— Цыц ты. — Ройл завозился, устраиваясь на разбойнике поудобнее, и, затыкая тому рот сорванной с головы кожаной шапочкой. — Что с ним делать-то? Резать глотку — и полезли дальше?
— Порасспроси его — есть ли еще сторожа, в лагере ли Хват, а потом двинь посильнее — пусть валяется. Нам его никчемная жизнь не нужна.
Конан отошел в сторонку и пучком травы попытался избавиться от комьев влажной грязи. Не особенно прислушиваясь к хрипловатому, приглушенному туманом голосу разбойника, он повертел в руках трофейный самострел, затем задрал голову и с наслаждением стал вдыхать тот непередаваемый аромат дикой чащи, от которого в юности у него кружилась голова, заставляя идти на невиданные безумства. Атмосфера лесной войны, сам лес, липкий туман и полный грозящей опасности зеленый полумрак постепенно начали пробуждать в потрепанном жизнью и бездельем теле спящего зверя. Ноздри киммерийца подрагивали и раздувались, словно у породистого жеребца, ни разу, не бывшего под седлом, белки глаз сверкали, а руки, расслабленно свисавшие вдоль тела, приятно зудели в предчувствии скорой драки. Кром свидетель — пара десятков лет сорвалась горой с плеч и растворилась в утробе урочища. Меж тем из-за спины киммерийца раздался тупой удар, приглушенный стон и мягкий звук падения. Неслышной, стелющейся походкой подошел Ройл, потирая краснеющий на глазах кулак, и шепотом проговорил:
— Митра милостивый, ну и головы у здешних жителей, видать, луженые, что твой обозный котел.
— Ну? — задрал подбородок Конан.
— Часовых у этой своры, как и ожидалось, нет.
— Совсем обнаглели. Когда я был помоложе…
— Тише, тише, мой король, — вжал голову в плечи следопыт. — Так вот, этот медноголовый поджидал тут своих сотоварищей-охотников, которые аккурат сейчас должны пройти неподалеку от нас к лагерю.
— Славно, славно. Вот мы охотничков тут и положим в папоротники. И ворвемся прямо в их курятник вместо ожидаемых добытчиков, — оживился Конан.
Ройл недовольно скривился. Он уже понял, что стареющий монарх не собирается утруждать себя размышлениями и расчетами. Ему нужна была хорошая драка после хорошей попойки.
— Дело в том, что там у них собаки…
— Ну, старый вояка, ты меня испугал! — Киммериец от нетерпения даже притопнул, взметнув на отвороты и без того грязных кавалерийских сапог фонтан из тины и жидкой глины. — У них тут что — натасканные сторожевые из королевских питомников? Или пастушьи «акулы пустынь» из гирканских земель? Откуда они тут взялись и кого пасли? Сам не хуже меня знаешь: если таким псинам не дать отару, чтобы ее охранять, и не дать волков, чтобы их рвать, то характер у собак очень быстро испортится, и тогда уж лучше держать у себя на стоянке медведя-шатуна или пару драконов, чем этих тварей. А здесь наверняка обычные остроухие плюгавые гончие. Мы с тобой не олени и не зайцы, а на человека натаскать этих псов сложнее, чем меня обучить тонкостям митраистской теологии.
— Оно, конечно так, мой король… — с сомнением пожевал губами Ройл, однако и паршивая шавка может поднять шум, учуяв засаду…
Но Конан перебил его:
— Это у тебя с похмелья или ты действительно стал трусоват? Где-нибудь в безлюдных горах или девственном лесу собаки, учуяв засевшего в чаще человека, начнут брехать и выть, а тут в двух шагах их собственный лагерь, и под каждой сосной по пьяному разбойнику валяется. Веди лучше на тропу и своих зови, а то упустим охотников.
И не собираясь больше спорить, кряхтя и ругаясь, Конан полез по скользкому склону вверх. Ройл вздохнул, снял висевший на шее деревянный свисток, подал условный сигнал, подражая крику некоей болотной птицы, и полез следом.
Не прошло особенно много времени — Конан и следопыт только и успели, что привести в относительный порядок измазанную одежду, как дрожащий зеленый полог сгустился, в тумане задвигались еле различимые вначале тени, затем туман расступился, пропуская бесшумно скользящих меж стволов деревьев воинов.
Ройл быстро объяснил им задачу и повел маленький отряд в самую непролазную чащу, руководствуясь одному ему понятными соображениями, почерпнутыми из задушевной беседы с молодым разбойником. Дорогу преградил бурелом, высившийся, будто замок лесного людоеда. Туман оставлял на серебристых стволах полусгнивших деревьев, наваленных самым причудливым образом, легкий белесый пушок. Тянули узловатые щупальца вывороченные корни вековечных деревьев, обнажая в плоти земли ужасные раны, — на эти ямы, полузатопленные подернутой ряской водицей следопыты косились особенно неприязненно, стараясь обойти их стороной. Кто знает, что за зверь или нечисть может броситься оттуда на осмелившихся нарушить лесной покой людишек?
Проплутав изрядно в этом лабиринте, отряд аквилонцев выбрался на небольшую полянку. Все отряхивались, словно лоси после переправы через ручей, хрипло и зло переругиваясь, вновь сгибая луки и натягивая тетивы, до того заботливо смотанные и упрятанные в холщовые мешочки — жилы берегли от влаги. Конан, спохватившись, стал шарить по перевязи, и один из телохранителей протянул королю его меч, оставленный в самом начале пути.
— Кром, — сквозь зубы проворчал Конан, нацепляя ножны. — Это уже совсем не годится. Оставил меч гнить в какой-то канаве, словно деревенский увалень, пригнанный главным королевским лесничим на тушение лесных пожаров…
Ройл меж тем озирался, явно ища и не находя некоей метки. Лучники все возились со своим нежным снаряжением, северяне вполголоса частили ненавистные леса, где не на что сесть, и нет ни капли свежего воздуха, ни луча солнца.
Старый разведчик негромко вскрикнул, указывая на зарубку в коре разветвленного вяза, и уверенно повел отряд за собой — опять в непролазные заросли. Конан повеселел, слушая за спиной каркающие северные ругательства на выразительном ванирском наречии вперемежку с именами хайборийских богов, снабжаемых самыми нелицеприятными эпитетами на его родном киммерийском.
Наконец мучения нордхеймских и киммерийских наемников кончились — Ройл вывел их на поросший колючим кустарником холм, косо обрывавшийся к югу урочища. Искомая тропа проходила по низу разлома, идущего в теле Совиной Горы по самым укромным чащобам, и косогор висел над ней козырьком, будто созданный для засады.
— Это надо совершенно обнаглеть, чтоб не выставить тут охраны, — проворчал Конан, вглядываясь в дрожавшую над лесами хмарь, в которой где-то с запада улавливался нарастающий птичий гомон.
Вернее, варвар уже смог определить, что к тропе движется большая группа людей.
— Митра свидетель: беспечные добытчики — это как раз то, что нам надо, — проворчал Ройл, распределяя людей вдоль гребня. — Если нас прихватят здесь, то основные силы вряд ли успеют подойти к нам на помощь, хоть я уже и послал за ними. Прижмут вот к обрыву и перебьют, как щенков-несмышленышей.
— Да, могут и прихватить, а могут — нет, — с видимым сожалением пробормотал Конан, устраиваясь среди колючих кустов с таким треском, словно кабан-секач на лежку.
— Да будет еще драка, мой король, будет. Не забывай, что их тут тьма. Перебьем-вот охотников, двинемся дальше, и будет нам за каждым кустом арбалетчик, за каждым стволом — мерзавец с ножом в зубах. Главное, — Ройл уже обращался к своим воинам, — чтобы никого не пропустить. Положить всех!
— Да, да, — чуть повысил голос Конан, — а то всполошим лагерь раньше времени, и уйдут они, а всех не переловишь в этих-то дебрях.
— Все равно отступят на немедийскую сторону. Хват уже не раз проделывал этот номер, — тихо пробурчал Ройл.
Он видел в своих нехитрых планах громадную брешь, но не решался перечить неистовому киммерийцу.
«А ну как действительно уйдут за кордон? Мы что же это, полезем к соседям?» — ломал себе голову седой ветеран, и что-то в самой глубине души говорило ему, что цель Конана, прикрытая скороспелым решением идти на разбойников, на самом деле именно такова.
«Неужто ринется наш король добивать их в немедийских землях… Тогда пограничный заслон немедийцев набросится на нас, как мы сами когда-то выкинули их с территории Аквилонии. Может, на это и расчет… Поговаривают, что Конан не прочь устроить заварушку, с кем попало, а немедийцы — неплохой выбор. Ох, уж мне эти стареющие короли да герцоги».
Ройл с обычным для бывалого служаки презрением к вышестоящим сплюнул и вздохнул, начиная понимать, что тихое гарнизонное сидение безвозвратно закончилось.
Меж тем стало слышно, что разбойные люди совсем уже близко. Вот послышался собачий лай, затем короткое ржание, голоса. Они шли, совершенно не скрываясь, будто законные владетели этой дикой земли, весело и беспечно. Уже явственно доносился смех, нестройное пение и даже лихой разбойничий посвист из тех, что тревожат сны толстых купцов и караванных вожаков. Ройл стиснул зубы и покосился на Конана. Как еще отнесется король к такой наглости на своих землях.
Однако августейшая особа признаков недовольства своими порубежниками выказывать и не собиралась. К удивлению ветерана, лицо киммерийца было совсем не похоже на разъяренный лик властительного вельможи, по цветущему саду которого расхаживают воры. Напротив, лицо короля выражало скорее затаенную грусть и некую светлую печаль.
Ройл, вспоминая байки о прошлом Конана, хмыкнул. Очень уж это было похоже на тоску по ушедшей залихватской юности. Когда лихой посвист раздался во второй раз, Конан вздохнул и шумно заворочался. Ройл ухмыльнулся и, забыв о грустных мыслях, припал к мокрой земле, превращаясь в бездушный призрак войны — комок настороженности: лишь слух да зрение, даже дышать перестал.
Папоротники с западной стороны от разлома вздрогнули, с них посыпался целый каскад капель, и раздвинулись, пропуская лошадиную морду. Это не был, конечно, боевой скакун, так себе лошадка, взятая разбойниками прямо от сохи. К тому же она явно проделала немалый путь, тяжело нагруженная какими-то тюками, — тяжело опадающие черные бока блестели от пота и влаги, пропитавшей окружающий лес насквозь. Меж тюков разместился малый с лопатообразной нечесаной бородой, который все прикладывался и прикладывался к кожаной бутыли. Следом показались остальные. Понурые мокрые всадники тщетно кутались в отяжелевшие плащи, стараясь укрыться от всепроникающей сырости, у некоторых поперек седел виднелись перекинутые тюки. На двух лошадях везли освежеванные оленьи туши. Вокруг охотничьих трофеев скакало три или четыре собаки, обнюхивая мох и землю в тех местах, где капала оленья кровь. Лошадям кровавая ноша и шумное лающее сопровождение было явно не по нутру — то и дело они останавливались, но ведущие их под уздцы разбойники добивались покорности, не жалея кнутов, жестоко и быстро.
Наконец на тропу под откосом выехала вся кавалькада. Ройл насчитал два десятка людей.
«Собачки несерьезные, значит — собачки не в счет. Люди… Те, что ведут лошадей и идут пешком, явно местные, деревенские парни. Проводники, охотники, вряд ли они члены шайки, но даже если так — толк от них в схватке малый. А те вот, что на конях, — посерьезнее. И вооружены не кое-как, и под плащами у них, может статься, не одни рубашки. Хотя странно это, в доспехах по лесу с охоты ехать. Или ждут нападения? Кого? Ладно, потом разберем. Сколько их таких? Ага, десяток. Ну, хвала светлым богам — риску никакого».
Седой ветеран для приличия повернулся к Конану, ожидая приказа, но тот, словно ребенок, впервые в жизни побывавший на городской ярмарке и увидевший там заезжих акробатов, разглядывал всадников горящими глазами.
Тогда Ройл слегка откашлялся — внизу замерли и навострили уши собачки, а наверху натянули луки его следопыты, — и уже громко, смачно выругался. Что и послужило сигналом к атаке.
Пропели стрелы. Первый залп собрал обильную жатву, второй был менее удачным. Тем не менее, первые три и задние два седла вмиг опустели, одна из лошадей с громким ржанием рухнула в лужу и билась там, перегораживая проход вперед. Разбойники заголосили, спрыгивая с седел и обнажая клинки. Деревенские попытались порскнуть назад, в чащу, быстро разобрав, откуда бьют лучники, но остальные, матерые, явно приготовились, дорого продать свои жизни.
Конан с ревом вскочил, выволакивая из ножен меч, и заорал — мало не на весь лес:
— Следопыты! Бить стрелами убегающих. С остальными мы сами справимся. Ройл, давай команду гарнизонным тихоходам. Охрана, за мной!
Дальше зазвучали непонятные аквилонцам лязгающие и словно грохочущие броневыми листами слова на одном из северных языков, и король-варвар во главе своего варварского сопровождения обрушился со склона вниз, на тропу. Обрушился буквально — склон был неимоверно крутым, к тому же земля и трава промокли, словно прибрежное дно при морском отливе, так что волна атакующих окунулась в грязь и покатилась прямо на разбойников.
Ни один из ваниров, асиров и киммерийцев не смог удержаться на ногах, но все без исключения остались с оружием в руках. Конан, весь облепленный комьями грязи вскочил на ноги, еле успев перекатиться в сторону от взмаха топора, рванувшегося навстречу катящемуся с горы киммерийцу. Широко расставив ноги на зыбкой почве, Конан косо рубанул мечом не успевшего поднять топор разбойника. Однако в мокрой от грязи ладони варвара рукоять повернулась, и удар клинком пришелся плашмя, но, судя по звуку, сокрушил ребра и отбросил противника с тропы в лужу, где все еще билась раненая лошадь. Тотчас же на месте первого появился новый разбойник, серой тенью метнувшийся к королю, норовя вспороть бок кинжалом.
Однако рывок ретивого лесного сидельца был излишне резок — он подскользнулся, и удар распорол Конану штаны на бедре, обладатель же кинжала буквально налетел на меч, спешившегося на выручку к королю ванира. Конан, которого ванир, заслоняя от следующего разбойника, отшвырнул плечом, оказался в луже и за неимением нового врага точным ударом положил конец мучениям лошади. Неблагодарное животное в последней предсмертной судороге лягнула киммерийца копытом. Среагировать Конан не успел; он только дернулся, перенеся тяжесть тела на другую ногу, и копыто обрушилось в подколенный сгиб. Король рухнул в самую жижу, успев в очередной раз проклясть своего терпеливого к подобным выходкам бога.
Два здоровенных асира, поддерживая за плечи, вытащили своего владыку на сухой пятачок. Схватка, короткая и кровавая, уже кончилась. Сопротивлявшихся разбойников охрана короля порубила на месте, трусливых — положили разведчики Ройла, спокойно, словно на учениях, пускавших стрелу за стрелой в мельтешивших у края леса людей.