- Не рассчитывай на это, - усмехнулся Кинан.
И поцеловал ее, не просто коснулся губами, как она до этого, а по-настоящему, обжигая ее язык своим. Дерево у нее за спиной расцвело. Сад затопила талая вода. Землю покрыло буйство цветов.
Когда Кинан, наконец, оторвался от нее, одежда Донии промокла до нитки и была покрыта грязью.
- Я столетиями боролся против Зимы, почти не имея сил. Теперь я ничем не связан, а весь мой опыт при мне. Если мы вступим в конфликт, тебе следует помнить об этом. – Он обнимал ее так же крепко, как в те несколько ночей, которые они провели вместе. Он контролировал себя, показывал ей свою силу, при этом его жар не обжигал ее. – Но я не хочу конфликта. Пока он есть в ее жизни, я не стану ничего предпринимать. Я пытался. Пришлось. Так будет лучше для Двора. Но она пока еще не моя.
Их дыхание смешалось, образуя пар.
- Мне недостаточно только части тебя в течение этих нескольких лет.
Кинан воткнул ей в волосы орхидею. Цветок должен был погибнуть здесь, и все же…
- Я не отказываюсь от нас или от мира между нашими Дворами. Я люблю тебя. Я устал давить на Эйслинн. Сила Летнего Двора сделала меня глупцом. Она хочет быть с Сетом, и пока она с ним, я могу проводить больше времени с тобой. Я бы навсегда остался с тобой, если бы это был мой выбор. – Он нежно поцеловал ее. – Я не люблю ее. Мы с ней уже обо всем поговорили.
Дония отвела глаза.
- Это я подтолкнула ее к тебе. Я совершила ошибку, когда допустила мысль, что ты будешь моим хотя бы на несколько лет… Она твоя половина. Я нет.
- Возможно, когда-нибудь, но сейчас… У меня голова кругом от первого лета. Оно опьяняет, но я могу перенаправить эту энергию. Позволь мне сделать так, чтобы мечта о нас превратилась в жизнь на столько, на сколько это возможно. Двор хочет одного – чтобы король был счастлив, чтобы король мечтал затеряться в ком-то, кто хочет этого не меньше, чем он сам. Скажи, что позволишь затеряться в тебе.
Дония сдалась. Всегда сдаюсь.
- Позволю. – Она притянула его еще ближе. Оба были покрыты грязью, и тела их переплелись так тесно, насколько это вообще было возможно, чтобы они не причинили друг другу боли. – Но это значит, что пока он с ней, ты только мой. Я не желаю видеть тебя здесь рядом с ней.
- И я не буду совать нос в твой Двор. Обещаю. Твой Двор – твои правила. Никакого вмешательства и манипуляций. – Он улыбнулся, глядя на выражение ее лица. – Я ведь слушал, Дон. Я извинюсь перед Эваном, буду следовать твоим правилам, а ты перестанешь причинять вред членам моего Двора?
- Пока да, - улыбнулась она.
- Согласен, - прошептал он почти в губы Донии. – Пока.
- Даже если ты будешь моим, даже если Эйслинн не будет стоять между нами, я все равно хочу, чтобы ты понял – я не твоя вещь. Ты не можешь пытаться влиять на мой Двор. – Ей надо было прояснить этот вопрос. Проблемой являлись не только отношения Кинана с его королевой. Перед ним вставали две трудности.
- Я любил тебя, когда ты была смертной. Любил, кода ты стала Зимней Девушкой, существовавшей, чтобы противостоять мне, и плетущей небылицы о том, как это ужасно – доверять мне. – Между словами он покрывал поцелуями ее шею и ключицы. – Сейчас я здесь не потому, что ты Зимняя Королева, а вопреки этому. Я буду стараться. А когда не смогу…
- Я не проявлю милосердия лишь потому, что люблю тебя. – Она говорила всерьез и была благодарна за то, что фейри не могут лгать, ибо впервые за очень долгое время они были полностью честны друг с другом. – Но я попытаюсь сделать так, чтобы мое разбитое сердце не пожелало мести, когда не станет Сета, и ты…
Кинан заглушил ее слова поцелуем.
- Мы можем сейчас не говорить о том, как закончатся наши отношения? Сегодня мы в самом начале пути. Я твой. Весь твой. Я не стану пытаться вмешиваться в дела твоего Двора. Теперь ты можешь меня поцеловать?
- Могу, - улыбнулась Дония.
Этот поцелуй не был похож на остальные. Они не пытались поглотить друг друга или утешить; поцелуй не отдавал горечью. Он был неторопливый и осторожный. И закончился чересчур быстро.
Кинан прислонился к дереву и поглядел на Донию с такой любовью, о какой она всегда мечтала.
- Через несколько месяцев я смогу провести в твоих объятиях несколько дней, но сейчас… - он осторожно отступил, - мой самоконтроль на пределе… признаю. Видишь? У нас получится. Мы можем быть вместе.
- На Солнцестояние, – Дония осыпала их обоих коротким снегопадом, - тебе не придется отступать.
- Солнцестояние еще не скоро. – Кинан приблизился и поцелуями убрал снежинки с ее губ, а затем ушел.
Глупец, - улыбнулась про себя Дония. Но он мой глупец. Пока что. Рано или поздно Эйслинн завладеет им – в этом Дония была почти уверена. Когда не станет Сета, ей, Донии, придется отпустить Кинана. Может быть, это означает, что придется уехать из Хантсдейла на несколько десятков лет, но до того у нее оставались причины надеяться.
Возможно, видения Бананак, касающиеся войны, были ошибочными. Им с Кинаном просто нужно было двигаться дальше. Видения Войны, как и пресловутое ясновидение Сорчи, не были однозначными, а зависели от обстоятельств.
И эти обстоятельства только что изменились.
Эйслинн проснулась к полудню совершенно одна в комнате Кинана. Ее одежда была сложена на оттоманке, которую кто-то придвинул к постели. На прикроватном столике стоял поднос с завтраком. Однако, до того как одеться и поесть, Эйслинн позвонила Сету. Дважды, но он не взял трубку.
Она набрала номер Кинана.
- Как ты? – были его первые слова, а голос звучал спокойно и дружелюбно, словно ничего и не произошло.
Эйслинн с облегчением вздохнула.
- Лучше. Мне лучше.
- Рядом с кроватью оставили завтрак, – осторожно проговорил Кинан. – Я приказал менять подносы каждые полчаса, чтобы еда не остыла.
- Я сама могу подогреть. Солнечным светом, забыл? – Эйслинн испытывала облегчение от того, что они могли поговорить, что между ними не было неловкости. – Где ты?
- В садах за городом. Здесь так красиво. Теперь они цветут.
- Так ты там потому, что…
- Просто хотел уделить им немного внимания. Проверить, как тут. – Его голос излучал потоки тепла. Такое доводилось услышать нечасто.
Эйслинн понимала всю глубину радости, которую испытывал Кинан, видя, как благоденствует земля, но разделяла эту радость в меньшей степени. Она знала почти два десятка лет жестокого мороза; знала, как он свирепствовал веками, и чувствовала вину за то, что не могла положить ему конец. Эта правда оказалась для нее откровением.
- Ты ходишь туда, пока я в школе, да?
- В сады? Нет, не всегда. – По голосу чувствовалось, что он что-то недоговаривает.
- Но в подобные места. – Эйслинн сняла крышку с тарелки. Еда не остыла, но и не была горячей. Кончиками пальцев Эйслинн подогрела содержимое тарелки.
- Да.
- Почему ты мне не говорил? – Она откусила кусочек омлета со шпинатом, сыром и помидорами – одно из ее любимых блюд.
- Предпочитаю справляться сам. Не хотел обижать тебя и говорить, что твое присутствие там излишне.
Эйслинн помолчала, не в силах сказать, что ее задели эти слова.
- Почему?