— И кто же?
— Дэйра. Она попросила меня сделать вот это. — Я поцеловал ее в губы.
Дана ответила на мой поцелуй.
— А что она еще просила?
— Догадайся.
— Догадываюсь, — сказала Дана и улыбнулась. — Маленькая бесстыдница! Я так ее люблю.
— Я тоже ее люблю. Я люблю всех вас.
Некоторое время мы молча лежали рядом, наслаждаясь присутствием друг друга. Наконец Дана произнесла:
— Послушай, Артур. Может быть, мне стоит немного изменить внешность? Сделаться старше, солиднее. Ведь если так будет продолжаться и дальше, то через пару месяцев Дэйра догонит меня.
— Ну, и что? Лично я не вижу в этом ничего страшного.
— Да, но…
— Никаких «но», заявил я тоном, не терпящим возражений. — Даже не думай об этом. Я хочу, чтобы ты была такой, какая ты есть, какой ты была всегда. Пусть Дэйра взрослеет, пусть догоняет и перегоняет тебя — а ты оставайся прежней. Не комплексуй по этому поводу. Бери пример с моей мамы.
— Вот то-то же, — подхватила Дана. — Все дело в Юноне. Это ты комплексуешь, а не я. У тебя сильно развит эдипов комплекс.
— А разве я отрицаю? Именно по этой причине мне всегда нравились совсем юные девушки, даже чуточку незрелые.
Дана рассмеялась:
— Ты просто старый извращенец, Артур! Растлитель малолетних.
Я сжал ее в своих объятиях и крепко поцеловал.
— Да, я старый извращенец, я растлитель малолетних. И сейчас я буду тебя растлевать.
Мы последовали совету нашей дочери и занялись тем, чем регулярно занимались последние десять лет нашего собственного времени. И каждая близость была для нас как первая, прекрасная и неповторимая. Мы никогда не пресыщались, не уставали друг от друга, ни одному из нас даже в голову не приходила мысль гульнуть на стороне. Я получал от Даны все, что мог получить от женщины, и давал ей все, что только мог дать ей мужчина. Из нас вышла идеальная пара, настолько идеальная, что в реальной жизни такого просто быть не могло. И тем не менее было…
— Я так счастлива, Артур, — прошептала Дана, положив голову мне на грудь. — Так счастлива, что мне страшно. Знаешь, иногда я боюсь, что все это — сон.
— Тогда мы оба спим и видим сны, — заметил я. — Одинаковые сны. Чудесные, счастливые сны.
— А еще меня мучают мысли о Дэйре, — продолжала Дана. — Я чувствую вину перед ней — ведь мое счастье построено на ее горе. Бедняжка…
Я промолчал, так как не знал, что сказать. Мне тоже было стыдно смотреть Дэйре в глаза. Моя любовь к ней ушла давным-давно, остались только грусть, жалость, раскаяние… Я горько сожалел, что позволил себе влюбиться в Дэйру и этим разбил ей жизнь. Если бы я явился в Авалон со свободным сердцем, то сразу полюбил бы Дану… так мне кажется. Нет, я уверен в этом! И тогда не было бы нужды затевать дурацкий бракоразводный процесс, добиваться от церкви признания наших детей законнорожденными… Тут я невольно рассмеялся.
Дана подняла голову и вопросительно посмотрела на меня:
— Что с тобой, милый.
— Да так, ничего, — ответил я. — Просто я вспомнил, какой шок вызвало наше появление в Авалоне с детишками.
Дана улыбнулась:
— Это был сюрприз! Особенно для моих родителей.
— Для моей мамы тоже. Кстати, вчера я разговаривал с ней. Она снова собирается к нам в гости — и как я понимаю, на этот раз не будет спешить с возвращением в Экватор.
— Стало быть, инцидент исчерпан?
— Окончательно.
— Ну, и слава Богу. — Дана немного помолчала, затем с несвойственной для наших доверительных отношений робостью произнесла: — Артур, я давно хотела у тебя спросить…
— Да?
— Когда ты принимал решение насчет Джоны… В общем, ты предполагал такой исход дела? Ты ожидал этого?
Я отрицательно покачал головой:
— Нет, дорогая. Единственное, о чем я тогда думал — что Джона мой сын. Никакого расчета у меня не было.
— Извини, Артур. Я не хотела обидеть тебя.
— Ради Бога, Дана! Я не обижаюсь. Напротив, мне даже льстит, что меня считают таким хитроумным и дальновидным политиком.
Джона объявился в Израиле в самый разгар борьбы за власть. Поскольку официальный наследник престола, Арам Иезекия, с к о м п р о м е т и р о в а л себя браком с принцессой вражеского Дома (то бишь моей сводной сестрой Каролиной), причем упорно отказывался развестись с ней, царскую корону оспаривало сразу несколько претендентов, каждый из которых искренне считал свои притязания законными. Однако Джона не воспользовался ситуацией и не стал царем Ионой III. То, что он сделал, Дионис охарактеризовал как "ни фига ж себе!", а Морган восхищенно сказал: "Ты просто гений, Артур!" Короче, Джона во всем сознался (умолчав лишь о том, что он мой сын) и отдал себя в руки правосудия. Его признание произвело эффект разорвавшейся бомбы — уже третьей кряду. Дети Израиля были повергнуты в шок. Чудовищные преступления, в которых они обвиняли Сумерки и Свет, на самом деле совершил их соплеменник, предстоящая война потеряла свой ореол праведности и священности, попросту говоря, стала вообще бессмысленной, а вдобавок ко всему их Дом из невинной жертвы чужого коварства превратился в зачинщика конфликта. Теперь уже долг чести обязывал израильтян искать пути примирения с теми, кого лишь недавно проклинали на все лады во всех домах, дворцах и синагогах Земли Обетованной.
Здесь следует отдать должное Брендону. Он проявил себя искусным дипломатом и добился заключения мира на условиях, выгодных для Света, но и не унизительных для Израиля. Как раз в это самое время в Солнечном Граде праздновали бескровную победу в так и не начавшейся войне, а Иерусалим приветствовал своего нового царя Арама вместе с царицей Каролиной. И драконы были довольны, и блеск звезды Давида не померк.
А Джону судили. Он был приговорен к смертной казни, однако, учитывая его добровольную явку с повинной, эта мера наказания была тут же заменена на пожизненное изгнание без права пересмотра дела. Разгневанная толпа собиралась учинить над ним расправу прямо в зале суда, но Джона разнес вдребезги чары, блокирующие доступ к Тоннелю, и исчез без следа. С тех самых пор о нем ничего не было слышно. Больше всего меня волновало, чтo произойдет, когда он в полной мере п р о ч у в с т в у е т последствия своего контакта с Пенелопой. Картины, представавшие в моем воображении, были настолько пугающими, что я гнал прочь мысли об этом, хотя прекрасно понимал, что еще никому не удавалось решить проблему, попросту игнорируя ее…
С большой неохотой я встал с постели и принялся одеваться.
— Дэйра назначила мне встречу, — объяснил я Дане. — Хочет сообщить о своем новом открытии. Пойдешь со мной?
— Нет, лучше я немного посплю. К тому же… — Дана зевнула, как котенок, и перевернулась на бок. — Эта маленькая шовинистка не приглашала меня.
Направляясь к нише, я думал о том, что Дэйре стоило родиться мальчиком. Женщин она делила на две неравные группы: к первой относила себя и Бренду, а ко второй — всех остальных, которые, по ее мнению, способны лишь рожать и воспитывать детей и которым противопоказаны чрезмерные умственные усилия. Я искренне надеялся, что это у нее возрастное…
…Ну вот, я уже в Безвременье. Дэйра ждала меня — и не просто ждала, как некогда Бронвен на вершине холма, а уверенно шла ко мне, точно зная, когда и где я появлюсь. Вслед за ней шли Колин и Бренда. Команда исследователей глубин Источника была в полном сборе.
Глядя на дочь, я гадал, сколько же времени прошло с момента нашей последней встречи. Для нее, разумеется, — так как расстались мы лишь вчера вечером. Когда мы жили н а с а м о м в е р х у, я не разрешал Дэйре путешествовать по мирам, и она слушалась меня, поскольку знала, зачем мы забрались т а к в ы с о к о. Зато теперь, в области Основного Потока, она наверстывала упущенное, причем весьма интенсивно, и взрослела не по дням, а по часам. Сейчас ей было никак не меньше четырнадцати лет.
Подойдя ко мне вплотную, Дэйра встала на цыпочки и поцеловала меня в губы. С некоторых пор она не признавала с о п л и в ы х, по ее выражению, поцелуев в щечку.
— Здравствуй, папа. Я давно не видела тебя.