Лаборант заранее разыскал по телефону Иру Гребенникову (разумеется, это она ездила в столицу к Приходько). Когда <уазик> вкатился во двор тридцать четвертого номера, там уже ожидала небольшая группа ребят, среди которых Богдан как-то сразу выделил щуплую девчушку в линялых джинсах и голубой ветровке. Поразили ее глаза - непрозрачные, пугающе темные, особенно по контрасту с бескровным некрасивым личиком. Были в них недетская тоска и страстное ожидание... чего? Разгадки чуда?.. Остальные выглядели вполне буднично: щекастая румяная вертушка, которую товарищи именовали Натахой; робкий Виталий, из числа тех стремительно растущих, хрупких ребят, которым всегда коротки рукава и брюки; подозрительно глядящий исподлобья, надутый, капризного вида бутуз, по имени Олег.
Богдан, конечно, ожидал, что их посвятит в тайны дома черноглазая Ира, но на деле случилось иначе. Его и Павловского буквально потащила за собой шустрая Натаха. От нее не отставал верный паж Виталик; Олег плелся по пятам, делая вид, что все ему трын-трава, но на самом деле сгорая от любопытства; и лишь зачинщица держалась поодаль. На все, что делали зоологи, она поглядывала даже с некоторой неприязнью... И уж наверняка с великим недоверием.
Однако больше всего поразило Богдана поведение Романа Викторовича. Шеф бродил по особняку ленивыми медлительными шагами, качая головой, слушая непрерывную трескотню Натахи... и ничего не делал. Даже под ноги смотрел главным образом для того, чтобы не споткнуться и не выпачкаться. В то время, как Богдан излазил все паутинные углы, заглянул и посветил фонариком во все дыры, измазался по уши, дважды чуть не покалечился, разыскивая любые, хотя бы минимальные <вещественные> клочки шерсти, остатки пищи, экскременты, - Павловский с явной брезгливостью обходил грязные места, груды штукатурки и не скрывал, что торопится окончить осмотр. Скоро он даже начал подгонять лаборанта: мол, есть неотложные дела в музее...
Наконец, Натаха подвела их к самому <таинственному> месту в доме тому, где, по мнению <искателей>, начинался путь к обиталищу ночных ловкачей. В стене под лестницей зияли два отверстия размером с книгу - выводы неведомых труб или стоков; кто теперь разберет, для чего они были сделаны? Оттуда глядела темнота, полная и неоспоримая, хоть режь ее ножом, пахло чем-то сладковатым, дурманящим.
Роман Викторович остановился перед одним из проемов, не выпуская изо рта сигареты, и сказал, что не видит реальной возможности исследовать их глубину. Виталик, начитавшийся фантастики, возбужденно забормотал что-то насчет тележки с маленькой видеокамерой. <Ну>, брат, таких штук у нас нет и быть не может!> - подражая директору, развел руками Павловский. Молчавший до сих пор Олег, мрачно сопя, предложил закачать в <норы> воду через шланг или бросить по дымовой шашке. Мгновенно перейдя от созерцания к ярости, Ира зашипела на опешившего бутуза: <Сначала>тебя туда самого засуну!> Ее глаза на меловом лице расширились так жутко, что Богдана пробрал озноб, будто от встречи с т е м и...
Павловский поспешно согласился с Ирой: конечно же, такие варварские методы не подходят, да и вряд ли что-нибудь дадут! Он цеплялся за любой предлог, чтобы поскорее свернуть поиски. Тем более что все усердие Богдана оказалось тщетным. Единственными животными, чье присутствие в заброшенном доме не вызывало сомнений, были бродячие кошки...
По дороге в музей Роман Викторович клевал носом и только один раз очнулся от сонной одури, чтобы воскликнуть: <Ну>, цирк! Ну, кино!..> Богдан стиснул зубы, удерживаясь от грубого ответа. Он мучил себя, лихорадочно перебирая варианты: что делать, какие еще исследования можно провести в старом доме при их полной приборной нищете и бессилии? Тем более что от вечно дремлющего, ко всему безразличного Павловского никакой помощи ожидать не приходится. Всей энергии шефа хватит лишь на то, чтобы сегодня же накатать письмо об отрицательном результате осмотра; Яков Матвеевич, злорадно посмеиваясь и отпуская шуточки насчет того, что не у одних лаборантов бывают мозги набекрень, это письмо подмахнет и отправит в столицу; бедняга прокурор вздохнет и распрощается с детскими фантазиями; а дом снесут. Что же все-таки еще можно предпринять... в одиночку?
Или не в одиночку?
Вечером следующего дня Богдан позвонил Ире Гребенниковой.
...Они гуляли по проспекту Дружбы, ели мороженое из вафельных стаканчиков и приглушенно беседовали. Если бы прохожие могли услышать этот разговор, они наверняка усомнились бы в душевном здоровье нескладного, сутулого, рукастого молодца, еще сохранявшего мальчишескую развинченность движений, и его бледной большеротой спутницы.
- Так ты, значит, предполагала заранее, что у нас ничего не выйдет?
- Не предполагала, а знала.
- Зачем же ездила к прокурору?
- Я еще раньше к Заборскому ходила, главному архитектору города... Ира задумалась; прошла несколько шагов молча, стараясь ступать в ногу с Богданом, потом пожала плечами: - Ну, надеялась на что-то. Что, скажем, мне поверят и дом не станут сносить.
- Просто так поверят, на слово? Без доказательств? А с виду вроде умная девочка!..
- Значит, только с виду, - покорно вздохнула Ира.
- Но откуда же ты все-таки взяла, что мы... никого не найдем? А если б Роман не сачковал и у нас было бы оборудование?
- О н и могут только сами выйти, - сразу став серьезной, объяснила Ира. - Когда захотят. Их нельзя найти никаким оборудованием, или поймать в ловушку, или выманить. Только сами!
- Постой-постой! - Богдан возмущенно нахмурил брови, похожие на ласточку, нарисованную тушью. Он только что растолковал Ире свою гипотезу о лемурах - нахлебниках цивилизации, и не сомневался, что девочка убеждена полностью. Теперь авторское самолюбие было задето. - Что это еще за мистика? Ты что, до сих пор веришь в инопланетян?
- Нет, я уже давно поняла, что там все... ну, не так, как в книгах! Гребенникова доела размокший стаканчик, аккуратно вытерла пальцы платочком. - Нет, о н и не пришельцы... и... ты меня, извини, конечно... но, наверное, и не лемуры... не просто животные. У Виталика... ну, ты его помнишь, с Натахой... у него есть одна идея. Сказать?
- Скажи, - без особой охоты буркнул Богдан.
- Он, понимаешь, у нас Эйнштейн...
- Кто-кто?!
- Ну, вундеркинд. В физическом кружке и все такое. С академиком переписывается, так тот его на <вы> и по отчеству: <Виталий>, ваш вывод относительно стабилизации квантовых систем представляется интересным...> - Не выдержав <академического> тона, хихикнула. - Во память, а? А говорят - девичья... В общем, Виталька считает, что о н и это неизвестные науке существа, у которых атомы и электроны - ну, частицы, из которых они состоят... свободно движутся между нашими частицами. О н и могут хоть сквозь стенку пройти, хоть сквозь гору. Потому что, значит, нам только кажется, что вещество плотное, камень там, или дерево, или мы сами... а на самом деле это рой частиц, и другой рой может спокойно через него просочиться. Виталик тебе лучше объяснит, если захочешь.
- Ага! - воскликнул лаборант, все еще обиженный за лемуров. Просочиться! А кто колбасу и пирожные жрет, кто на дудочке играет?! Для этого же надо плотными быть, из обычной материи! Эйнштейны...
Она покорно кивнула:
- Да, мы об этом тоже говорили. Виталик сам еще толком не разобрался, но думает, что о н и... дальше нас ушли, что ли; вот мы можем быть только такими, как мы есть, а те превращаются, делаются то такими, как мы, то... понимаешь?
- Это слишком сложно, чтобы быть истинным! - козырнул Богдан где-то подхваченной фразой. Затем, видя, что Ира подавлена его хлестким ответом, он решил усугубить торжество, издали метнув остатки мороженого в урну; но мороженое ляпнулось на откидной верх детской коляски. Пришлось опять пускать в ход платок и просить прощения у молодой разгневанной мамаши. После этого девочка покровительственно взяла нового друга под руку и повела, не давая более встревать в неприятности...
Ира с Богданом так никогда и не узнали, что в то самое время, когда они, позабыв обо всем на свете, брели по жаркому людному проспекту и все вокруг было нереальным, точно цветные тени на киноэкране - прохожие, троллейбусы, клумбы с пыльными привядшими гладиолусами, толкотня у весов, где продавала яблоки толстая крикливая продавщица, - в это время по заброшенному особняку, отчаянно труся, пробирался маменькин сынок Олег. На поводке за собой он волок молоденькую таксу. Бутуз слышал, что такие собаки умеют вытаскивать из нор всяких лисиц и барсуков, и взял <напрокат> у одноклассника длинную, совершенно лишенную лап, но невероятно умную Джульку. Он помог чуткой, нервной, все время тянувшей ноздрями воздух и вздрагивавшей собаке протиснуться в одно из загадочных стенных отверстий... и едва успел отскочить, потому что такса снарядом вылетела обратно. <Джулька-а>!..> Куда там! Неизвестно чем ошарашенная гусеница цвета горчицы проложила себе путь среди мусора, мелькнула в траве двора... и, судя по скорости, лап у нее оказалось даже слишком много.
VII
- Ей-богу, не знаем, что и делать, Вадим Алексеевич! Милицию звать как-то неудобно...
Прораб умоляюще смотрел снизу вверх на Заборского, сняв шляпу и промакая платком обильно вспотевшую лысину.
Двигатели обоих бульдозеров были выключены, чтобы даром не переводить топливо; бульдозеристы курили, сидя на порыжелом газоне, и перебрасывались ленивыми репликами.
Желтый особняк со своими пузатыми облупившимися колоннами, с лепным карнизом, нависающим, будто козырек фуражки, над подбородком крыльца, насупился, точь-в-точь старик, которого и чудесное сентябрьское солнце не может прогреть до костей. Слева, у боковой стены, собрался десяток взрослых, а вокруг них суетилась и галдела целая толпа ребят. Все смотрели или показывали пальцами на окна второго этажа. Смеха не было слышно происходившее носило тревожный, аварийный характер.
Вдруг одна из женщин пронзительно закричала, приложив ладони рупором ко рту:
- Наташа! Наташечка-а!..
Стоявший рядом мужчина обнял женщину за плечи, она уткнулась головой ему в грудь. Из окон не доносилось ни звука.
- Были бы мои - честное слово, выволок бы и так надавал по одному месту! - кипятился прораб.
- Ну, попробуйте! Вы что, летать умеете? - раздраженно ответил Заборский. Несмотря на то, что эти чертенята мешали работе и родители волновались все сильнее, главному архитектору вовсе не хотелось начинать решительные действия. Можно было бы, конечно, вызвать машину с телескопической вышкой... Но - снова и снова вставали перед Вадимом Алексеевичем черные, недетски тоскливые глаза на худеньком стеариновом личике. Значит, и ее будут ловить по углам, может быть - применять силу, выкручивать руки...
Да, бедной Ире могло прийтись туго. Женщина, звавшая Наташечку, надсадно рыдала в плечо своего спутника. Плотный мужчина с бородой-норвежкой, кажется, отец Виталика Кравчука, отделился от прочих и крабом забегал из стороны в сторону, явно ища, где бы влезть на стену... Сейчас они наколют дров.
Не дослушав очередной гневной реплики прораба, Вадим Алексеевич заложил руки за спину и пошел прямо к дверям особняка. Народ вокруг дома замер, даже дети приумолкли. В осанке Заборского, в том, как он шагал через двор, чувствовались воля и власть. Прораб последовал было за шефом, но тот нетерпеливо отмахнулся.
Он остановился в сумраке прихожей, у деревянной лестницы. Внизу ступени держались на своих местах, но выше зиял провал: несколько досок было нарочно выломано, чтобы никто не смог подняться наверх.
- Ира! - сказал главный архитектор - сначала тихо, затем в полный голос: - Ира Гребенникова! Подойдите сюда, пожалуйста, - это я, Заборский!
Прошли минута и другая, в течение которых Вадим Алексеевич с удивлением ощущал, как сильно бьется его сердце. Наконец над изуродованной лестницей появилась знакомая угловато-изящная фигурка в джинсах с белыми пятнами на коленях, в розовой майке, присела... Заборскому снова стало отчаянно жаль, что его разгильдяйка-дочь, ныне мотающаяся вместе со своими косматыми и бородатыми дружками где-то по Средней Азии, ничем не похожа на эту девочку. Ах, какая же Ира живая, целеустремленная, н а с т о я щ а я, непохожая на тех, напичканных индийской мистикой, старательно уходящих от жизни (надо же, получают дипломы и работают ночными сторожами - не дай бог, моя Настя выкинет такое...)!
Слабо, как-то обреченно прозвучал сверху ее голосок:
- Слушаю вас, Вадим Алексеевич!
- Ирочка, - начал он, едва справляясь с волнением (господи, что это с ним - так робеть перед ребенком!) - честное слово, я не буду говорить о том, что вам уже сегодня вдалбливали много раз: как волнуются ваши родители (хотя они, конечно, просто с ума сходят, и надо бы их пожалеть!) или что комсомольцы так не поступают. Вы девочка умная, я обращусь к вашей логике. Ученые обследовали дом и ничего там не нашли - вернее, никаких следов! (Заборский вдруг запнулся, вспомнив, как кто-то мягко шлепнулся в печь из дымохода и затряс изнутри дверцу.)
- Они не хотели искать по-настоящему. Вернее, один из них, главный! сказал голосок. - Но это все равно, потому что найти очень трудно... или совсем невозможно!
- Вот видите - невозможно! - подчеркнул Заборский, обретая надежду уговорить. - А нам что делать прикажете? У нас на руках акт экспертизы. Нет юридических оснований отменять снос дома, понимаете - нет! Чего вы намерены добиться, отсиживаясь там? В конце концов не я (я этого не сделаю), так кто-нибудь другой вызовет милицию... или пожарную команду... будет скандал, Ира, а я совсем не хочу, чтобы вас тащили, как преступницу! Ей-богу! Спускайтесь оттуда, это будет самое правильное...