Касот! В этот момент Реул Авнери был страшно зол на Бардена. Он был уверен, что именно пример касотского императора так сильно подействовал на Илис.
Но немного успокоившись, он понял, что Барден же может и разубедить Илис. Королю Реулу подумалось, что, несмотря на произошедший между ними разрыв, касотский колдун все еще является значительным авторитетом для новоявленной наставницы магиков, и его слово может много для нее значить. Оставив пока попытки самостоятельно отговорить Илис, Реул Авнери написал длинное и отчаянное послание в Касот. Он очень рассчитывал на помощь Бардена.
Переписка с Касот, вследствие громадности разделявшего королевства расстояния, всегда была делом неспешным; в этот же раз, как назло, ответ задерживался особенно надолго. Очевидно, Барден испытывал какие-то собственные затруднения, и ему было не до проблем далекой Истрии. Когда же, наконец, от него пришло письмо, Реул Авнери, вне себя от нетерпения, прочитал его и обомлел. Общий смысл письма сводился к следующему: Барден полностью одобряет начинание бывшей ученицы, желает ей удачи и от всей души советует Авнери не чинить Илис препятствий.
— Все вы, колдуны, одинаковы! — в сердцах воскликнул Реул Авнери, борясь с желанием порвать письмо на мелкие клочки. Этот порыв был бы недостоин особы королевской крови.
Илис же, пока ее встревоженный дядюшка дожидался письма от Бардена, наносила визиты своим ифранийским знакомым перед тем, как надолго отбыть на новое место жительства. Многие были искренне расстроены ее отъездом, просили Илис не забывать своих друзей и как можно чаще навещать их. Илис с удовольствием обещала, тем более, что это не стоило бы ей почти никаких трудов: телепорты в последнее время удавались ей так, что мог бы позавидовать и сам Барден.
Особый разговор произошел, как всегда, с Рувато. Он уже вполне освоился в столице, обзавелся множеством знакомым, сумев при этом каким-то образом скрыть ото всех свою прискорбную болезнь, и больше не называл себя отшельником. В рекордно короткое время, даже обладая более чем скромным состоянием, он обаял все высшее общество Ифрании и буквально купался в потоках дамского обожания. Не являясь завсегдатаем светских сборищ, Илис тем не менее могла навскидку назвать с полдесятка истрийских красавиц, сохнущих по зеленоглазому чужеземцу и мечтающих об интимных с ним встречах (желательно под луной и при свете звезд). Но Рувато как будто дал обет целибата, и поведение его в отношении женщин подошло бы посвятившему себя одному из Двенадцати храмовнику. Он был очень любезен и мил с дамами, без конца расточал им комплименты, но ни одной не удалось склонить его хотя бы к краткому свиданию, хотя дамы старались изо всех сил. Меж собой красавицы порешили, что существует некая счастливица, которой заморский князь и хранит верность. Всем до смерти хотелось знать, кто же его избранница и, если она осталась в далеком краю, как заставить князя позабыть о ней. Илис только хихикала, когда слышала подобные шушуканья среди ифранийских знакомых. И раз за разом спрашивала себя, в чем же именно заключается секрет невероятного обаяния князя Рувато Слоока, которого даже с большой натяжкой нельзя было назвать красавцем? Он был изящен, холоден, ироничен и велеречив — но и только.
В Ифрании он не бывал только в одном месте — в королевском дворце. Был ли причиной тому запрет Реула Авнери или только нежелание Рувато, Илис точно не знала, но предполагала в равной мере то и другое. Король и князь не любили друг друга. Пользуясь любовью простых смертных, Рувато одновременно возбуждал к себе неприязнь в особах августейших. И Илис ничуть не удивилась бы, узнав, что он уже успел организовать заговор против короля Реула.
Чтобы поймать Рувато дома и притом одного, пришлось явиться с визитом в неурочное время, едва-едва не застав его в кровати. Как и все светские бездельники, он вставал очень поздно, едва ли не в полдень, а Илис в это время уж давно была на ногах. Но Рувато всегда умел делать хорошую мину при плохой игре, и даже помятый со сна ухитрялся выглядеть изящным.
— Так вы не выходите замуж за милорда Авнери? — таков был первый вопрос Рувато после того, как Илис поведала ему о своей затее и переезде в новый дом.
Она внимательно посмотрела на него, ожидая, что глаза его вспыхнут радостью или хотя бы оживлением, но взгляд его был спокоен и непроницаем. Со дня памятного разговора на дворцовой лестнице он стал как будто гораздо прохладнее относиться к ней. Возможно, своим требованием "женитесь на мне прямо тут" Илис задела в его душе какие-то струны, которые не стоило задевать, и порвала их неосторожным касанием. А возможно, он затаил свои чувства так глубоко, что и сам позабыл о них… Илис, впрочем, не слишком огорчалась по этому поводу. Любовные объяснения давались ей тяжело, и она предпочитала обходиться без них. Слишком много в них было трагизма.
Теперь Рувато разговаривал с Илис стоя, словно загородившись от нее невысоким креслом, на спинке которого покоились его руки.
— Не выхожу, — подтвердила Илис. — Перспектива видеть меня своей женой так напугала Крэста, что он живенько организовал все, о чем я его попросила.
— А как же воля его королевского величества Реула Авнери?
Илис пожала плечами.
— Не может же он за руки подтащить нас к алтарю. А сами мы не пойдем.
— И значит, — продолжал Рувато, так же спокойно и пристально на нее глядя, — теперь вы будете жить в другом городе? Далеко отсюда?
— Для начала лучше держать свободных магиков подальше от столицы, — улыбнулась Илис. — А там посмотрим.
Рувато тоже улыбнулся, но, как показалось ей, несколько вымученно.
— Какая вы, оказывается, коварная личность, Илис. Уговорили меня приплыть сюда, за тысячи лиг, а теперь бросаете в чужой стране на произвол судьбы.
Илис слегка удивилась. Чего она не ожидала от Рувато, так это жалоб.
— Мне казалось, вы неплохо устроились в Ифрании.
— Неплохо, да.
— Вас многие любят, здесь вам не придется проводить дни в одиночестве, как в Медее.
— Вы правы, — подтвердил Рувато, и тут пальцы его вдруг сжались на спинке кресла. — Илис, меня мучает одна мысль… Скажите откровенно: то, что вы говорили тогда во дворце вашего дяди — насчет того, чтобы увезти вас на край света и жениться без проволочек, — это была только попытка избежать нежелательного брака с милордом Авнери?
Ага, подумала Илис, я была права. Тот разговор его заел.
— Я говорила от сердца, — ответила она твердо. — И на тот момент действительно готова была пойти с вами к алтарю.
— На тот момент… — эхом повторил Рувато. — А сейчас, вероятно, уже поздно?
— Простите, — сказала Илис. После того, как ситуация с супружеством благополучно разрешилась, ее решимость, в самом деле, несколько поубавилась. Ее теперь привлекали иные перспективы.
Рувато ничего не ответил, только склонил низко голову, и светло-золотые волны волос заслонили его лицо.
А ведь мой ответ, вдруг спохватилась Илис, можно истолковать как раз в том духе, что я хваталась за Рувато как за соломинку, спасаясь от Крэста! Ох, язык мой!.. Опять я обманулась его спокойствием. Ну да что ж теперь, не объясняться же.
Прошло несколько минут, в течение которых Рувато так и стоял, потупив взор и замкнувшись в молчании. О чем он думает? спросила себя Илис. Об упущенной возможности? Но сколько можно? Уж давно решился бы на что-нибудь!
— Я с вами не прощаюсь, — не выдержав, заговорила она нарочито оживленным тоном, — поскольку намереваюсь частенько бывать в Ифрании. Мы будем видеться, я еще успею надоесть вам.
Рувато молча поклонился.
Уходила от него Илис, унося в душе сильнейшее чувство досады. Чего он от нее хочет? Чтобы она первой бросилась ему в объятия? Так она уже однажды бросилась… почти… и что услышала?! Ну уж нет, больше такой глупости она не повторит.
И в конце концов, у нее было о чем подумать кроме Рувато. На теплом, благоухающем цветами и морем острове, ее ждали трое детишек, которых она, выражаясь высоким штилем, вырвала из рук зловещих братьев Гесинды, чтобы воспитать в них свободных духом магиков. Вот о воспитании их как раз следовало подумать в первую голову. А Рувато пусть сам о себе думает.
Хроники Империи. Год 1268-й
Два трехлетних карапуза, оглашая окрестности парка громкими воинственными воплями, подпрыгивали в седлах деревянных лошадок и резво размахивали маленькими деревянными мечами. Лошадки были установлены на колеса, и два юных пажа таскали их взад и вперед по поляне, заливаясь хохотом и получая от этого не меньше удовольствия, чем принцы-близняшки. Поодаль под деревьями стояли несколько легких садовых кресел, в которых расположились молодые женщины в шелковых платьях. Одна из них покачивала стоявшую рядом колыбель с накинутым на нее легким газовым покрывалом. Остальные шили и оживленно, хотя и тихо, разговаривали между собой. Их тихие нежные голоса журчали, как ручейки. Было безветренно, солнце стояло почти в зените; струился тихий, знойный, ленивый летний день.
Эта картина представляла самое отрадное зрелище для глаз Марка. Он стоял за границей лужайки, прислонившись плечом к высокой липе, и ласкал взглядом белокурую молодую женщину, склонившуюся над шитьем. Она не видела его. Милое лицо ее было опущено, румяные губы чуть улыбались. Эва, супруга наследника трона империи, вступила в пору самого расцвета женской красоты, и трудно было ею не любоваться. Время от времени Марк переводил взгляд на хохочущих и вопящих близняшек и улыбался. Ему очень хотелось подойти и посидеть рядом с женой, но он знал, что провести с ней много времени не удастся, а уйти от нее слишком скоро будет очень уж тяжело. Но невозможно было и устоять перед соблазном. Марк вздохнул и размашистым шагом направился к живописной группе. Среди женщин и детей его появление вызвало сильное оживление. Близняшки с визгом бросились дергать его за одежду; няньки, фрейлины и пажи встретили его улыбками, почтительными поклонами и реверансами; Эва же встала и двинулась навстречу, протянув к нему руки и сияя глазами.
— Марк, милый, ты вернулся! — воскликнула она радостно.
— Да, я только что приехал и сразу пришел на тебя поглядеть, — ответил Марк. Несмотря на теплый летний день, он был в пропыленном плаще, да еще к тому же в кожаном нагруднике под ним, и поэтому вспотел. Еще пять минут назад он был в седле, а до того проделал долгий путь из медейской Скрабы. Произошедшие за последний год в Медее события встревожили его, в особенности же — рождение нового наследника престола; вид сияющего радостью лица жены заставил его позабыть о всех тревогах, но одно слово — и он снова вспомнил о них. — Нет, Эва, не надо, не трогай меня, испачкаешься, — сказал он, предупреждающе протягивая руку.
— Ах, ерунда, — возразила Эва и приникла к его груди.
— Как мальчики? Как Мадлена?
— Все здоровы и благополучны, — ответила Эва несколько рассеянно — от ее взора не ускользнула тень, легшая на лицо супруга. — В чем дело, Марк? Неприятности?
— Еще пока не знаю. То, что произошло, давно следовало ожидать, но…
— Что случилось? — Эва отстранилась и озабоченно заглянула ему в глаза.
— У Тео родился сын, — ответил Марк сдержанно.
— Ох!..
…Вот именно — "ох!" — думал Марк, торопливо шагая по дворцовым коридорам в поисках императора. Кто мог подумать, что разменявший шестой десяток король Тео Тир снова станет отцом? Все произошло так неожиданно и поспешно…
События в Медее начали развиваться странным образом с того момента, как год назад внезапно скончалась королева Даньела. Ее смерть, произошедшая вскоре после пышных торжеств в честь замужества принцессы Ванды, вызвало шок у всей королевской семьи, поскольку Даньела, хотя уже и давно не девочка, все еще была полна сил и здоровья. Тем загадочнее и подозрительней выглядели обстоятельства ее смерти: однажды утром королева просто не проснулась. Тео начал расследование, казнил двух или трех придворных лекарей, но ничего не выяснил. В отличие от остальных домочадцев держался он удивительно спокойно и холодно, и это дало Дэмьену, не любившего своего отчима, повод заподозрить короля в преднамеренном убийстве. Впрочем, свои соображения Дэмьен держал при себе, поскольку не располагал никакими доказательствами. Да и, казалось, зачем бы немолодому уже королю избавляться от супруги, с которой он в мире и согласии прожил четверть века?..