, он отыскал галеон, переложил его в небольшой кармашек сбоку и принялся убирать вещи обратно.
— Вы что-то задумали, — сказал я. — Две недели без диверсий — затишье перед боем.
— Не трудись, — ответил Невилл, запихивая в рюкзак очередной учебник.
— Надеюсь, ты понимаешь, что все эти репрессии спровоцировали вы?
Лонгботтом выпрямился.
— Нет, — сказал он. — Их спровоцировали не мы. Репрессии проводит Министерство и Пожиратели, и это они отправляют невинных людей в Азкабан или в школьный подвал. А мы им сопротивляемся, потому что это правильно.
— Пока вы опять не начали писать на стенах всякую ерунду, ничего не было, — возразил я, пытаясь вернуть разговор в прежнее русло. Лонгботтом покачал головой.
— Было, — ответил он и, не желая ограничивать свои объяснения масштабами школы, продолжал: — Ты хоть знаешь, сколько учеников находятся сейчас в бегах из-за того, что у них родители либо магглы, либо не могут доказать свой статус? А сколько родственников тех, кто тут учится, сидит в Азкабане или пострадало от Пожирателей? У Ханны Эббот они убили мать, а магглов уничтожают вообще ради забавы! Поэтому не трать время попусту: мы будем делать то, что делаем.
— Я ведь и так могу узнать… — начал я, но договорить не успел. В следующую секунду мое тело оказалось сковано заклятьем, а Невилл направлял на меня палочку.
— Нам трудно относиться к тебе как к врагу, — сказал он, подходя ближе. — Ты помогал Гарри, пусть и по каким-то своим соображениям, Луна тебе доверяла, несмотря на Метку, и пока ты никому ничего плохого не сделал. Но если попробуешь покопаться у кого-нибудь из нас в голове, то станешь врагом, как Кэрроу и Снейп. — Он замолчал, подошел к двери, и я ощутил, что заклятье исчезло.
Замораживающее заклинание не мешало легилименции, поскольку палочка мне не требовалась, однако я был настолько ошеломлен, что не стал ничего предпринимать. Несколько секунд я просто стоял, осмысливая случившееся, а потом меня разобрал смех. Поверить не могу — я пропустил заклятье Лонгботтома! Лонгботтома! Зашедшие в туалет младшекурсники замерли на пороге, глядя на то, как я хохочу посреди пустого помещения, посмотрели друг на друга и вышли, закрыв за собой дверь.
К сожалению, я оказался прав. Продолжая присматривать за ОД, я больше не лез к ним со своими предупреждениями и отказался от мыслей о легилименции, поскольку лучше, если они все-таки не будут считать меня врагом и сохранят хоть какое-то доверие. В субботу, выходя после обеда из Большого зала, я обратил внимание, что замок покинули два члена ОД. Погода на улице стояла довольно мерзкая: третий день шел холодный дождь, а медленно таявший снег заполнил весь двор большими лужами. Повертевшись некоторое время на первом этаже, я убедился, что Отряд — по крайней мере, некоторые его члены, — собирается за пределами школы. Выждав еще минут пятнадцать, я также вышел на улицу, укрывшись от дождя капюшоном, но все равно чувствуя, как вода просачивается внутрь и неприятно холодит шею.
"Что еще они изобретают? — думал я, устремляясь к дому Хагрида. — Может, там какая-нибудь важная встреча? Например, с кем-то из леса…" Мое воображение немедленно втиснуло в берлогу Хагрида и кентавра Сильвана, и двоих его спутников, однако когда я оказался у крыльца, никаких следов копыт в снегу не обнаружилось, зато все ступени были измазаны грязью от ботинок и сапог.
Через некоторое время на мой стук выглянул Хагрид.
— Э…э… Линг? Тебе чего?
— Кончайте свои посиделки, — сказал я. — Вы бы еще устроили сборище перед горгульей, чтобы все знали.
— Ты это о чем? — спросил Хагрид. Он так и не вышел на улицу, глядя на меня из-за приоткрытой двери, за которой, впрочем, было тихо. — Какие еще посиделки?
— Да сюда человек пятнадцать прошло! — Мне не нравилось, что меня принимают за идиота. — Если Кэрроу вас застукают, мало не покажется.
— Кэрроу? А что им тут делать? Они ко мне не ходят. Ты вот что… я сейчас маленько занят, загляни попозже, ладно?
— Конспираторы хреновы, — буркнул я, когда Хагрид закрыл дверь, и повернул было к замку, однако возвращаться туда мне расхотелось, и, несмотря на погоду, я отправился к озеру.
Белая гробница Дамблдора ярким пятном выделялась на фоне черно-серой мартовской природы. Я уселся на лавку и попытался превратить валявшуюся под ногами ветку в зонтик, но вместо него у меня получилась конструкция, непохожая ни на что, чем можно было бы укрыться от дождя. "Вот бы щит, как у Волдеморта", подумал я, вспомнив нашу встречу в Министерстве. Увы, колдовство такого уровня было мне недоступно.
Я довольно долго сидел перед озером, потеряв всякое представление о времени и глядя на темные воды, по которым стучали мелкие капли дождя. Внезапно тишину прорезал треск молний, глухой стук и крики. Я мигом вскочил. Со стороны школы к дому Хагрида приближалось четыре человека. Приглядевшись, я узнал обоих Кэрроу, Макгонагалл и Слагхорна. Кэрроу вовсю палили по двери, так что никто не смог бы выйти, не попав под заклятье. Внезапно распахнулась задняя дверь, и на улицу выскочили Хагрид с Клыком. Кэрроу ринулся за ними, стреляя оранжевыми молниями, но Хагрид быстро скрылся в лесу вместе с собакой, и Кэрроу не стал их догонять.
Больше из дома никто не появлялся. Преподаватели один за другим исчезли внутри. Я снова сел на лавку, со смесью любопытства и досады ожидая финала. Спустя минут пять из берлоги Хагрида показалась целая процессия, более десятка учеников во главе с Лонгботтомом, рядом с которым шла Макгонагалл. Последними дом покинули Кэрроу. Алекто двинулась за замыкавшим группу Слагхорном, а ее брат захлопнул дверь и направился ко мне.
— Я впечатлен, — еще издалека начал Кэрроу. — У тебя хороший нюх, — он постучал пальцем по носу. — Молодец, Ди.
Подойдя и остановившись напротив лавки, он сунул руки в карманы и с довольным видом посмотрел на гробницу Дамблдора.
— Вы за мной следили, — уныло произнес я.
— Кто бы говорил, — ответил Кэрроу, смерив меня насмешливым взглядом. — Тут, знаешь ли, все за всеми следят.
Я молчал, и замдиректора продолжил:
— То, что Лонгботтом что-то затевает, мы понимали и так, но без тебя к нему было не подобраться. Ты ведь наверняка все прознаешь и опять захочешь решить проблему, так сказать, мирным путем А они, как обычно, сделают по-своему. Ладно, ладно, ты не дуйся… — Кэрроу показал на дом Хагрида. — Знаешь, что они там устроили?
— Даже представить боюсь, — сказал я, огорченный тем, что услышал.
— Вечеринку в поддержку Поттера! — воскликнул Кэрроу. — А? Каково!
— В поддержку Поттера? — переспросил я. — Там что, его портреты были? Плакаты какие-нибудь? Алтарь со свечками?
— А у нас там жучки… древоточцы, — сказал Кэрроу и рассмеялся. — Все, пойдем от этой сырости. И недовольство свое ты брось, — говорил он мне на обратном пути. — Сегодня они вечеринки устраивают, а завтра какое-нибудь покушение замыслят. Этими воспитательными беседами да уговорами ты ничего не добьешься.
— А вы чего добились своими репрессиями? — огрызнулся я.
— Репрессиями! — фыркнул Кэрроу. — Ты не знаешь, что такое репрессии. Их вот сейчас отругают, посадят на ночь в камеры да запретят в Хогсмид гулять. По-твоему, это репрессии? Репрессии — когда без всяких нравоучений прямиком в Азкабан. И родителей заодно, чтобы другим неповадно было. Вот репрессии. А это… — он махнул рукой, — это все так, шлепки по заднице.
Случившееся меня расстроило и в очередной раз заставило усилить бдительность. Конечно, я сам был виноват: не подумал, что за мной могут следить, недооценил догадливости Кэрроу. После той субботы отношения между мной и ОД все же испортились: поскольку я навел Кэрроу на их вечеринку, получалось, что Хагрид был в бегах из-за меня, скрываясь, по всей вероятности, в Запретном лесу у своего брата-великана. Впрочем, инцидент имел и положительные стороны: до самых пасхальных каникул Отряд Дамблдора не провел больше ни одной акции.
Чем ближе становились экзамены, тем лучше мы понимали, почему в прежние годы все седьмые курсы казались весной немного не в себе. Преподаватели нас не щадили, стараясь, чтобы мы не ударили в грязь лицом и не завалились на каких-нибудь элементарных вопросах.
В очередной раз озаботившись историей, но решив, что с меня вполне хватит "удовлетворительно", я взял в библиотеке справочник с датами и краткими описаниями основных событий. К тому же, под конец седьмого курса я более-менее представлял общий ход истории магического сообщества и тех ее периодов, когда она ненадолго, но тесно переплеталась с историей магглов.
Первое время после разговора с профессором Асвинн каждый урок рунической магии напоминал мне о медальоне, висевшем у нее на шее. Что означало ее необычное предложение? Точнее, было ли в нем нечто большее, чем казалось на первый взгляд? И надо ли вообще ломать над этим голову? Я не мог представить себе ситуации, в которой стал бы просить о помощи, и постепенно слова Асвинн начали казаться формальным жестом доброй воли, чем-то вроде официального приветствия клана, так что в конце концов я просто перестал об этом думать.
Грядущие пасхальные каникулы грозили стать чем угодно, только не временем отдыха. Из-за невероятного количества заданий я целыми днями сидел в библиотеке. Кроме того, неожиданно — и очень не вовремя, — ко мне вернулось вдохновение. Возможно, это случилось из-за эскизов патронуса, которые я захотел довести до ума, прежде чем отдавать Аберфорту, и так увлекся, что часть из них переделал в красках, а законченные рисунки теперь было не стыдно предложить даже Клайву Пирсу. Однако мы уже давно не общались, и я не знал, сохраняется ли наше сотрудничество. Поскольку Трент уехал, лучшие работы я убрал до его возвращения, а остальные сложил в папку и при первой же возможности собирался отнести Аберфорту.
До начала каникул я пропустил два воскресенья, трудясь над большим сочинением для Слагхорна. Наконец замок опустел, я кое-как разгреб задания, и у меня появилось немного свободного времени. В один из дней я взял папку с рисунками и отправился в деревню. Несмотря на приближающийся апрель, на улице было холодно и ветрено, так что большинство жителей сидели по домам. На перекрестке у "Трех метел" меня приветствовал бродивший по пустынному Хогсмиду патруль.
— Давно не виделись, — сказал один из патрульных. — К экзаменам готовишься?
— Готовлюсь, — вздохнул я.
— Ничего, выпускные обычно легко проходят, — обнадежил меня патрульный. — Да и принимают их министерские. Тебе не о чем волноваться.
— Я не волнуюсь, просто хочу хорошо сдать, — ответил я. Пожиратель усмехнулся.
— Ну разумеется. Только Тейлору твой диплом ни к чему, он и без него знает, на что ты способен.
Остальные Пожиратели заулыбались. Я подумал, что Тейлор знает не слишком много.
— Ты случаем не к Аберфорту? — поинтересовался другой патрульный. Я кивнул.
— У него закрыто, — сказал Пожиратель. — Уже несколько дней.
— Закрыто? Он что, уехал? — спросил я, встревожившись.
— Какое там! Заболел. — Патрульный указал на одноэтажное здание по соседству с "Тремя метлами". — Вчера видел его в аптеке, набирал отваров.
— Все равно попробую. — Я показал папку с рисунками. — У меня к нему дело.
— Ну, раз дело… — Пожиратели переглянулись и двинулись вниз по направлению к почте, а я свернул в тупик к "Кабаньей голове".
Подергав дверь и убедившись, что бар действительно заперт, я вышел на середину дороги, поднял голову и, глядя на окна второго этажа, заорал:
— Аберфорт! Эй! Я тебе кое-что принес!
Позади начала лаять и греметь цепью собака, невидимая за забором и кустами. Спустя недолгое время одно из окон приоткрылось, и в темном проеме возник бармен.
— Я кое-что принес, — повторил я и поднял над головой папку.
— Зайди через неделю, — хриплым голосом ответил Аберфорт. — Не до тебя сейчас.
— Через неделю занятия начнутся, и тогда я до лета не появлюсь. Давай, открывай! Я сюда полчаса пёрся по холоду!
Аберфорт сплюнул и захлопнул окно. Посмеиваясь, я подошел к входу в бар.
— Сейчас лечить тебя буду, — обрадовал я Аберфорта, когда тот, наконец, спустился и отпер дверь.
— И за что мне только это наказание? Лекарь нашелся… — ворчал он, пропуская меня внутрь. Бар был непривычно пустым: на аккуратно расставленных столах вверх ножками лежали стулья, темный пол поблескивал в тусклом свете, пробивавшемся сквозь немытые стекла. Задвинув засов, Аберфорт указал мне на лестницу в дальнем углу помещения, сбоку от стойки.
Поднявшись на один пролет, я оказался перед открытой дверью в длинную узкую комнату с плотно занавешенным окном. В дальнем ее конце располагался камин, над которым угадывалась большая темная картина; от входа я увидел только деревянную раму, ловившую отблески гаснущего каминного огня. Рядом с камином стояла незастеленная кровать и тумбочка, уставленная мутными стаканами и пузырьками из темного стекла; напротив кровати находился стол с парой грязных тарелок и стопкой газет. Аберфорт вошел следом и проковылял к камину. Подбросив в него дров, он уселся на кровати, глухо скрипнувшей пружинами, и поплотнее закутался в длинную серую кофту.
Я повесил мантию на спинку стула и положил на сиденье папку.
— Что с тобой стряслось? — Подойдя к тумбочке, я взял в руки пузырек с лекарством. — Простуда? Грипп? Может, свинка?
— А ну не трогай, — Аберфорт отобрал у меня пузырек и поставил обратно. — Свинка, умник… Вот доживешь до моих лет и узнаешь, что это за свинка.
— Я правда могу попробовать тебя полечить. — Вытащив палочку, я начертил в воздухе одно из тибетских лечебных заклятий. Вспыхнувший золотистый узор осветил темное помещение, и я увидел, что на картине над камином изображалась совсем юная девушка, спокойно и немного рассеянно глядевшая на то, что происходило в комнате. Ее взгляд напомнил мне о Луне.
Аберфорт обречено покачал головой.
— Не хочешь — не буду, — я пожал плечами.
— Не хочу, — отрезал он, воспользовавшись предоставленным выбором. — Я, может, поболеть хочу, а не выздоравливать. И так целыми днями на ногах, без выходных, хоть отдохну немного. Так что убери, — он указал на висевший в воздухе узор. Я махнул палочкой, и в комнату вернулась полутьма.
— Раз уж ты здесь, сходи-ка подогрей мне чайник. Хоть какой-то от тебя прок… — проговорил Аберфорт.
Спустившись в комнатку за стойкой, я разжег маленькую плиту и поставил на нее чайник, а когда через несколько минут вернулся с ним обратно, в комнате было немного светлее от двух горевших на стене ламп. Аберфорт придвинул к кровати стул с моей мантией и рассматривал рисунки.
— Налей полстакана, — он указал на тумбочку, — и накапай десять капель вон из того пузырька с зеленой пробкой.
Выпив свое лекарство, от которого в воздухе распространился приятный запах мяты, Аберфорт вернулся к рисункам.
— Это что? — спросил он, постучав пальцем по листу. — Вроде все одно и то же, только с разных сторон…
— Это мой патронус, — пояснил я. Аберфорт посмотрел на меня, потом перевел взгляд на лежащий перед ним рисунок, где патронус изображался в профиль.
— Ладно, возьму, — буркнул он с такой интонацией, словно делает мне огромное одолжение. — Ты сиднем-то не сиди, а завари чай. Вон банка стоит…
За чаем, стоимость которого он наверняка собирался включить в мой счет, я рассказал о вечеринке в честь Поттера и о бегстве Хагрида. Аберфорт слушал, качал головой, а когда я закончил, то сказал:
— Доиграется однажды ваш Лонгботтом. Надо совсем ничего не соображать, чтобы заниматься такими вещами под носом у Кэрроу.
— Его можно понять, — ответил я. — У него родители пострадали.
Аберфорт поджал губы. Конечно, он знал их по Ордену.
— И осталась одна старая бабка, — проговорил он, наконец. — О ней бы лучше подумал. — Поскольку я молчал, Аберфорт продолжил:
— Ну а сам ты что, действительно собираешься под начало к Тейлору?
— Видимо, да.
Аберфорт встал, взял кочергу и начал ворочать дрова в камине. Притихший было огонь разгорелся с новой силой. Я посмотрел на девушку. Она наблюдала за Аберфортом все с тем же рассеянным выражением лица. Налив себе еще чашку, я повернулся к нему, чтобы узнать, не составит ли он мне компанию, и увидел, что бармен уже не занимается камином, а смотрит на какой-то предмет у себя в руке. Через секунду он положил его на каминную полку и произнес:
— Они взяли Поттера. Он в подвале Малфоев.
Я едва не выронил из рук чайник. Они поймали Поттера? Будь я уверен, что Аберфорт поймет меня правильно, то запрыгал бы по комнате от восторга. Наконец-то! Наконец-то настоящее дело, а не дурацкие тролли, не Кэрроу и не Лонгботтом с его сходками!
Я вскочил со стула и занял позицию лицом к выходу.
— Ты что это удумал? — предостерегающим голосом произнес Аберфорт.
— Наведаюсь к ним в подвал, — ответил я, вынимая палочку и вызывая в памяти образ Поттера.
— Тебе туда не попасть — на доме наверняка куча охранных заклятий…
— Если пройдет патронус, то и я пройду.
Сосредоточившись, я вызвал патронуса и сразу направил его к цели. Когда почти два года назад я посылал патронуса к Снейпу, он вошел в его дом беспрепятственно, и я не знал, были ли на нем какие-то заклятья или нет. Сейчас я понимал, что охрана будет — Малфои не могли не защищать свой дом, особенно если туда периодически наведывался Волдеморт.
Через пару секунд двигавшаяся энергия патронуса, которую я ощущал частью сознания, увязла в довольно плотной сопротивляющейся среде. Однако сопротивление быстро пропало — я даже не успел встревожиться, — и передо мной возникла невероятно яркая серебристая стена, изрезанная трещинами, изъязвленная мелкими дырками, покрытая пылью и царапинами. Ориентир был неважный, но я надеялся попасть в подвал не благодаря внешним ориентирам, а благодаря патронусу, использовав его, словно стрелу с нитью, к другому концу которой был привязан сам. Я аппарировал в тот момент, когда в поле моего зрения очутилась стена. Охранная система пропустила меня почти без задержек, хотя последний этап перемещения проходил заметно медленнее. Возможно, она приняла меня за окончание энергии патронуса, а может, помогли знакомые ей поля Метки.
После полутемной комнаты Аберфорта помещение, в которое я попал, казалось слишком светлым. Под потолком парили маленькие шары-лампочки. Прямо передо мной патронус вытягивал длинную голову, с интересом наблюдая за борьбой двух людей: Гарри Поттер одной рукой крепко держал Рона Уизли, в страхе глядящего на патронуса, которого прежде он никогда не видел, а другой зажимал ему рот.
— Линг! Вот здорово!
Я резко обернулся. Справа от меня стояла Луна. Если бы не голос, вряд ли я бы сходу ее узнал. Она похудела и выглядела белой в свете шаров; одежда износилась, джинсы были серыми от пыли.
— Как ты здесь оказалась? — поразился я.
— Меня на вокзале схватили, — ответила Луна. — Как заложницу, чтобы повлиять на папу.
— На вокзале? — несколько секунд я пытался сообразить, каким образом она попала сюда из тюрьмы и причем здесь вокзал, а потом меня словно громом поразило. — На вокзале? Зимой?
Луна кивнула.
— То есть ты была не в Азкабане? Ты все это время была здесь? — я указал на серые стены подвала, в котором не было даже маленького окошка. Луна махнула рукой:
— Ничего, я была не одна, мы с мистером Олливандером… — она кивнула на лежащего в углу человека, которого я до сих пор не замечал, и продолжала говорить что-то еще, но этих слов я уже не слышал. Меня охватило такое бешенство, какого я прежде никогда не испытывал. Значит, целых три месяца она сидела вот в этом каменном мешке, в холоде, грязи и темноте?! "Малфоям не жить", подумал я с такой яростью, что из палочки, словно из газовой горелки, вырвался длинный язык пламени. Почуявший мое настроение патронус прыгнул к двери и начал кусать металлическую ручку. Я направился к выходу, готовый порубить на кусочки всех, кого встречу в доме, но дорогу мне преградил Поттер.
— Стой, подожди, — проговорил он. Я оттолкнул его. Это оказалось несложно — за прошедшие месяцы он явно не поправился. Патронус упрямо грыз железо. Поттер схватил меня за руку.
— Ты можешь отсюда аппарировать? Можешь их вытащить? Вытащи их, потом вернешься…
— Сначала я кое-кому снесу здесь башку, — процедил я, снова отпихивая его в сторону.
— Нет! — ко мне подбежала Луна. — Линг, не надо!
— Вытащи их, — повторил Поттер, не выпуская моей руки, — Луну, и Дина, и мистера Олливандера, а потом возвращайся. Там наверху Беллатриса, а у нее — Гермиона.
— Вот дьявол! — в досаде я стукнул патронуса палочкой, и тот с оскорбленным шипением растворился в воздухе. — Ладно. Куда аппарировать?
— К моему брату, — тут же сказал Рон, до сих пор державшийся от патронуса подальше. — К Биллу и Флер. Они живут в Тинворте, в коттедже у моря…
Я помнил Билла Уизли и был уверен, что и он меня не забыл. Подойдя к лежащему в углу Олливандеру, я опустился на одно колено и взял его за руку. К моему удивлению, старик, до сих пор не открывавший глаз и, казалось, находившийся без сознания, крепко вцепился мне в запястье. Сидевший неподалеку Дин Томас, которого я бы тоже не узнал, не назови Поттер его имя, подобрался ко мне и молча взялся за руку выше ладони Олливандера. Наконец, Луна крепко ухватилась за мое предплечье, и я, сконцентрировавшись на образе Билла Уизли, взмахнул палочкой, снова вызывая патронуса.
Выбраться из дома Малфоев оказалось проще, чем в него попасть. Патронус беспрепятственно прошел охранные поля и в следующую секунду уже стоял вблизи небольшого двухэтажного дома, окруженного редкими невысокими кустами. Нам четверым потребовалось немного больше времени, чтобы переместиться следом, и я тут же замерз, почувствовав пробирающий до костей холодный влажный ветер, лучше всего говоривший о том, что мы аппарировали благополучно.
Луна и Дин поднялись на ноги, собрался встать и я, однако Олливандер все еще держал мою руку в своей. Его хватка оказалась удивительно крепкой, несмотря на общее болезненное состояние. Я положил палочку на землю, собираясь разжать его пальцы, и вздрогнул: Олливандер смотрел на меня, широко раскрыв глаза, с выражением то ли ужаса, то ли потрясения, а может, того и другого сразу.
— Я тебя помню, — хрипло прошептал он, — помню, помню…
Я вскочил, резко выдернув руку, и невольно сделал шаг назад. От этих слов и взгляда мне стало не по себе. Когда-то, оказавшись со Снейпом в лавке Олливандера, у меня возникло смутное ощущение, будто мы с ним действительно встречались, но до сих пор я ни разу не вспоминал о том эпизоде и был уверен, что прежде никогда его не видел.
— Линг, ты как? — спросила Луна. Я обернулся к ней, потом посмотрел на стоявший неподалеку дом. Что бы там ни помнил Олливандер, надо было возвращаться за Поттером, но здесь нас, судя по всему, еще не заметили, и я не мог оставить их одних, без оружия, не проверив, кто в этом доме живет на самом деле. Взяв палочку, я убрал патронуса, разгуливавшего по краю утеса, и быстро направился к входным дверям.
Идя к дому, я слегка позавидовал Биллу, который обитал в таком замечательном пустынном месте, создающем иллюзию полного отсутствия цивилизации. Дом Уизли был здесь не единственным: я разглядел еще несколько разбросанных по побережью таких же небольших коттеджей, однако людей не заметил. Кое-где мне попадались выложенные из камней концентрические узоры с посаженными в центре растениями. Обойдя один такой круг, я вышел на каменную дорожку, ведущую к дверям коттеджа, и ускорил шаг.
Скоро выяснилось, что в своих предположениях и опасениях я ошибся. Едва я занес руку, чтобы постучать, как дверь распахнулась, и в грудь мне уткнулась палочка, которую держал Билл Уизли, с большим недружелюбием смотревший на меня сверху вниз. Из-за его спины выглядывала встревоженная Флер.
— Вижу, узнал, — усмехнулся я.
— Ты что здесь делаешь? — негромко, но требовательно спросил Билл.
— Вот, привел тебе гостей.
Флер проговорила:
— Там на пляже кто-то есть.
— Иди в дом, — сказал жене Билл, однако та его не послушала.
— Твой брат Рон вместе с Поттером сидит сейчас в подвале у Малфоев, — продолжил я, — и пока ты держишь меня на мушке, их шансы на спасение уменьшаются с каждой секундой.
— Ты Пожиратель, — ответил Билл и слегка надавил на меня палочкой. — Зачем тебе им помогать?
— Ради острых ощущений, разумеется.
— Там девушка! — Флер протиснулась между мужем и дверью и устремилась к Луне.
— Флер, стой! — Уизли все еще не убирал палочку, поэтому я не рисковал совершать резких движений.
— Это Луна Лавгуд, мистер Олливандер и еще один парень с нашего курса, — сказал я Биллу. — Кончай свою панику — мне пора назад.
— Билл! — крикнула Флер за моей спиной.
— Убери палочку, — теряя терпение, проговорил я. — Тебя что, ищут?
— Ищут весь Орден, — ответил Билл, опустив, наконец, оружие. Я обернулся. К нам подходили Луна и Дин Томас. Уизли распахнул перед ними дверь, и Дин молча зашел внутрь, а Луна задержалась, чтобы поздороваться с Биллом. Когда тот отправился к Флер, Луна взяла меня за руку и очень серьезно сказала:
— Обещай, что ты не сделаешь того, о чем говорил в подвале.
— Ну нет, — я вновь почувствовал прежнюю ярость. — Этого я обещать не буду.
— Там было не так ужасно, как ты думаешь, — продолжала уговаривать меня Луна. — Я часто поднималась наверх, в ванную, не все время сидела в темноте, и эльфы нам помогали, приносили хорошую еду…
— Ты только послушай себя! — изумился я. — Что ты говоришь! Нашла кого защищать, этих… — я запнулся, подбирая слова, — этих ублюдочных, трусливых гномов!
— Когда в доме бывает Сам Знаешь Кто, еще и не то сделаешь, — Луна заглянула мне в глаза. — Я их простила, Линг…
— А я — нет! — Идущий к дому Билл, подле которого плыл на носилках Олливандер, посмотрел на меня с подозрением. — Бред, это какой-то бред! Что ты их оправдываешь, их подлость и трусость! Надо же, они пускали тебя в ванную! Ну давайте им памятник за это отгрохаем!..
— Обещай, что никого не убьешь, — потребовала Луна, однако прежде, чем я успел ответить, мою левую руку обожгло так же, как это было вечером в Рождество. На краткий миг она оказалась охвачена жаром, хотя и гораздо более слабым, чем несколько месяцев назад. Возможно, большее расстояние уменьшало эхо, но суть от этого не менялась: Малфои вызвали Волдеморта.
— Ну вот, они призвали Темного Лорда! — в досаде воскликнул я. Ситуация серьезно осложнялась, а Луна все еще держала меня, не собираясь отпускать.
— Линг, обещай! Ведь убийство раскалывает душу колдуна…
— Да это выдумка! Выдумка и пропаганда, чтобы вас пугать!
— Это не пропаганда и не выдумка, — проговорил подошедший к нам Билл. Он открыл дверь, и Флер указала на нее носилкам, которые неторопливо исчезли в дверном проеме. — Кого ты собираешься прикончить на этот раз?
Его лицо до сих пор несло на себе следы встречи с оборотнем, хотя раны давно зажили и затянулись. Второй раз за сегодняшний вечер я испытал чувство зависти: на теле Билла оставалась память о его сражениях. Мои же шрамы свидетельствовали скорее о глупости, чем о доблести.
— Ладно, — вздохнул я. — Никого не буду. Можете продолжать им сочувствовать и наслаждаться своим великодушием.
— Какой же ты все-таки упрямый, — сказала Луна с заметным облегчением, выпуская мою руку. Раздосадованный, я направился подальше от дома, чтобы вызвать патронуса и вернуться, наконец, в подвал, однако не успел дойти до конца каменной дорожки, как услышал громкий хлопок аппарации, а спустя несколько секунд — еще один.