117581.fb2 Художник Её Высочества - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 151

Художник Её Высочества - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 151

— Как это ужас может быть тихим?

— Когда ничего не видно, во рту сломанная сигарета, а вы упали личностью на живот.

— Хватит острить. Будешь кататься или нет, преблагороднейший?

За этим ехали. Страшила предложил массу спортивных снарядов. И не только алькорских, но и из других краёв. Выдающийся спортсмен — богатый человек. У него собственные заводы, производящие спортивные снаряды, свое спортивное общество.

Изобретатель — он везде изобретатель. Прогресс двигает и гражданам с безинерционными животами великое удовольствие. Кособрюхим тоже иногда.

Понравился бег с гигантскими прыжками. Спаренные колеса из пластмассовых трубочек, на поясе бандаж с пружинным компенсатором, встал внутрь колёс и побежал, а разогнавшись, несешься уже изрядно, отталкиваясь ногами. Только Степан, удовлетворившись, собрался расстегнуть ремни, Терентий остановил — у снаряда несколько функций. Передвинув его из центра снаряда к краю, зафиксировали. Взялся за специальные ручки, приподнял снаряд, разогнался и почал кувыркаться. Хохотал, свистал соловьём-разбойником от восторга, катился до тех пор, пока в глазах пьяно не замельтешила мухотня. Есть на Земле тренажер для тренировок летчиков и космонавтов — два металлических обруча, тренируемый внутри, в плоскости круга, но здесь спортсмен не в плоскости, а поперек, значит, не катится бараньей тушей, а управляет сам. И не железяки неподъёмные, а лёгкая конструкция. Похоже, да не то. На Земле надрыв — здесь удовольствие.

Если разобраться, любой аттракцион или спортивный снаряд преследует простую цель — поставить человека с ног на голову. Хлопок по угнетенной вестибулярной системе.

— Тебе подарок, — торжественно заплёл руки Терентий.

Раз понравился снаряд, алькорец дарит его.

— Если ты перестал носиться, как угорелый, значит ты прописался. Всю оставшуюся жизнь вспоминал бы сегодняшний плезир, а так… Большущие спасибочки, дружок! — от души поблагодарил раскрасневшийся художник.

Понравился снаряд, названный «Акулой». На живот конструкцию, на ногах колесики, закручиваешь барабан до тех пор, пока резиновые жилы внутри не свернутся в тугой жгут, разбегаешься, бросаешься вниз, катишься, управляя ногами, так делают мальчишки, скатываясь с горы на санках, ко всему можно управлять наклоном вправо-влево, барабан-колесо по форме бочкообразен. Потом нажимаешь кнопку на ручке, «собачка», до сих пор удерживающая диски с жгутами в покое, освобождается, упругая сила резины кидает «Акулу» вперед, только успевай во время хищного броска маневрировать.

— Класс! Блеск! Писк! Крутатень!

В таком случае, дарится и это. Единственно, не следует патентовать. Подарок подарком, а патент есть патент. Разница очевидна. Один деляга планеты юридического вассалитета своровав идею, наладил производство у себя. Алькорцы совсем не утратили боевые инстинкты. Того, когда нашли, никак не могли понять, как можно в центре миллионного города, в бюро, забитом сотрудниками, тишком надеть шефские глаза на шефскую задницу. У них итак смешная анатомия, а там, вообще, умора была. Все ржали, пока разбегались. Алькорцу, вышедшему на тропу войны, помощь не нужна, которая, как известно, «стоит полка кавалерии и золотого рудника». Война — убийство минус спорт. Но вернее всё-таки: и спорт. Спортивное убийство.

Их красавец предлагает покачаться на собственной маковке? Степан, когда вылез из снаряда, показал большой палец и плюхнулся на плоскость. Гениальное озарение Лобачевского о том, что две параллельные линии сойдутся, находит своё подтверждение в степановом взоре.

— Я описился! Только ты не переводи. Фу-у-у-у… Как же он яйца веселит?

Конструкция такова. Снаряд — яйцо из прозрачной пластмассы с мелкими дырочками по корпусу для вентиляции, внутри — шар, в нём — движущийся эксцентрик. Прижимаешься к внутреннему шару, закрываешься второй половинкой снаряда, управляешь эксцентриком приспособлением перед собой, оно передает радиокоманды, эксцентрик, приводимый в движение электромотором, перемещается во всех проекциях, центр тяжести, соответственно, меняется, яйцо катится. Пытаешься преодолеть «Минное поле», «Гибралтарские столбы», «Мостики», «Пещеру Алладина» (перевод вольный). Пройдешь перечисленное, заберешься по спирали на «Вавилонскую башню», скатился внутрь — победитель.

Терентий в очередной раз заплел руки, дарилось и яйцо. Ничего не оставалось другого, как поклониться алькорцу в пояс, по-русски. Терентий перевел смысл поклона и спортобщество во главе с шефом дружно заскрипело пластинами спины, что выражало, по громкости скрежетания, в интервале от удовольствия до аплодисментов.

В обеденный перерыв Степан банально наелся картофельного салата, Терентий пил сироп, а алькорец покушал сосисок. Своих сосисок. Из тины в посуде выуживал серебряными щипчиками сосиски и отправлял в жвала. Алькорские сосиски были с чёрненькими глазками и вяло извивались. Степана отвратило совсем немного, потому что он в самом начале ещё обдумал эту тему. Что тут рисоваться, представить только сколько человечество пожирает мясопродуктов ежедневно. И каждая умерщвляемая утка, баранчик или корова наверняка проклянёт хищников в последние секунды жизни, перед тем как электроды разрядятся в их шеи.

После обеда повезли на чемпионат алькорского мира.

Стадион изнутри имел вид желудка. Мышечные гребни купола трансформировались в художественные смятости опорных стен. Во впадинах между гребнями по-вурдалачьи горят рубиновые огоньки, по самим гребням змеятся синие лампы. Игровое поле — сигмообразно. Снаряд — треножник. Из-за него сыр-бор. Спортсмены в машинах по сигналу бросились к треноге и завязали вокруг схватку. Нужно было утащить снаряд в своё зачётное поле, но так как количество машин у соперников равное, командам приходилось прибегать к уловкам, чтобы получить преимущество. Можно перевернуть машину противника на срезанную сторону клинообразным выступом, можно завалить противника в неустойчивую сторону, зацепив его верхний рог своим хвостом и потянув вбок, можно соединиться срезанными сторонами и, создав из двух машин устойчивую форму, запереть тянущую колонну, можно отключить аппарат противника на определенное время, попав особым выступом своего аппарата в клиновидный паз в корпусе аппарата противника. Необходимо также отслеживать групповые атаки и единичные налеты, бросать на отражение их соответствующие силы, выделять машины со своей стороны для свободной охоты. Плюс штрафная зона, куда можно затащить перевернутого и потому потерявшего ход противника. Перевернутые машины, теряя время, поднимаются снова, видно, с какой бешеной скоростью спортсмен крутит над головой штурвал, приводящий в движение хвост. Г-образный хвост, совершив оборот на триста шестьдесят градусов, ставит аппарат в нормальное положение — и снова в бой. Треножник елозит по полю то туда, то сюда, машины с треском сшибаются, мечутся по полю, хвосты рапирно хлещут, везде яростная схватка. Вот один подкрался, да свалил из ряда подряд три машины, пока сам не прозевал боковой удар, вот двое умудрились, сцепившись парной связкой, увести голову цепочки в сторону борта, вот удачно вкатили капитана команды в штрафную зону, но не стали мучиться и опрокидывать его, а лишь заклинили замыкающую плиту штрафного кармана, и капитан, теряя драгоценные секунды, несется по узкому желобу по периметру поля на помощь своей команде. Надрывно воют электромоторы, пульсирует желудок стадиона, беснуется зал. Чрезвычайно захватывает!

Матч окончен, но алькорцы срываются с петель по-прежнему, скрипя совсем невыносимо. Терентий подпихивает в поясницу.

— Встань, отметься, президент солнца. Уже тебя приветствуют, искреннейшие.

Приходится помахать ручкой из правительственной ложи.

Яйцо теперь в мастерской. Бумажный катается в нём, когда уж чересчур идеально работает вестибулярный аппарат. «Акулу» сломал, скатившись с маленькой горки авангардом в ёлку, легкомысленно проигнорировав предупреждение о том, что снарядом можно пользоваться только исключительно на горизонтальной поверхности. «Кувыркалку» пожаловал давнишней знакомой. Девушка, чемпионка по спортивной гимнастике, теперь живет в Штатах, тренирует. Жанетта пришла от подарка в полнейший восторг, заявила, что её ученицам снаряд безусловно понравится. «Давай, давай!» — кричал Степан, подбадривая гимнастку во время кувыркания. Соответственно, у Жанетты выкристаллизовалось название. Dainty — деликатес, второе значение — изысканный, третье — дорожное лакомство. Way — дорога, второе значение — образ действия, способ, третье — обычай, привычка. Сложно-составное слово — Daway. То есть «Давай, давай, Жанетта!» «Как я тогда перетренировалась перед чемпионатом! Помнишь рекорд? Четырнадцать часов ведь в постели барахтались! До сих пор превзойти не могу. Нам тогда только «Daway» не хватало.»

Потом получилось так. Один деловой человек прочитал эту историю, но отнёсся к ней не как к фантастике, связался, выкупил патент у алькорца, так что скоро первый инопланетный спортивный снаряд появится на Земле. И пошутил, назвав его — www.art-stepan.ruёмся!

Оставил у себя Степан еще одну несложную конструкцию. Когда одолевает послеобеденный сон, ложишься на неё спиной, нажимаешь кнопку и ух! — сна как не бывало. Спорт — не обжорные ряды. Sitius, altius, fortius! Быстрее, выше, сильнее!

— Что ждешь увидеть ты, дорогой Ив, в конце нашего времени? Не шесть медных пуговец в гробу, надеюсь?

Они сидели на берегу Москвы-реки в Филевском парке и играли в «бридж».

— Руины и растворяющиеся отпечатки бытия? Ископаемую жизнь, неравноценную былым идеям, ярким чувствам, утерянным связям во всех мыслимых разнообразиях? Увечный конец без звезд и планет, без суетливых метеоритных потоков, театрального мрака черных дыр, праздничного фейерверка белых и красных карликов? Возответствуй ученый! Пропускаю ход.

— Ты меня спрашиваешь, как пастухи деву Марию, — туз — выпучивающую глаза узнав вдруг, что её карапуз является Царём Царей.

— А ты мне отвечаешь, как трёхмесячный Царь Царей, — отрыгиваешь молочными пузырями, отвалившись, обожравшийся от сиськи. Заказываю масть — крести. Расскажи, умница, как изменится человек эволюционно?

Лузин, обсасывая янтарные косточки тараньки, отмахнулся рыбьим позвоночником.

Хорошо, Бумажный сам разложит. Разговор не о человеке, наивысшей возможности земного устройства, (мужская особь писает только с руками, раз рукодел-производитель, женская приседает под юбкой). Разговор о прямоходящей пищеводной трубе. Просто анатомия. Сначала исчезнут рудименты: волосы, ногти, соски у мужчин (загадка — на кой они нужны, вообще? Нет, пидерам нужны). Потом изменится пищеварительный тракт. Характер пищи будет меняться в сторону тотальной дисперсности вплоть до того, что белковая масса станет сильноминерализованной жидкостью. То же самое что пить сироп. Один степанов знакомый этим занимается, не жалуется. Самое важное — агрегатная смена энергетики. В переходном периоде будет смешанная форма, навроде двоякодышащих рыб, но дело кончится поглощением несвязанной энергии. Переработка её переместится из внутренностей организма на поверхность. Соответственно исчезают зубы, язык, желудок, кишки, легкие. Вместо этого примитива будет великолепно иннервированная цитопульпа. Нет, только представить себе: тянешь кружку к морденции, а рта нет! Русский народ если забудет о пиве, перестанет быть советским народом. Если о пиве забудет немец, значит все вымерли. Трезвенники оставят тараньку в покое и взлетят, не лисировать волконсконитом! а самая распространенная форма эволюционирующих цивилизаций — шар. На зависть беременным женщинам.

— Человек сегодня — бурдюк с химией. Фермент сюда — ужасно, фермент туда — ужасно классно. Завтра, значит, надуется пузырём? Жутики! У меня две десятки — выкладываю.

— Ничего подобного. Закономерность, — зыркнул из-под бровей на учёного. — А как там у тебя… ну на работе?

Лузин сморщился так, что побелели крылья носа. Надо было спросить, милостивцу. Что у него там? Там у него не так всё плохо, как ни странно. В университете оставили, из лаборатории, естественно, попятили. Теперь до объекта не добраться, ну и катись он колбаской. Главное: учёные перебирают ягоды на варенье, нащупывают теоретическое объяснение. Работают.

Так что там случается с эволюционирующими цивилизациями?

— У меня восьмерка, бери карты. Потом может случиться что угодно, — под комлем хитросплетённых берез (как пальмы в фильме «Этот безумный, безумный мир») вдруг так ударила рыбина, они с удивлением повернулись в ту сторону. — Ни фига себе крокодилы в Москве-реке! Представь себе сложнокомбинированную кремниевую основу. Представь организмы в виде двухметровых брусков. Эти штукенции ползают по планете миллионы лет, живут своей странной внутренней жизнью, тараканят вне всяких логик, а потом сползаются и выстраиваются в колоссальную спиральную пирамиду. У пирамиды нижние слои лежат плотно, так что между блоками бритвочку не просунешь, а верхние раз в семьдесят лет делают скручивающее перемещение в горизонтальной плоскости. Если б ты видел стереоскопическую запись! Кажется, что собственные глаза сошли с ума.

— Поймёшь, что сошёл с ума, когда в солярии увидишь негра. О чём ты?

— Негр в солярий идёт тогда, когда его окончательно за Полярным кругом замучила ностальгия. Слушай дальше. Камни и камни. Пусть ползающие по миллиметру в год, всё равно камни. С ними так и обращались. Распиливали, чуть не точили бусы, изучали помаленьку, как можно изучать коралловый атолл. А потом хлабысь! планета вместе с исследовательскими автоматическими станциями нескольких цивилизаций и с солнцем системы превращается в плазменную сферу, и тут же исчезает, будто не существовало в природе. Два вальта — минус пятьдесят очков. Позже поняли, что произошло. После приборной расшифровки одного научно-исследовательского спин-звездолета, чудом уцелевшего, оттого что выкуклился из подпространства на дальних подступах, стало ясно — планета вместе с странными хозяевами, солнцем, прочей мелочью ушла на первый уровень материи, в идеальную бозе-систему.

— Значит, им там удобней, в бозе-системе, — сказал Лузин, затачивая щепку, поковыряться в зубах. — А ты где нахватался узкопрофессиональных терминов?

— Где, где… В Катманде. Удобней, говоришь? Белокурые локоны горничной торчали из-под кружевного фартука. Это, действительно неудобно перед гостями. В конечной стадии вселенной, вакуум — состояние всей материи, её развитой разум. Дело не в этом. После этого они стали переделывать законы природы. А в зоне их экспериментов проживало двести тысяч цивилизаций. Представь себе!

— Сколь громко я изЩмлен, промолчу, — рассмеялся с щепочкой в зубах. — Не пересказывай фантастику, лучше дай книжонку, я сам прочитаю.

— Фантастика… Это была самая большая известная война, а затем самые большие переговоры, и самое большое откровение о том, что всех ждет один конец. Умнеем, отказываемся от костылей религий, набираем мощь, превращаемся в шары, растерявши пальцы, питаемся чистой энергией, а потом — тирлим! — сливаемся все и становимся единым суперразумом. Когда становимся идеалом, к которому не придерёшься, остаётся только разродиться, а самому отдать концы, как лососю после нереста. Чтобы мы ни делали, плохие плохое, хорошие хорошее, цель одна — продолжить жизнь карапузом с совершенными генами. И по-нову впаиваем дно в жестянку. Большой взрыв, водород, гелий, углерод-двенадцать с его загадочным энергетическим уровнем в семь целых, восемьдесят две сотых миллионов электрон-вольт, остальная периодическая таблица. Впрочем… — отквасил нижнюю губу. — Это уж как я захочу! Может быть не семь целых восемьдесят две тысячных миллионов, а диаметрально наоборот.

Учёному рассказывается, дабы учёный не печаловался в будущем, если вдруг найдёт, и не переставал замечать случайный полет падающей звезды. Теперь не надо с тоской говорить: и звезды дотлевают, карлики желтые оранжевые красные. Остальные либо взорвались, либо сжались в черные дыры и нейтронные капли размером с гульку. Не придётся горько плакаться. Смерти нет! Великолепно закручено! Ах, замечательное пивко!

Обалдевший Лузин и не спорит с живописцем, только что выступившим в Гайд-парке.

Ай пивко у нас отменно, и таранька хороша. Окрыляемся мгновенно, так что ввысь летит душа. И Эмпедокл умница. Разве не он восклицал: «Рви кочки, ровняй бугры, держи хвосты козырем»? Тоже, поди, любил перекинуться с философами в картишки.

Набегавшись по вселенной, подвёл черту: плотно подсев к Августу, написал картину.

Сюрреалист бы с удовлетворением отметил, что автор писал по классической методе сюрреализма. На самом деле, Бумажному не понадобилось погружаться в пучину бессознательного. Он выступил только в качестве реалиста и написал «Внеземной натюрморт», вспоминая различные формы живой и косной материи, увиденные в других мирах.

Вильчевский ввалился в мастерскую в тот момент, когда Степан ставил подпись. От людоеда Ракшасы пахло тонким ароматом женского поцелуя. Так женщина порой подушится, чмокнет своего дорогого человека и уйдет в город. Вильчевский накануне похвастался по телефону: «Я кадре та-акие духи подарил! И для старухи бывает порнуха!» Вот от Вильчевского тонко и несло ядом, который «Пуазон».