— Он всегда занят.
— В такую-то пору?
— Совещание у него.
— Так поздно?
— А вам какое дело?
— Трудно поверить.
— Не верьте — дело ваше.
— А если я подожду?
— Хоть до утра.
Граков решился на рискованный маневр.
— А если я взгляну, чем он там на самом деле занимается?
— Нет! — пискнула секретарша.
— А мы посмотрим! — яростно прорычал Граков, хватаясь за ручку двери, как хватаются за рукоять меча.
— Ни за что! — завизжала секретарша, пулей вылетела из-за стола, ловко, словно приемом каратэ, сбила его руку с дверной ручки и прижалась спиной к двери.
Граков увидел, что на лице ее застыло выражение яростной решимости. Такой же яростной, как у него. Было похоже, что она намерена драться и либо лечь костьми, либо разорвать просителя на части, причем она рассчитывала на второе.
Внезапно у Гракова возникло сильнейшее желание взять секретаршу в охапку и выкинуть в окно — с такой немыслимой высоты… И помахать ей вдогонку платочком.
Но он мужественно сдержался, хотя и с большим сожалением. Канцелярия быстро извращает понятие о милосердии, как, впрочем, и все другие понятия.
Пилот решил прекратить конфликт. Продолжать его было неразумно.
«Что поделаешь, — уговаривал он себя, выходя из приемной, — если у них так принято. Не мне, чужаку, перестраивать их порядки, ведь я здесь только гость. А гостю негоже вести себя по-свински, то есть — по-чиновничьи».
Лифт спустил Гракова к машине. Было совсем темно. Тучи висели низко. Казалось, вот-вот заморосит мелкий дождик, наподобие осеннего земного. Граков поднял голову и посмотрел на окна Канцелярии. Все они ласково светились. Верхние этажи расплывались в туманной дымке. Чиновничий улей копошился, растревоженный его появлением.
Уже в машине, расслабившись, он вдруг ощутил, как чудовищно устал. Ему хотелось только одного — покоя. Даже голода он не чувствовал.
Когда он ходил по кабинетам, ему временами начинало казаться, что он постепенно сходит с ума, что все происходящее с ним — бред, болезненная игра воображения. А вскоре, вышагивая очередным коридором, представлял себе вдруг, что по неведению, по ошибке, он — вполне нормальный человек — попал в сумасшедший дом для умалишенных с одной общей манией. Или это — просто балаган, кукольный театр. Механическая шкатулка с надолго заведенной пружиной, созданная неведомо кем и неведомо для чего.
Неведомо ему, Владимиру Гракову.
На самом деле он столкнулся с поразительным механизмом оболванивания, напрочь отбивающим всякое, даже мало-мальское, желание активной деятельности.
И еще он подумал, плутая коридорами от двери к двери, что, наверное, когда он будет рассказывать друзьям историю своего странствия по Канцелярскому Лабиринту, он будет делать это в легкой шутливой манере, громко смеясь вместе со всеми. В полудреме думал: «Вот уж ребята будут говорить, что я байки рассказываю».
Но сейчас… Сейчас его путешествие не вызывало желания пошутить.
Пересекая холл в космопорту, Граков устало глянул на администраторшу, неприступно восседавшую в своем углу. Она же не удостоила его даже взглядом.
Поначалу он хотел сходить в медотсек и подвергнуться успокаивающему внушению гипнотрансера, но потом передумал, — решил, что с таким небольшим стрессом справится и сам.
Раздеваясь, Граков подошел к окну и посмотрел на далекую, такую маленькую отсюда Канцелярию. Во тьме сияли цепочки огней в окнах, словно праздничные гирлянды. И вдруг свет разом погас. «Предохранители выбило, что ли?» — с невольным злорадством подумал Граков, направляясь к кровати. Мысль, что непредвиденное происшествие нарушило работу этого хитроумного и хорошо отлаженного аппарата околпачивания, доставила ему глубокое удовлетворение.
Всю ночь Гракову снились нескончаемые коридоры с бесчисленным множеством запертых дверей. В простенках между дверьми вертикально стояли кожаные футляры с выдавленными спереди рельефными, но смутными человеческими фигурами. Они напоминали Гракову саркофаги древних фараонов. Когда он проходил мимо них, передняя крышка мигом распахивалась, как двустворчатая дверь, оттуда высовывалась круглая голова, у которой был только рот — большой и мягкий. Голова вытягивала тонкую змеиную шею. Толстые, мокрые, морщинистые губы мерзкого вида тянулись к пилоту, будто хотели крепко, взасос поцеловать его, извивались, шепча: «Как бы чего не вышло, как бы чего не вышло, как бы чего не выш…»
Граков передернулся от омерзения, открыл глаза и ошалело сел в постели. За окном голубело утреннее небо. Граков поежился и процедил сквозь зубы:
— Фу ты, бредятина какая!
И тут же с неприятным чувством в груди вспомнил, что снова должен отправляться в Канцелярию. Собственно говоря, не должен он тут ничего и никому. И вполне может снова завалиться на боковую и дрыхнуть дальше, а потом лениво и бесцельно шляться по космодрому, зевая и поеживаясь. Да только поставил он цель перед собой и отступать, когда ставит цели, не привык. А цель — во что бы то ни стало дойти до канцелярского финиша. Добраться и увидеть, какой такой приз ожидает самого упорного просителя — просителя-победителя?
«Проситель-победитель… — подумал он. — А такие вообще в природе бывают?»
Сборы на местную Голгофу не заняли много времени.
Вскоре он снова был в Канцелярии, в приемной 927-го кабинета.
Хозяин кабинета оказался плотным лысоватым шаррянином с гладким и сытым, как у всех предыдущих чиновников, лицом. У него был вид человека настолько переполненного чувством собственного достоинства, что в нем уже не оставалось места никаким научным выдумкам об уме и поэтическим глупостям о совести.
Граков напомнил ему о вчерашнем телефонном звонке из верхнего, 963-го кабинета.
— Да-да, было такое, припоминаю, — произнес он с легкой гримасой недовольства. — Однако лично я выписать эту справку не могу. Подобные действия не входят в мою компетенцию. Для таких процедур имеются чиновники ниже рангом. Спуститесь в 824-й номер. Там ее непременно вам выдадут. А я сейчас предупрежу их, чтобы не тянули. — Он взял с аппарата трубку, сосредоточенно пощелкал клавишами: — Восемьсот двадцать четвертый? Здравствуй. Да, я. Такое, знаешь ли, у меня к тебе дело. Прибыл тут… инопланетянин. С этой… э-э-э… как?.. с Земли… В космопорту. Ремонт… Так вот, он хочет посмотреть нашу планету… Верно, небольшая экскурсия… Выдай-ка ты ему справку… Разрешение на это дело… Надо уважить пришельца. — Он положил трубку и велел Гракову: — Отправляйтесь и возьмите свою справку.
Пилот вспомнил вчерашнюю баталию с секретаршей. «И ради этого короткого собеседования, мне пришлось чуть ли не подраться с твоей цербершей! — Он с трудом сдержал желание наговорить этому холеному администратору неприязненных замечаний. — Ну-ну, моя горячность и так вечно доставляет мне массу неприятностей. Но ничего не могу поделать — ненавижу послушненьких».
Он покорно перешел из 927-го кабинета в 824-й кабинет.
Там его ждал белобрысый шаррянин, менее солидный и спесивый, нежели предыдущий тип. Граков уже заметил: чем выше этаж, тем внушительней с виду чиновник.
— Это вы — инопланетянин? — кисло пробубнил белобрысый, разглядывая Гракова. Он состроил гримасу, будто сомневался, тот ли Граков на самом деле, за кого себя выдает. — И чем же вам помочь?
— Справку выдать, — сообщил пилот, сразу насторожившись.
— Эх! — тяжело вздохнул чиновник. — Отремонтируетесь и летите себе дальше. Она вам нужна, наша планета?
— Нужна! — ответил он упрямо, решив не уступать.
Они сумрачно помолчали.
— А с самым верхним этажом девятьсот двадцать седьмой консультировался? — скучным голосом проговорил наконец шаррянин.
Граков пожал плечами.