Однокомнатная панельная квартирка напоминала зал ожидания. Само собой вышло так, что все собрались у Александра. Какой-то неведомый магнит свел коллег вместе. Сам хозяин вел себя далеко не по-хозяйски: не суетился, не расспрашивал гостей о пустяках, не бегал на кухню с подносом и чайником. Да в этом и не было нужды. Сослуживцы бродили по комнате потерянным стадом, рассеянно изучали вид из окна, бессмысленно перекладывали вещи с места на место. Те, кто сидел на диване, разговаривали о странном. А больше все-таки молчали. Поделившись очередной новостью, сверлили взором стены, прикашливали в кулаки. О работе никто не вспоминал. Схватка с меченосцами и события у гостиницы могли ошарашить кого угодно, но то, что произошло утром, окончательно выбило людей из седла. Когда сшиваемая материя рвется и рвется вновь, руки поневоле опускаются, душа переживает кризис, к власти приходит ее величество королева Апатия...
За первым известием, принесенным Казаренком, последовала целая череда. Со страхом и изумлением проснувшиеся горожане обнаружили, что за ночь произошло нечто необъяснимое. Город переменился, и перемены эти включали в себя разрушенные дома и сломанные двери, покалеченные трамваи и перевернутые машины, пулевые пробоины в стенах, в беспорядке разбросанное по улицам имущество граждан. К этому следовало прибавить серию загадочных пожаров, которые непонятным образом уже прекратились и даже пепелища успели остыть, но удивительное заключалось в том, что никто этих пожаров не видел, никто этих пожаров не тушил. Они были и прошли, как проходят по посудной лавке слоны-невидимки. Целые и невредимые, люди просыпались посреди обугленных квартир на останках диванов и кроватей, немедленно приходя к выводу, что они сошли с ума.
Поговаривали, что на месте исполкома царят руины, что прямым попаданием артиллерийского снаряда разнесен вдребезги памятник одному из революционеров - не то Парвусу, не то кому-то еще, что во всем городе не найдется ни одного магазина, в котором уцелели бы витрины. Смерч разрушений пронесся по улицам и квартирам, не потревожив жителей. Все, что им оставалось, это созерцать результат и в бессилии пожимать плечами. Впрочем, многие лихорадочно искали выход закипающему гневу. Лавина телефонных звонков обрушилась на государственные учреждения, возле зданий милиции, прокуратуры и административного начальства выстраивались бурлящие очереди. Заводы стояли, магазины не работали, обезумевшие пожарные, плюнув на все, попрятались по домам. Наэлектризованность населения давала о себе знать ежеминутно. Многочисленные молнии громыхали, проверяя на прочность чиновничество общественных институтов. Впрочем, и сами институты постепенно оправлялись от первого потрясения, занимая круговую оборону, все более вникая в необычность ситуации. Зато и во всю ширь развернулась народная фантазия. Болтали о необъявленной войне и американском оружии, о марсианах, посетивших Уткинск, о боевых учениях, по ошибке проведенных на территории района ночью. Пережевывая услышанное, Александр хмуро наблюдал за коллегами. Он догадывался, почему они встретились здесь, а не в отделе. Внутренняя неподготовленность гнала людей в тень, подсказывая, что на работе начнется неописуемое. Обилие необъяснимого требует аналогичного обилия усилий. Никто из них готов к этому не был. Первыми приняв на себя удар, они и первыми выбыли из строя. Они знали истинное лицо действительности, а потому боялись ее вдвойне. Состояние контузии - так можно было назвать их сегодняшнее состояние. Время адаптации еще не завершилось, и сообщи им сейчас о ядерном ударе, о том, что солнце погасло, а на космическую станцию-спутник заявились косматые селениты, они и тогда бы не удивились. Подтверждением тому была реакция на внезапное появление Борейко. Когда майор вошел в комнату, обросший и загорелый, в нелепом твидовом пиджаке, это приняли с полнейшим спокойствием. Под мышкой майор держал пухлую папку с золотистой обложкой, из нагрудного кармана торчало штук семь или восемь авторучек. Пожав всем руки, он пристроился на стуле в уголке и, послушав о чем беседуют другие, скромно вставил:
- А ведь это я наколбасил в городе. Честное слово!
Коля Савченко одарил начальника тусклым взглядом. И так же тускло поинтересовался.
- И все за одну ночь?
- Зачем же... Три месяца без малого, от звонка, как говорится, до звонка. Чуток не свихнулся. Спасибо стихам - спасли.
Коллеги на минуту задумались. Никто не выразил недоверия, не разозлился и не рассмеялся. Новость приняли к сведению, пронумеровали и без излишних подробностей уложили на свободную полочку в памяти. И только Челентано, похлопав майора по плечу, с нервным смешком сказал.
- Стало быть, квиты, Лева. Ты наш город, а мы твоих меченосцев. Ты уж прости. Было за что...
Борейко пожевал губами, жалобно моргнул и ничего не ответил. В гражданском мешковатом одеянии, с окладистой бородой, он мало чем напоминал прежнего боевого майора. Его можно было бы принять за журналиста или за геолога, вернувшегося из экспедиции.
Что-то вспомнив, оживленно заговорил Антоша, и о меченосцах тут же забыли. А потом, вероятно, совершенно закономерно появились две зеленоватых бутыли, и, повинуясь неслышимой команде, Александр принес из кухни трехлитровую банку маринованных помидоров. Тостов не произносили, но уже через каких-нибудь полчаса люди расслабились, подобрев, потянулись друг к другу, как встретившиеся после долгой разлуки братья. Стало шумно и почти весело.
Перепачкавшись в маринаде, Александр поспешил в ванную. В прихожей задержался, услышав торжественный речитатив Борейко. Развернув на коленях принесенную папку, майор с выражением читал стихи собственного сочинения.
Три месяца одиночества не прошли для майора даром. Мыслимое ли дело! - он стал писать стихи! Заметьте - не читать, что тоже было бы крайне удивительно, а сочинять и вполне самостоятельно. У Александра возникла странная уверенность, что к оперативной работе Борейко больше не вернется.
- Заходите же, Александр Евгеньевич!
Приглашение донеслось откуда-то сверху, и в ту же секунду дверь в ванную комнатку приоткрылась. Переступив деревянный порожек, Александр шумно вздохнул. Сердце гулко заколотилось. Чего-то подобного он ждал весь сегодняшний день...
Зиновий Громбальд, причесанный и умытый, обряженный в белоснежную сорочку и фрачную пару, заботливо прикрыл за вошедшим дверь, заговорщицки подмигнул. Усатый Панкратило нехотя привстал с кресла и приподнял шляпу. Разумеется, Александр стоял не у себя в ванной, а в просторном кабинете главного администратора гостиницы "Центральная". Чолхан Марат Каримович восседал все за тем же двухтумбовым столом, и могучий вентилятор овевал лицо магистра электрическим ветром. По-гоголевски зачесанные волосы трепетали, на бледном лице хозяина кабинета мерцала усталая улыбка.
- Присаживайтесь, Александр Евгеньевич. Помнится, в прошлую встречу нас прервали. Сегодня можете быть спокойны, этого не произойдет.
- Что там снаружи, Панкратило? Нам не пора?
С кротостью домашнего пса усач приблизился к окну и, отодвинув штору, приник к стеклу. Обернувшись, загадочно доложил.
- Судя по всему, время еще есть, хотя две трети гостей уже на Занзибаре. - Голос его рокотал и срывался. Роль придворного давалась Панкратило с трудом. Тем не менее старался он до чрезвычайности. Приакарт мечет икру. Он еще с бумагами не разобрался. А в общем... Тишины еще нет, но мир уже припудрен пылью.
- Когда - пылью, а не пыльцой, это - к дороге! - авторитетно встрял Громбальд. - Примета верная. А еще верней, когда закат. Или луна с солнцем одновременно...
- Старая кокетка этот ваш мир, - пробормотал Чолхан. - Потому как невдомек ему, что мог бы быть и черно-белым. Мог бы, но не стал... А человек принимает это, как должное.
- Ничего удивительного! - проворчал Панкратило. - Человек есть только навозная горстка, в коей взращивается росток духа.
- Ты тоже так считаешь, Зиновий?
- Я? Да вы что?!.. - Громбальд гулко откашлялся. - То есть, априори пан Панкратило вроде и прав, но если заглянуть глубже, так сказать, в самую сердцевину, то человек - это все-таки категория, знаменующая место встречи идей, их знакомств и взаимных пересечений. По-моему, так.
- А по-моему, ты это где-то вычитал.
- Факт недоказанный и, кстати, не столь важный.
- Что же тогда важно?
- Хотя бы то, что я оценил прочитанное и запомнил.
- Ты считаешь, этого достаточно?
- Никак нет, но иному не обучены-с, - Громбальд покраснел и заметно уменьшился в росте. Сверкающий фрак растянулся, фалды коснулись ковра. - Я ведь человек маленький и на окружающее реагирую адекватно.
- В том-то и беда...
Чолхан тяжело облокотился о стол. Видно было, что он в самом деле устал, но усталость свою всячески скрывает.
- Возможно, имеет смысл пришпорить закат? - деликатно поинтересовался Панкратило.
- Третий раз за день?.. Не надо. Это уже слишком, - Чолхан прикрыл лицо ладонями, раздвинув пальцы, взглянул на гостя печальным глазом.
- Вот так, Александр Евгеньевич. Живем и тужим, тужим и живем. Малость сочетается с удобством, понимание расходится с усвоением. Усвоить истину - еще не значит ее понять. Усваивает робот, понимает - человек.
- И далеко не всякий, надо заметить, - глубокомысленно добавил Громбальд.
- Да. Далеко не всякий... Может, еще чайку?
Александр покачал головой.
- Спасибо, сыт.
- Надеюсь, наша любовь к риторике не слишком вас смущает?
- Нисколько.
- И все же результатами беседы вы не удовлетворены?
- Признаться, да. Я ждал большего.
- Вы ждали ясности, а с ней-то как раз ничего и не вышло. Понимаю вас... Это должно быть чертовски обидно.
- Не то чтобы обидно...
- Не миндальничайте с нами, Александр Евгеньевич! Конечно, обидно! Но что поделаешь? Нехватка средств и времени... Но могу поклясться, главное я вам изложил. Человеческий мир все более становится похожим на сыр. Вселенная просачивается к нам, как вода в прохудившийся корабль. Плохо это или хорошо, - не знает никто. Но так или иначе мы в состоянии заняться ликвидацией пробоин, и мы трудимся над этим уже в течение десятилетий. Не надо ждать космических кораблей и звездных десантов, - вторжение уже началось. Исподволь, практически незаметно...
- Но вторжение это или нет, вы сами еще не разобрались!
- Зато мы отчетливо наблюдаем, что корабль кренится. А риск в данном случае недопустим. Есть течь, значит, надо ее заделывать, надо бороться. Война - это зло, но в данном случае мы не агрессоры. Мы оказываем сопротивление. Ага! Вам это не нравится?.. Тогда представьте следующую картину. Ваше жилище с катастрофической быстротой заполняется тараканами. Они жадно поедают хлеб, пьют воду, ползают по вашим ногам. Прямой опасности нет, и сомнения в том, что эти насекомые не столь уж плохи, вероятно, присутствуют, и все же вы начинаете давить их каблуками и рассыпаете по всем углам отраву. Вот какой путь избираете вы, и вас можно понять! Хотя приобрети вы в насекомых друзей, вы наверняка бы многократно выиграли. Тем не менее вы предпочитаете подстраховаться, исключив даже ничтожную вероятность угрозы. Аналогичным образом поступаем и мы.
- Но почему тогда не обратиться за помощью к людям? Если цели у нас общие, стало быть, и усилия разумнее объединить.
Панкратило презрительно шевельнулся в своем углу, Громбальд хихикнул, стеснительно прикрывшись ладошкой.
- Вторжение, которое мы наблюдаем, дорогой Александр Евгеньевич, не отбивается ракетным оружием. А ничем иным человечество, насколько мне известно, пока не располагает.
- А чем располагаете вы?
- Вопрос, что называется, в лоб! - Громбальд энергично закивал головой. - И вы всерьез полагаете, что вам ответят?
- По-моему, времени чтобы убедиться в наших возможностях, у него было предостаточно, - Панкратило нервно покрутил ус. - Вы фантастически терпеливы, Марат Каримович.
Чолхан отмахнулся от помощников. Прежде чем заговорить, окинул взглядом вереницу портретов на стенах. Цари, философы, патриархи... Александр невольно поежился. Может быть, все они подобно той герцогине продолжали жить своей загадочной жизнью? Наполеон, Македонский, Петр Первый... И как знать, возможно, Чолхан и его коллеги обращаются к ним временами за помощью. Разве не волшебство - услышать живой совет Аристотеля, Якоби или Вольтера?..
- Милый мой Александр Евгеньевич, - Чолхан вздохнул. - Наши арсеналы действительно не пустуют. Мы в состоянии противостоять - и довольно активно, хотя и стараемся не привлекать к себе внимания. Смею вас заверить, некоторый опыт борьбы у нас уже имеется.
- И все же, насколько я понял, победа еще за горами?
- А это уж что называть победой, - Чолхан невесело улыбнулся. Продление агонии при определенных условиях - тоже является победой. Ко всему прочему, для решающей атаки нас не так уж много. Я имею в виду настоящих магистров. Главную же силу представляют именно они.
- Но можно было бы вербовать экстрасенсов, искать учеников!
- Кое-что в этом направлении делается, но еще раз подчеркиваю: Орден Малиогонта - не партия единомышленников и не религиозная структура. В сущности, членов магистратума трудно называть людьми...
- Секундочку! Вы хотите сказать, они... то есть, вы - что-то вроде мутантов?
- Какая дремучая чушь! - Громбальд театрально всплеснул руками. Впрочем, Александру Евгеньевичу я готов простить даже это.
- Я что, оскорбил вас?
- Ничуть. Вы употребили не тот термин, только и всего. Мутант понятие очень уж общее. Попробуйте отыскать на Земле хоть одно живое существо, которое постоянно бы не мутировало. Таковых вы попросту не найдете. Все мы в той или иной степени мутанты.
- Но те, кто называют себя магистрами...
- Запомните: мы - Орден Малиогонта! Сообщество, совершенствующееся на протяжении многих веков. И мы живем по своим собственным законам, создавая свою науку, свою мораль и свой кодекс чести. Наши корни - среди человеческого, но в остальном мы различны.
- Мне кажется, главную мысль, так сказать, квинтэссенцию сути, Александр Евгеньевич уловил, - вступился за следователя Зиновий.
- А по-моему, он и сейчас пытается проводить параллель между нами и энергетиками вроде Дунича, Геллера и других, - хмуро пробурчал Панкратило.
- Что ж, в этом нет ничего предосудительного. Так нам будет даже легче найти общий язык... Так вот, Александр Евгеньевич, в отличие от названных личностей мы - АКТИВНЫЕ сенсоры. Мы не только обладаем энергетическим даром, но в состоянии и управлять им. Согласитесь, это уже не просто мутация, это подобие культуры! Мы не выдумываем фокусов и не стремимся поразить публику, потому что мы сознаем, ЧТО делаем и для какой такой цели. Соприкоснувшись с божественным, мы окончательно разошлись с вами. И даже помогая Земле, ни за что не станем отождествлять себя с землянами.
- Причем здесь божественное? Разве не вы сами упоминали о силе атеизма?
- Вы вторгаетесь в опасные дебри, голубчик. Это тема на долгие месяцы посиделок, потому что тот же самый атеизм не выкрашен в черное или белое, - он так же пестр, как и весь наш мир. Та же Библия может быть знанием с большой буквы, но для абсолютного большинства она прежде всего символ. Вообще вера, основанная на жестком догмате, - опасная вещь. Почти такая же опасная, как неверие. В сущности, неверие тоже есть вера: Бога и Загадочное подменяет разум, логика стремится объяснить все и вся. Вот и судите, что лучше, а что хуже. В пору средневековья подобный догматизм был еще допустим, но сейчас, на витке множественных релятивистских течений, религия способна до крайности оголить планету. Я уже достаточно поминал о вторжении извне. Это не фотонный десант, не бластеры и не пулеметы. Прежде всего это мощная психотроника иного мира. Необходим щит, своеобразный экран, и атеизм, как это ни парадоксально и ни печально, способен играть роль подобной брони. Осмысленной веры человек, по всей видимости, достигнет еще не скоро - и до тех пор он гол и чрезвычайно уязвим. Ему легко помочь, но его легко и уничтожить.
Панкратило деликатно прикашлянул.
- Осмелюсь заметить, до отправления осталось всего ничего. Около пятисот сердечных сокращений. Вы собирались еще кое с кем переговорить. По поводу погоды на Занзибаре...
- Завтра, Панкратило. Все переговоры завтра. Мои извинения коллегам, а сегодня просто отправимся в путь... - Поднявшись, Чолхан с улыбкой взглянул на Александра. - Надеюсь, в основном ваше любопытство мы все же удовлетворили. Так или иначе мы покидаем эти края, хотя признаюсь, передавать их вам приходится не в самом лучшем состоянии, но так уж вышло.
- Некоторые пассажиры того поезда исчезли. Неужели нельзя было обойтись без этого?
- Сожалею, но все уже в прошлом, - Чолхан поджал губы. - Я уже объяснял, что Марро явился на съезд с подрывной миссией. Его следовало временно изолировать. Но случилась досадная оплошность, вместе с Марро пострадали и посторонние люди.
- Это вы называете досадной оплошностью.
- Хорошо, пусть будет - трагическая. Но что это меняет?
- Не знаю. Но все-таки странно... Всемогущий Орден до сих пор не разобрался с собственной оппозицией?
- Увы, таков наш кодекс. Свою оппозицию мы терпим. В некотором роде мы ее даже холим и лелеем. Расправляются с агрессором, но не с противником... Что-то еще?
Александр замялся.
- Он хочет спросить о майоре, - пояснил Громбальд. - Я правильно интерпретирую?
- Видимо, да, - Александр смущенно кивнул. - Дело в том, что...
Чолхан предупреждающе поднял руку.
- Разделяю ваши сомнения. Поэт из вашего Борейко действительно никудышный. То есть, не то чтобы совсем никудышный, но скажем так довольно-таки среднего уровня. А вы, как я понял, желали бы оставить его на оперативной работе?
- Мне кажется, там он был на своем месте, и если можно...
- Хорошо, это мы уладим. Других пожеланий нет?
И снова вместо Александра встрял всеведающий Громбальд.
- Извините, Магистр, но у него масса желаний. Пожалуй, мы и впрямь опоздаем.
Неожиданно подал голос Панкратило.
- Он считает, что мы обязаны восстановить разрушенное майором.
- Протестую! - Громбальд подпрыгнул драчливым петушком и возмущенно округлил грудь. - Александр Евгеньевич мне, конечно, друг, но, как говорится, истина ближе и дороже. Мы здесь совершенно ни при чем, а спрашивать что-либо с герцогини абсолютно бесполезно. Что вы хотите, женщина! Коварная, испорченная, злая...
- Но сбежала-то она с вашей картины!
- При помощи вашего воришки!
- Кроме того, - добавил Чолхан, - бедствия города успели стать достоянием газет и радио. Вмешиваться в события попросту поздно, а переписывать историю заново не можем даже мы.
- Хотя для Александра Евгеньевича, так сказать, в порядке исключения мы могли бы кое-что сделать, - многозначительно произнес Громбальд. Например, избавить его от тягот первого времени. То есть, такое вот мое скромное предложение. Как говорится, от сердца и от души. Решать, разумеется, не мне.
Чолхан хмыкнул.
- Ну? А вы на это что скажете, господин следователь? - глаза его насмешливо блеснули. - Как вы относитесь к такой категории, как время?
- Вероятно, как всякий нормальный русский, - Громбальд покосился на Александра. - Обожает свое прошлое, ненавидит настоящее и испытывает мандраж перед будущим.
- И все же в данном случае будущее предпочтительнее настоящего. Я прав?
- Не совсем понимаю о чем идет речь, - Александр в замешательстве огляделся. - Просто я полагал, что вам будет нетрудно...
- Магистр! - предупреждающе пробасил Панкратило. - Коллегия ждет вас. И Приакарт уже туточки. До отправления - пятьдесят сердечных сокращений!
И тут же прямо из стены вышел знакомый Александру юноша в огромных очках с деревянной дужкой, с торчащими из карманов ручками и карандашами, все столь же измученный и рассеянный.
- Марат Каримович, что же это такое! Все в сборе, а вы даже не готовы! Учтите, Регинтауас давно уже на вас зуб точит, а зуб у него, сами знаете... Бивень, а не зуб! Заявляю ответственно: нам эта междоусобица совершенно ни к чему!..
С запозданием он увидел стоящего посреди кабинета Александра, и обиженно-возмущенная речь сорвалась на невнятный лепет.
- Тут, я вижу, посторонние. Понимаю... Только и вы поймите. Все ж таки зуб Регинтауаса - это не шутка... Впрочем, удаляюсь. Настоятельно советую не задерживаться...
На глазах Александра в стене - до этого гладкой и вполне монолитной неряшливыми мазками прорисовалась дверь. Человек в очках запоздало стремился сохранить видимость конспирации. Скрипуче и тяжело дверь открылась, пропуская утомленного человека, со стуком захлопнулась. Однако мгновением раньше Александр успел заметить, что толщиной она не превышает бумажного листа. На большее у рассеянного Приакарта не хватило либо времени, либо сноровки.
- Получу выговор, - Чолхан вздохнул. - Ну, да их у меня уже не менее семисот...
- Шестьсот сорок два, - поправил Громбальд, - и семьдесят три строгих.
- Что ж, - хозяин кабинета кивнул. - Поспешим... А предложение твое принимается, Зинка. Стоит, пожалуй, облегчить положение следователя. Маленький прыжок вперед, и все по-старому... - глаза его обратились к гостю. - Что ж, за сим, Александр Евгеньевич, вынужден распрощаться. Проводи его, Зинка.
- С нашим удовольствием! - Подхватив гостя под локоток, Зиновий Громбальд суетливо подбежал к двери, но не той нарисованной, а вполне реальной.
- Пройдите, Александр Евгеньевич. Светлого вам оптимизма и поменьше исканий. Все равно, как говорится, ничего не найдете. Все лучшее, как и все худшее, - в нас самих. Копните глубже - и увидите.
Дверь распахнулась, и Александр машинально ступил за порог. В висках у него зашумело, ткань на плечах с хрустом натянулась и вновь обмякла. Слепящая вспышка заставила его зажмуриться...