— Не только… — пробормотал я, вспоминая "утреннюю гимнастику".
— Она очень даже уже! — подхватил Идио.
— Есть с чем работать, — Зима покосился на Яну: оценила ли она его изысканный комплимент?
Не оценила.
— С чего вы взяли, что я ведьмачка? — мило улыбаясь, спросила она лесовика.
— Я не брал, то мне поведали, — поковырялся в ухе старичок, — пташки залётные, белокрылые, и другие, аки уголья, черные… звери прыскучие, а ще хозяева ихние, зо-оркие! — он многозначительно подвигал бровями. — Они и пярядать кой-чево наказали…
Борода лесовика зашевелилась, и средь её зарослей мелькнул серый хвостик.
— Передать? И что же? — встрял я, мигом опознав загадочного «хозяина».
— То, шта в сельцо людячье, кое верстах в трех-десяти отсель стоит, вам не нать, — с нажимом изрёк лесовик. — Ждут вас там, не дождутси, штоб встренуть, как водитси, по одёжке, да проводить с усим береженьем, токмо не туды, куды вам надобно. Но! — он со значением нацелил в небо узловатый палец. — На полночь-закат пошагаите, к камню Чёрному приидете, от него — тропкой неприметной в городок, шта посередь леска мажеского стоить, Изморами прозывается. Там и погостюете денька два-пять, пошуршите по-свойски, по-Хранительски, покель старуха не утишитси…
Чем же мы так разозлили Моргану (кроме как фактом своего существования), что пришлось посылать лесовичка с депешей?! Я недоумевал. Ну, вампира спасли, мертвяка упокоили… и всё.
Ведь всё?
— Всё, всё, — почёсывая бородавку на носу, подтвердил лесовик. Зима отчего-то виновато заерзал. — Наше дело малое, взять-пярядать… А городишко нелюдячий стоит, токмо вас и дожидаитси. Недоброе там деетси, а вам самими Создателями, едрить их налево, заповедано червоточины истребляти да людям с нелюдями заступу чинити.
— Нелюдской? Это как? — наивно спросил я.
— Дык, упырий… фу ты, ну ты, дуги гнуты! То бишь, вомпэрий, — лесовик кивнул на Зимку. И так не слишком румяного вампира можно было запросто спутать с ангелом смерти. — Слышь ли, чё грю, светлый-ясный? Друзей в гости вяди, не пожалеишь. Ты, молодец, хучь и не верхогляд, да любвя тебе оченьки затмила, дале носу сваво и не вишь. А подружка у тя настырнюча, разберётси…
— Но им туда нельзя! — в ужасе выдохнул вампир. — Эгрен рхат, их же там…
— Усё можно, ежели осторожно, — с легкой угрозой в голосе возразил лесовик. Я ощутил краткий, мощный всплеск Силы, и Зима, зажмурившись, сжал виски ладонями, будто хотел раздавить себе голову. Идио ехидно фыркнул, но моё "Что это было?!" пропустил мимо ушей. — Друг, чай, не выдаст, чушка не сожрет, — как ни в чем не бывало, заявил дедок. — Обережки попрятать, «нет-меня» навесить, усё и сладитси. Ты, светлый-ясный, дурку не гони, к горушке ероев не веди, их погубишь да сам травой-муравой порастёшь… Лжу мене речь вовсе незачем, сам знаишь.
Старичок смущенно как-то помолчал и, суетливо пошарив в замшелой бороде, вытащил упитанную серую мышку.
— А травка ента… ваша, што ль? — почёсывая зверюшке пузико, кхекнул он.
Яна посмотрела на Идио. Я посмотрел на Идио. Зима потёр виски и тоже посмотрел на Идио. Тот смущённо потупился. Ёжик переступил с ножки на ножку и ткнулся носом в руку оборотня, накрывавшую яблоко.
— Наша! — твёрдо заявил я.
— Добро, добро. А… кгм… — Думаете, лесовики не умеют краснеть? Умеют! Но умело скрывают сей досадный факт длинными бородами и надвинутыми на лоб птичьими гнёздами. — Оно ить… травка-то редкостная, а мажеская братия, семя крапивное, усю повывела… хучь череночек бы…
Мышка моргнула глазками-бусинками и тоненько, просительно пискнула.
— Что имеете предложить? — уточнил лохматый казначей, отпихивая ежа. На слово «дать» мгновенно сработал условный рефлекс: страх и удивление отключились, и в голове защёлкал кнопочками калькулятор.
— Среброцветень, — немедля отозвался лесовик. Яна напряглась, сделав стойку фокстерьера перед лисьей норой, и одними губами повторила: «Среброцветень».
— Сколько? — хищно ощерился Идио.
— Десяток.
— Пучок.
— Половину.
— Два.
— Половину и… што-о-о? — глаза дедка округлились. — Шта эта за торг за тако-ой?
Ежики, тишком подбиравшие с травы бренные останки нашего завтрака, сердито встопорщили иголки. Зима невнятно проворчал что-то, судя по тону — одобрительное.
— Мы — бедные Хранители, — Идио, как мог, втянул пухлые щеки и живот и скорчил скорбную мину, — никто нас тут не любит, а жрать так хочется, что переночевать негде! Два пучка за екземплярь редкой травки! Два, кто больше? Я слышу три?
— Да на, подавись, волчья пасть, брюхо бездонное… — заворчал лесовик, доставая откуда-то из-за спины два пучка невзрачных продолговатых листочков.
Янины руки заметно дрожали, когда она принимала травяные букетики. Зима подался вперёд, буквально поедая листья глазами. Я откровенно недоумевал. А лесовик вдруг усмехнулся в бороду.
— Ну, слава те, Свароже, сподобил… кажись, впрямь те, шта нать. Благодать! Листы в тряпицу заверни, девонька, на солнушке не держи, травка и не повянет… Ну-ка, цыпа… цыпа-цыпа-цыпа…
Лесовик поманил к себе кустик, который тотчас подбежал к нему, ластясь, как котёнок. Тихий хруст — и маленькая веточка перекочевала в заскорузлые ладони старика. Он молодецки спрыгнул с гриба и поклонился нам в пояс. Ёжики, как по команде, выстроились в шеренгу, встали на задние лапы и торжественно отдали воинский салют. Только глумливое выражение серых морд не позволило моей челюсти отвиснуть до уровня пуза; я сидел, так что ниже просто некуда было. Кустик бочком подобрался к Яне и робко подёргал её за рукав. Сестрёнка машинально потрепала лазурку по веткам, и та счастливо затрепетала всеми листьями, только что не мурлыча под Яниной ладонью.
— Нет, негоже так, — старик пожевал губами, задумчиво глядя на кустик. — Уйду я, а вы… млады ще, чаво доброго загубите травку-та… Эй, малец!
Малец? Я привстал от возмущения. Я?!
— Милой, с моё поживёшь, ельфы мальцами покажутси, — махнул рукой лесовик. — Путлянку семицветную сплести могёшь? Весёлку Аршанову ежели по-вашески, по-мажески. Могёшь аль нет?
Ключ тихо звякнул. "Аршанская Радуга — пространственно-трансформационные чары, — охотно подсказала память, — позволяющие переводить объёмные предметы в плоскостные изображения с сохранением всех свойств и качеств (см. "Создание четырёхмерных коконов"). Жизненный цикл подвергнутых чарам растений и животных не прекращается. В арсенале боевых магов (см. "Техники слияния с артефактами"), в косметической магии (см. "Магические татуировки"). Классический вариант предполагает замыкание кокона на кодовое слово для упрощения операций по внедрению/извлечению объекта. Девятый уровень согласно стандартной классификации; рекомендовано налагать на удалённый объект из-за спорадически возникающих побочных эффектов, как то…"
Никогда не боялся пробовать себя в новом деле, но, прикинув, что описание указанных эффектов займёт полтора-два листа, я ощутил, что слишком уважаю создателей Знака, дабы пренебрегать их добрыми советами.
— Лучше я стишки прочту, — без особой надежды предложил я. Ежики презрительно зафыркали.
— Пред подруженькой варакушкой разливатси бушь, — обрубил лесовик. — А ноне меня слушай: лови два-пять ниток, вяжи их ромашкою… — Я не потрудился даже сделать вид, что понял. Кустистые брови дедка угрюмо сошлись в одну линию. — Эхма, доля наша тяжкая… Досель ты как волшебствовал-та, отроче?
Я вздохнул. Если у Яны в голове шелестела страницами энциклопедия юных ведьмаков, в моей, должно быть, сидел хитрющий словарь магии. Он делился знаниями, но и ловко прятал то, чего мне знать пока не следовало. А иные странички оказывались пустыми, и по всему выходило, что заполнять их придется мне самому. Так что колдовал я вслепую. Что было надо, то и делал — не задумываясь и полагаясь на любимый славянами «авось». Потому что стоило задуматься, и, хоть тресни, выходили взрывы и пожары.
— Ну щожь… сталбыть, будем чародеюшку вашего вразумлять, — постановил старичок. — Глазки ты лазурны прикрой… прикрой, да, а таперча гляди. Не пред собой, а будто в сторонку… — лесовичок махнул рукой. Мышка высунулась из всклокоченной бороды где-то в районе стариковского уха и согласно пискнула. — Зришь ли, отрок?
Я расфокусировал взгляд и замер. Пространство вокруг было пронизано полупрозрачными трепещущими нитями; одни колыхались свободно, другие сплетались собой в плотные жгуты и тончайшие паутинные сети. Небо слепило золотом, птичьи трели повисали в воздухе затейливыми алыми кружевами, трава под ногами напоминала россыпь драгоценных камней, а деревья, обступавшие поляну, казались сотворенными из плотного серебристого тумана. Лесовик неожиданно предстал зелёно-коричневым облачком, от которого во все стороны тянулись длиннющие ложноножки. На месте Зимы и Идио плясали два симпатичных багрово-черно-золотых смерчика; вампирий был на порядок шире и выше, знакомая сине-алая нить обвивала его от зева воронки до хвостика, а другая нить, такая же, но тоненькая, соединяла с…
На миг я зажмурился. СВЕТ. Чистый, незамутнённый Свет, по недоразумению принявший очертания Яниной фигурки. Она сияла. Она ослепляла. Пряди длинных почему-то волос отливали то травяной зеленью, то полуденной синью, ушки были длинными и остренькими — точь-в-точь такие рисуют на картинках эльфам. "Оп-па! Какое, ringwu nyort, внутреннее художественное пространство! — мысленно охнул я. — Понятно, почему Вовка, дивнюк белобрысый, на неё клюнул!.. Но… если это — ведьмуська, то как я выгляжу со стороны, а?!"
— Как-как… фигак, — пробурчал лесовик. — И откель токмо тянут желторотиков-то! Истинно собака на заборе… Не зевай, отроче! Десять ниток к себе стягуй, да вяжи ромашкой… не шуткуй, посолонь загибай! Усе чары посолонь вяжутси, противу токмо нежить немертвая волшебствует!.. Держи таперча, да на куст кидай… Шибче затягуй!
Стоило чуть ослабить хватку, как нахальные нити удирали из «рукоделия». Я ловил их, запихивая обратно. Нити упрямились и запихиваться не хотели. Пот градом катился по лицу и капал с кончика носа, я кряхтел и пыхтел, ободряя себя тем, что за последние две минуты узнал о магии больше, чем за всю предыдущую жизнь.