«Я принимаю ваш чудный дар,
Вы, гномы, парни что надо», —
Ответил Царь и принял меч,
И в лапшу изрубил Желтозада.
И с той поры народ говорит,
А также поет и пишет:
«Верь эльфу и гному лишь в степени той,
В какой он уже не дышит.»
Припев:
Оксилол, геритол, кукуруза, трикс.
В какой он уже не дышит.
Стоило Фрито закончить, как Орлон вдруг проснулся и знаком потребовал тишины.
— Столы для лото накрыты в Эльфийской Гостиной, — объявил он, и пир на этом закончился.
Фрито направлялся к столику, за которым сидели Мопси и Пепси, когда из-за росшего в горшке фикуса протянулась и схватила его за плечо костлявая рука.
— Следуй за мной, — сказал, отводя ветку, Гельфанд и повлек удивленного хоббота через зал в небольшую комнату, в которую почти невозможно было затиснуться из-за огромного, накрытого толстым стеклом стола. Орлон с Топтуном уже расположились за ним, и Фрито, усаживаясь рядом с Гельфандом с удивлением увидел, как в комнату вошли и сели подальше друг от друга его соседи по пиршеству, Гимлер и Ловелас. Сразу за ними появился крепко сколоченный человек в переливающихся всеми цветами радуги зауженных у щиколоток брюках и остроносых полуботинках. Последним вошел коротышка в крикливой рубашке, с вонючей эльфийской сигарой во рту и с доской для скрабла подмышкой.
— Килько! — воскликнул Фрито.
— А, Фрито, мальчик мой, — сказал Килько, с силой хлопая Фрито по спине, — значит, ты все-таки добрался сюда. Ну, и ладно.
Орлон протянул влажную ладонь, и Килько, порывшись в карманах, вытащил несколько смятых в комок купюр.
— Два, верно? — спросил он.
— Десять, — ответил Орлон.
— Ну да, ну да, десять, — согласился Килько и уронил купюры эльфу на ладонь.
— Каким далеким кажется теперь твой праздник, — сказал Фрито. — Что ты поделывал все это время?
— Какие у меня дела? — ответил старый хоббот. — Немножко скрабла, немножко педерастии. Я ведь теперь на покое, сам знаешь.
— Но что же все это значит? Кто такие Черные Всадники и чего им от меня надо? И какое отношение к этому имеет Кольцо?
— И большое и малое, милый хоббот, более или менее имеет, — объяснил Орлон. — Но всему свое время. Мы созвали это Великое Совещание, чтобы ответить и на твои вопросы, и на иные, но сейчас я скажу лишь, что происходит, увы, много такого, что нам совсем не с руки.
— Чего уж тень на плетень наводить, — мрачно произнес Гельфанд. — Неизреченное Ни-Ни вновь наползает на нас. Наступило время решительных действий. Фрито, Кольцо!
Фрито кивнул и звено за звеном вытащил из кармана изготовленную из канцелярских скрепок цепочку. Резким движением он швырнул роковой брелок на стол, и Кольцо чуть слышно звякнуло по стеклу.
У Орлона перехватило дыхание.
— Волшебная вещь! — воскликнул он.
— А где доказательства, что это то самое Кольцо? — спросил мужчина в остроносых полуботинках.
— Здесь множество знаков, Бромофил, прочесть которые в состоянии мудрый, — объявил Маг. — Компас, свисток, магический дешифратор — все они здесь. А вот и надпись:
Грюндик блаупункт люгер скром
Чтопольз всхрап былуу!
Никсон фигсон назохист
Ребузу напугалуу!
Хриплый голос Гельфанда, казалось, долетал откуда-то издали. Зловещее черное облако заполнило комнату. Фрито подавился густым маслянистым дымом.
— Это что, обязательно? — спросил Ловелас, пинком ноги выкидывая за дверь еще изрыгавшую черные клубы дымовую шашку.
— Фокус-покус — так Кольца лучше смотрятся, — величественно ответил Гельфанд.
— Но что же все это значит? — спросил Бромофил, несколько раздраженный тем, что его при описании диалога обозвали «мужчиной в остроносых полуботинках».
— Существует множество переводов, — принялся объяснять Гельфанд. — Я полагаю, что это должно означать либо «Через ленивого пса перепрыгнет лиса», либо «Хватит за мной таскаться».
Никто не произнес ни слова и в комнате повисло странное молчание.
Наконец, Бромофил встал и обратился к присутствующим со следующей речью.
— Я теперь многое понял, — сказал он. — Однажды в Минас Термите в полуночной грезе предстали передо мною семь коров и съели семь бушелей пшеницы, покончив же с нею, они взобрались на красную башню, трижды стравили и спели: «Скажи им прямо, без балды: коровы мы и тем горды». А после некто в белой хламиде и с весами в руках выступил вперед и зачитал, глядя в клочок бумаги, следующий текст:
Рост — пять одиннадцатых твоего,
вес порядка одной седьмой,
а платить по счетам тебе предстоит
на странице, так, шестьдесят восьмой.
— Да, это серьезно, — произнес Орлон.
— Ну ладно, — сказал Топтун, — насколько я понимаю, пора нам выложить карты на стол.