— Он — художник. Член мирового правительства, подестор севера и коммунистический царёк местного художественного профбратства э-э… нет адекватного перевода. Скажем так: председатель дадаистов. «Дада», мне кажется, тебе о многом говорит.
Степан сверху помахал аборигену ручкой и вздохнул. Говорит-то говорит, но если честно, знаки внимания уже надоели. Вот сейчас нельзя было обойтись без официоза? Куда ни явишься — везде пара-тройка больших начальников, хлеб-соль, фейерверки и обмен значками. Ему пора уже верхнюю губу оторвать, чтобы хронически улыбаться.
— Но после торжественной части всё равно тебя ведем частным лицом.
— А я хочу сразу!
Сразу. Что он предлагает внеуставное? Привезти и оставить на планете, где художник национальный флаг будет использовать в качестве ножного полотенца, а золотые чернила комгосцаризма разольёт худородным любителям индивидуальной анархии? У каждой хижины свои москиты. Несерьезно, Сиятельный Феб. Не забывай, пожалуйста свой социально-корпоративный статус, следите за спиной, не забывайте об осанке, культпросветительстве. На него, всё-таки, ложиться определённая худпрофответственность.
Степан обречённо скривился. Уставная комнацгоссоц-корпкультпросветхудпрофответственность… Если на вас ложится такая… фигура страдающая избыточным весом — постарайтесь расслабиться и получить удовольствие. Зурсть!
Кончилось всё равно непротокольно. Местным употреблять не рекомендовано. Как-то умудрились построить коммунизм. Употребляют только когда лечатся. А болеют часто. Для этого используется тинктура — настойка лекарственного вещества на спирте, эфире, прочих ободряющих основах. У подестора самого от формальностей разболелись головы, он признался. Степан, со своим официальным визитом, не зверь какой-нибудь, оказал медицинскую помошь коллеге. И у него голова тоже как-то сухонепитием огорчена… А коньяк расширяет сосуды. Алкоголь в малых дозах полезен в любых количественных амплитудах, от гомеопатической перломутровости до аллопатической мутроперловости.
Игра с чёртом продолжилась в Ватикане. Степан уже нацарапал свои инициалы на куполе главной католической храмины им. св. Петра, уставился наРим и задумался.
Что, материнство отменили? Женщинам отшептали рожать? Или отженившиеся гомики с педрилами уже автоматически усыновляют детей выращенных в пробирках? Прекрасным мадоннам Бенуа и Лита, голубизна с продрисью, в роддоме абортно давит животы? Современной живописи не способно на новом витке развития изобразить вечную тему?
Степан, конечно, авангардист до мозга костей, козе понятно. Но в Рим прикатил после венецианской биенале представлявшей новейшие тенденции. Современность — это сегодня, в крайнем случае вчера по горячим следам. Только модернизм модернится уже три сотни лет и ему давно пора в стадию мамонтового понятно чего. Квадратик налево, кружочек направо, пятнышко больше, полоска поменьше.
Кто покруче, — рисует классические сюжеты. Степан видел в Венеции, Данаю, Назвать-то художник назвал с ложной многозначительностью, только изобразил след туфли и фон казённый.
Да надоело! Такой модернизм запарил точно также, как сугубый натурализм Измайловского парка. Ну попанковали, святое дело, повосхищались бутылкосушилкой Дюшана, но ведь дальше художники. Давай, давай!
Ни черта.
Топтание на месте и отпечатки инфузорий туфелек. Всё новые и новые биенале, а одно и тоже жуётся. Груды кирпичей, мертвечина фотографии будто бы под концептуальным соусом, ржавчина со свалки. В немецком павильоне, куда кстати большая очередь, творцы поставили на пол пару десятков чемоданов и сверху повесили петлю висельника. Так немецкий авангард выражает национальную вину за злодеяния их садиствующих дедушек, что ли?
Да неужели талант такая редкость? Да редкость. Практически, уникальность. Нет таланта, что остаётся? Дешёвка, советская, и остаётся — всеми способами привлекать внимание к своей тщедушной особе. Самореклама становиться самоцелью. Степан плюнул, увидев по телевизору одного такого саморекламщика. Тот голым в Цюрихе ползал под ногами граждан изображая собой пёсика. Одни граждане брезгливо его обходили, других тянуло позвонить врачам. Даже если пёсик с возрастом размудриться и трансформируется в гуру, начнёт вещать, даже если он, научив жизни молодых дураков и дурочек, напишет новую Джоконду, которая будет ещё джокондее того совершенства, всё-равно лично Степан через new-Джоконду будет видеть всё туже голую жопу пёсика. Тьфу!
Понятно, что по молодости лет, когда с мозгами напряжёнка, только и остаётся эпатировать. Но когда за двадцать пять, в крайнем случае за тридцать, в этом возрасте художнику уже надо уметь оперировать логическими связями такими, какие есть, например, в, Гернике, А если ты по-прежнему изображаешь пёсика, значит ты — класический бездарь.
Всё же проще простого. Берётся условное помещение с условным зрителем и одним реальным художником. Художник из помещения выходит, а зритель должен представить хотя бы одну картину этого художника. Например, вышел Дали. Зритель представляет себе, Осенний каннибализм, или там, Предчуствие гражданской войны, Вышел, например, Пикассо. Тут представлялка сломается. Хотя бы главное представить, столько всего художник за свою жизнь совершенных образов оставил. Хорошо, далее. Например, выходит раскрученный Никос Базелитц. Какой стиль представляется условному зрителю в пустом помещении? Стиль, называемый —,Ну и что? ничего не представит. Впрочем, ничего, — это даже хорошо, после того, что зрителю представится после дяденьки перепутавшего Цюрих с раздевалкой в бане.
Степан встретил на празднике современного искусства в Венеции свою знакомую, известную московскую авангардистку. И кулик сразу захвалил своё болото в автоматическом режиме. Захвалил и своих, советских, куличков и заграничных пташек. Степан взорвался.
— Господи простя, Танюш! О чём ты говоришь?! Это же торжество ярко-серого цвета! Картофельный салат! Ни одной талантливой вещи! Сборище куликов пьющих в кабаках от безысходности бездарности!
— Ну-у надо же тексты читать, в конце концов!
— В конце чего уже пишут тексты, извини за пошлость?
Хотя какие пошлости? И на концах скоро увидим концепты.
— Ладно, Тань, скажи мне, вот это выставлен экспонат или это местное? — ткнув пальцем в сторону огнетушителя на ярко-красной подставке из художественно согнутых трубочек.
Танюша не смогла ответить, и покраснела после минуты обдумывания. В самом деле, огнетушитель оказался произведением местных пожарных. Они потом встречались в других павильонах. Так противопожарная конструкция практически не отличалась от многомудрых произведений интернациональных голожопых пёсиков с их чемоданами и петлёй. А инструкция пожарников, что делать и куда драпать в случае пожара, в смысле животрепещности текстов любопытнее текстов модернистов.
Девушка в ступоре, а Степан, извинившись за нервный срыв в храме исскуств, с выставки ретировался. Они встретились на следующий день за утренним кофе и Татьяна, не без смущения, рассказала свой сегодняшний сон. Будто бы она вместе с другими авангардистами делала такой проект — нужно было заснять на видео рыдание ребёнка. Понятно, что подавалось с концептом. Другое дело, ребёнок все не желал плакать. Авангардисты приняли меры. Им же ыскусства подавай! Начали ребёнка дразнить, пугать, щипать, шлёпать, вообщем, талантливо травить.
— А я как закричу:, Давайте не будем видео..! — схватилась за горло Татьяна. — А уже поздно, ребёнок умер! Такой сон тяжёлый, ужас!
Те же комплексы после резвящихся немецких дедушек в Бухенвальде. Сон, естественно, спровоцировал Стёпик, необдуманно разоравшийся на биенале. Другое дело, знаменитая авангардистка сама чувствовала неладное, что и проиллюстрировалось сном.
— Ты прав, Стёпа. Конечно прав! — прижала висок пальцем Танюша. — Береги честь смолоду.
Честного художника всегда ждёт простой и честный путь — просто сидеть за мольбертом и честно работать. Вместо того, чтобы гоняться по кухне за тараканом. Тараканы необходимы только бездарям. Серятина бездарности удачно маскируется умеренной агрессией цвета оранжевого таракана. Мимикрия такая, советская,
И Пикассо рисовал разрушение, боль, плачущих женщин, но смотрел на негатив через гармонии красоты, так, что у зрителя сердце сжимало. А Степан на биенале увидел полномасштабно отстроенный сортир. И художник — строитель отхожего места (предпоследнее время — N1 в мировом табеле о рангах), ведь смотрел на места испражнения не через гармонии красоты. Сортир оставался фактом сортира. Одно убожество голую жопу не стесняется показать, другое сортиром неналюбуется. Даже по телефону воняет. Заставь же под расстрелом фикальных художничков мадонну изобразить, они ж её, бедную, точно на горшок посадят. Или полностью горшком прикроют. Или частично прикроют, но горшок будет не пустой. В этом убогом калибре фикалисты выдадут вам массу вариантов.
Дальше, советского народа, продвинулся, советский англичанин, (последнее время — N1 в мировом табеле о рангах), прославившийся расчленёнными тушами в формалине. Последний его верк — череп, обклеенный бриллиантами на сумму в 28 миллионов, на аукционе загнали за 100 миллионов. Позже оказалось, что он сам его и купил, сговорившись с банковской молодёжью. Рекламный трюк известен ещё со строительства вавилонской башни. Теперь автор черепа планирует мировое турне со своей драгоценностью, собираясь, соответственно, кассировать. Зря, наверное, он череп обклеил бриллиантами. Нашего, да импортного мастера объеденить бы, — успех был бы всеобщнейший. Обклеил бы он бриллиантами жопу пёсика, — скассировал бы на порядок больше. И блядовитому пёсику, заради ыскусства подставляющего жопку кому угодно, соответственно кайфно. Снимаешь штаны, наклоняешься к восторженным зрителям и экспонируешь, срывая аплодисменты в анал. Клей для бриллиантов надо брать не силиконовый, а универсальный. А то из города в город, из гостиницы в гостиницу, а душ-то хочется принять. Жалко, если каждый раз во время душа смывало бы в канализацию алмазов на миллион. Без универсального клея, мэйби, уже через 28 гостиниц пришлось бы демонстрировать одну лишь задницу. Интерес публики упал бы. За своим седалищем мы каждый день надоедливо ухаживаем.
Надо вещи называть своими именами. Мир не стоит на трёх слонах. Религия уничтожила столько людей, что непонятно, какой дурак ещё молится её, советским, богам? Товарищ Сталин — не гений всех времён и народов, а банальная сволочь, расстрелявшая свой народ. Художник — концептуалист, но концептуалисты, о которых шла речь — совсем не художники, они не в состоянии нарисовать кубик с параллельными гранями. Фотография никогда не заменит картину, останется лишь кожзаменителем. Компьютерная графика была интересна чуть, сразу после появления. Если видишь на художественной выставке верки, сделанные на основе фотографии компьютерными мозгами, — должно срабатывать реле — подсовывают суррогат. Покупая в магазине продукты, к которому не прикасалась живая человеческая рука, должен понимать и про искусство — настоящее сделанно только ручками, а не чугунной техникой. Народ советский, — дурак, которому можно впарить всё, что угодно, вместо настоящего искусства. А жопа, даже обклеенная бриллиантами, — останется лишь жопой.
Степан бормотал тихо сам с собою, бездумно уставившись с собора святого Петра на чудную панораму внизу:
— Кто у нас всё-таки пробовал отработать? — порыскал в голове. — Твою богомать! Так получилось только у Пикассо!
Только Пабло в своей графической суперсерии, Купальщиц, смог изобразить женское тело и ребёнка в абсолюте. Реализм увиденный глазами действительно современного мастера со стильным приссолом слегка в символическую сторону.
В чистый-то символизм свалиться не проблема, давя тараканов на холсте. Не проблема обозвать скорбное бесплодие, Мадонной с ребёнком, Не проблема задурить, советского, эстета, чтобы он потом заахивался-заохивался:,Гениально!!!Советский эстет, помните? и картофельные бунты устраивал (что бы товарищ сейчас хавал?), он и на похоронах Сталина урыдывался, отбивая носы молотком памятникам генсеку позже. Трудности в другом.
Маттис ведь тоже попробовал, но лажанулся. Явно полезла пикасятина. Сезанн раньше пытался. Достаточно убедительно, но не, Ах, держите меня все!. У Леже по плакатному получилось. Другие? И другие, конечно, пытались. Но здесь и вспоминать не хочется беспомощность перерастающую в инвалидность послепоследней степени. Серость ведь защищается, грамотно организовываясь, и талантливое сквозь свои сплочённые ряды не пропустит. Человек, по своей природе, склонен надуваться мыльным пузырём (посмотреть только на крутые взгляды из под бровей поп-певцов). И какому же бездарю понравиться его прописка в районе нуля? Он будет тянуть одеяло на себя, ломая ногти.
— Дубовость в квадрате! — чмокнул губёшками Степан. — И что, я не смогу? Мощи не хватит бабу с киндером нарисовать по теперешним обмерам? Эти вон чего вытворяли! — Степан полчаса как вывалился из сикстинской капеллы, очумев от качества. — Я немошь бледная, бляднее не бывает?!
За степановой спиной прошептало:
— Не оборачивайся. Ты всё равно знаешь кто я. Давай заключим очередной договор. Не нарисуешь — душу мне.
Степана перекосило.
— Надеешься, не нарисую? Да наштампую вагон с три короба… пока не надоест! Моему карандашу всё корм!
Посмотрев расскалённые Помпеи, решил откупаться на море. А накупавшись, насупился по поводу сверхзадачи подсунутой дьяволом, после подсовывания идеи самому себе. Короче, сматерившись, взял кинокамеру и побрёл по пляжу в поисках материала. Снял на видео женщину, обьяснив ей по английски, для чего ему это надо. Нафоткал в режиме, фото, других итальянских мадон не спрашивая. Снимал по ходу также отцов и старух с детьми. Вернулся, сел на нежнейший песочек Кампании и принялся кушать грушу. Тут к нему и прирысил полицейский. Загребли Степана Бумажного в полицию городишка Capaccio и припаяли, детскую порнографию, для интернета. Точнее, народ советский, припаял. Народ советский, — понятие не географическое, для тех, кто понимает. Полицеские — нормальные ребята, они обязаны на сигналы реагировать. Они механически и отреагировали. Формуляр заполнили, положенные бумажки. На Бумажного в России три уголовного дела, в Германии два, теперь и в компьютерной сети итальянской полиции одно имеется. Полицейские пошли по пляжу, выявили, пострадавших, Всех допросили, показания записали. Но особенно одна итальянка, советская, не cдавалась, мужик её подкаблучник что-то вяло подвякивал. Разумеется, деньги надеялись стрясти с бедного художника.
Формальности закончились и полицеские перед тем как отпустить Бумажного, спросили, нравится ли ему их картина? На стене управления висела ядовито-зелёная картина — пейзаж с руинами и по бокам два бравых древне-римских легионера. Степан сказал, что пейзаж супер-дупер, а древне-римские полицеские… и фикнул губами соответственно. Раздался смешок, после чего художник попросил климатического убежища. Возвращаться в Москву, отсыревшую от дождей до трусов, не хотелось отчаянно. Раздался хохот и Степан покинул казённое место.
После этого не отрисовать вечные темы просто западло. Дело принципа.
И Степан, вернувшись в Москву, засучил рукава, откровенно мандражируя. Получилось ведь только у Пикассо. Но он ведь бог!
Один дяденька, тяпнув водки, кричал на вернисаже в галерее, Марс,
— Пикассо?! Шарлатан! Не вижу живописи! Фуфлятина!
Галеристка услышала и бросила через плечо: