— Да перестань… Погоди… Нет, но-о-о… Ври больше! Ай-я-яй, Степашик! Буза! Ай-я-яй Степашик Андреевич Бумажный, который всем говорил, что исправится, а так и не… Держите меня семеро! А-а ты, к примеру, Ивану своему рассказал?
— Ты что, зайка! — искренне удивился. — Он же со мной пиво перестанет пить. Только неразбавленный спирт. Позже может быть.
Встал в позу знаменитого «голубого мальчика» Гейнсборо, даже шляпа в наличии (страусиновое перо сделано из одного весьма пластичного товарища). Внимание, а теперь скромное выездное театральное представление и праздничный ужин. ВУАЛЯ!
Вспыхнули витые свечи. Степан заказал себе жареные креветки, Абигель захотела фантазийный салат, бутылочка винца («Херес-де-ла-Фронтера», урожая 1775 года). Потом отправили Жульена в Пиренеи за рододендронами, или ирисами, или что там еще растёт-то? Самое главное: «Чтобы раньше полуночи назад не появлялся, соглядатай. Понял?!» Потом целовались до изнеможения на лужайке, слева пальмочка, похожая на ананас, справа клумба в рыбацкой лодке, кактус в ней колючим взрывом, между ними, перенесённая из Москвы, ёлка из синтетики с новогодними украшениями, потом любили друг друга, плавая в пустоте без верха и низа, потом купались в канале, потом тихо сидели на траве, обнявшись, изредка бросая в воду кусочки хлеба. Рыб в канале тьма тьмущая и за хлебные крошки начиналась баталия и шлепание по воде плоских тел. Ушли к набережной заполночь полной жизни, или, точнее сказать, полной жизни как раз заполночь. Бродили мимо уютных ресторанчиков, в которых сидели по очереди: то расслабленные старички в белых шортах и испанские старушки, расслабленно обмахивающиеся веерами, то разноязычная расслабленная молодежь, то гости полночных стран — шведы, англичане, прочая чудь, многие в костюмах, но всё равно расслабленные сверх всякого приличия, то рокеры в коже и цепях, оставившие у порога «Харлеи»-яйцетрясы. Эти тоже, не изменяя истине, хоть утонули в сигаретном дыме и воплях «Ганз'н роуза» равным образом были тоже мирны и тщедушны. Экспансивные итальянцы, втягивающие в спагеттерии национальные спагетти с такой силой, что сидят теперь с исхлёстанными и красными от кетчупа носами. Что, спрашивается, им здесь делать? Есть у них под боком то же Средиземное море и спагетти немерено. Но и они, ун диаболо, расслабленные. На всю честну компанию нашелся только один напряженный человек. В кафеюшке кормились влюбленные. Мальчишка брал в рот сардельку и тянулся с ней к голубице. Голубица же откусывала свою половину с такой ванильной чувственностью, что было видно — у их пожилого соседа стол спиритически пришел в движение и начал наползать континентальной плитой на стол влюбленных. Потом произошел в небе небывалой красоты фейерверк. Огоньки разлетались большинством сердцами, а их окружало разноцветное кружево. Гуляющие: гости и эмпуриа-бравцы запрокидывали головы себе на спины, улыбаясь счастливо и расслабленно.
— Как по заказу. Начинки побольше, теста поменьше По поводу твоего прибытия в заштатный городишко, — подольстил.
Потом поиграли в воздушный бильярд, нахохотавшись до полной асфикции дыхания. Потом глазели, свесив ноги с причала, на свиток «Башни капитанов», как отражение башни резали носами смешные кораблики, полные глазастых отдыхающих. Кораблики совершали туры по каналам города, ибо городок Емпуриа-Брава оказался Венецией в миниатюре, где автомобильных дорог всего пять, а каналов — тридцать два. После того как Жульен притащил с гор букет цветов, пахнувший такой ницшеанской свежестью, что захотелось стать коровой и съесть его, они отослала грума в Москву за любимым мороженым Абигели с карамельной помадкой «Фили» и в Париж за мороженым для Степана. «Название забыл, но я его покупал около собора Секри-Кё. Стоит там обычно дед-мороженщик, найди его, даже если он помер, ну круглая коробочка такая, сделано из черного шоколада… а! вспомнил, — «Нуар»»
Потом Степан чуть не силой затащил Абигель в грохочущий ад дискотеки «Бананас», чтобы через два часа, наплясавшись до мокрой футболки, с силой вытаскивать раздвигавшуюся Абигель из сладкого угара дискотеки. Съев, разгоряченные, мороженое, с большим риском схватить ангину, ещё искупались в светящемся море. Есть такое явление природы: ветры гонят в залив теплую воду, и в ней бурно размножаются особые микроорганизмы, шевельнись в таком бульоне — будешь светиться не хуже святой Терезы. Жутко до того, что хочется кричать. Они и кричали, пока не охрипли. Потом бродили по пенящейся змейке прибоя, всеподданнически извивающейся под ногами.
Домой добрались под утро, совершенно без сил, хотели было еще любви и бесславно заснули в объятиях в самом начале, оставаясь друг в друге. Спали без снов до обеда.
Позавтракали в Фигерасе, что в двадцати километрах от побережья, посмотрели театр-музей Сальвадора Дали, упавшего к ногам незабвенной Галы. Не прошло и часа — пообедали в Барселоне (слева дом, каких гугол, перед ними «паэла негра», национальная испанская еда, лапша с морской живностью, черней августовской ночи, страшная для пробы до первой ложки, справа мелкая чепуха, над ними каменный гений Гауди, собор, который не стыдно поставить на любой планете нашей галактики). Заехали посмотреть Монсерат, знаменитую зубчатую гору, и вернулись в Емпуриа-Брава, в домик с бронзовой ящеркой на стене.
— Умаял тебя, котенок?
— Не то слово — ухайдакал, — потянулась по-кошачьи.
— Понравился городишко? Знаешь, почему спрашиваю? Мне самому по душе. Может купим этот дом? Жульен сообщил, что он пустует, потому что продается, и недорого, какие-то сто тысяч. Из Жульена сделаем яхту, пришвартуем… на хорошем счету будет в морском клубе «Наутилус». Помнишь, проходили после дискотеки?
Абигель улыбается с ехидинкой. Степан всплеснул руками. Она что думает, он воровать что ли пойдёт?! Хоть ему и предлагал друг Вильчевский. Сгоняет вон в пояс астероидов, там в раскрошенных глыбах алмазов лопатой греби.
— Кстати, почему у тебя уши до сих пор не проколоты?
Понятно. К бижутерии барышня равнодушна, а на бриллианты денег не хватало.
— Жульен, проколи-ка ей уши антисептически безболезненно. Дуй в пояс астероидов, принеси пару алмазиков, ограни, вставь в оправу. Подарим женщине, до сих пор не имевшей богатого любовника.
— Зачем же в пояс астероидов? — подал голос Жуль. — Алмазы прямо под нами — девать некуда. Синтезировать могу. Материя — везде материя. Можно, к примеру, из этой пальмы сделать.
— Нет, нам искусственных не надо. Где ты, вообще, видел деревянные алмазы?
— Обижаете, начальник. Какие же они искусственные? Самые натуральные будут.
— Ты мне надоел! Может быть, серьги у тебя уже и готовые?
— Сейчас показать?
Степан только махнул рукой.
— Нет, с джиннами положительно скучно. Никаких с ними приключений.
— Разве может быть скучно положительно? А приключения устрою на любой вкус. Был бы спрос.
— То есть?
— Что угодно. Знаю, что ваши астрономы каждый год открывают новые звезды и публикуются в специализированных изданиях, надуваясь от гордости. Познакомились бы с каким-нибудь астрономом из начинающих, явились бы к нему, накачали пивом, он бы, естественно, предложил глянуть в телескоп, я бы увеличил блеск не открытой еще звезды, вы как бы ненароком акцентировали, он бы, конечно, обалдел, намешали б ему «ерша», надоумили и назвали бы новую звезду — Абигель. День рождения не за горами. Чем не подарок?
Степана перекосило окончательно.
— До чего ты бестолковый! Не мог идею подкинуть наедине?
— Так у меня их сто пятьдесят пять миллионов штук, о, повелитель.
— Я те дам, повелитель! И об этом не надо было вякать, разговорчивый наш! Теперь самому подарок придумывать.
Абигель сразу сказала: «Укушу» — и укусила.
— Да зачем? Я бы подкинул еще вариантов, помимо ста пятидесяти пяти миллионов.
— Примолкнул бы ты на некоторое время, чубадей! Или я тебя точно пошлю в кругосветное путешествие каталогизировать ромашки во вселенной. Понял намёк? Не то — мой меч, твоя голова с плеч!
Абигель хихикала. Нет, кому зубоскалить? Свободно адаптированной инфраструктуре?
С загадочной физиономией прихватил с собой целлофановый пакет и они пошли последний раз на пляж. Натолкнулись на прокат водных мотоциклов, прочитали инструкцию, написанную в том числе на русском языке, посмеялись над почти совершенным переводом: «Пункт 3. Не можно ездит там, где все люди купатвася. Пункт 9. Ездит может только кто-то, кто подписивал контракт.» Они подписили контракт, заплатили за пятнадцать минут и попрыгали с волны на волну, увлекшись настолько, что вернулись на четыре минуты позже, за что доплатили. Поглазели на чемпионат мира по пляжному волейболу. Чемпионаты мира по пляжному волейболу, как известно, проходят раз в купальный сезон на каждом, уважающем себя, пляже. Купили воздушный шарик в виде заячьей головы и тут же отпустили на свободу. Заячья голова сразу перевернулась вниз ушами и сиганула вверх, издали став похожей на коренной зуб. Еще искупались, упали у прибоя, Степан зарыл Абигель в песок, поцеловал, беспомощную, взасос и обсосал солёные мочки ушей.
— Хочешь, в шары научу играть? — спросил, разглядывая, как французы кидают металлические шары поодаль.
— А ты умеешь?
— В жизни не играл. Но Жульен научит.
Ему была высказана мысль о том, как бы с таким универсальным помощником в самом деле не стать белоручкой, сибаритом и, вроде того, что вырождающейся аристократией, обнищавшей творческими идеями. Степан согласен. Вот почему он предлагает купить домик в сём месте благодати, сделать из Жульена яхту и поставить у домика на швартовку, вызывая только при крайней необходимости.
— Будет ему здесь царская ссылка болдинская. Говорит: «Ты когда спишь, дрыгая ногой, я же должен чем-то развлекаться. Поэтирую факультативно.»
С другой симметрии вырожденцем мужчине не быть при женщине. Зачем мужику такой универсальный помощник? А чтобы не пустить корни в диван, позволь ему только. И это правильно.
Вытащил из пакета воздушного змея, развернул, пристегнул хвост, прицепил нити. Зато он умеет (может, хи-хи) пускать змея. Сейчас побалуется и подружку научит. Покрутил яркий треугольник в небе и так, и эдак, восьмерками, спиралями, с пикировками, один только раз уронил, потому, что ветерок ослаб ниже допустимого.
— Теперь сама попробуй, — придерживая старающуюся ученицу за локти и подсказывая.
Через десять минут сияющая Абигель спросила у своего учителя:
— Ну, как я?! Первый раз, а как будто всю жизнь планеры запускала.
Степан поцеловал персиковую щечку.
— Не обольщайся, женщина. Если бы планером был не Жуль, ты бы давно уже реечные ребрышки переломала бе-э-эдненькому. И ночной фейерверк его штучки. По моему заказу. И обувщик из Жульена получился что надо. Подошвы его работа.
— Какие подошвы..? — ничего не понимая, посмотрела на степановы плетёнки, потом согнула свою ногу в колене, заглянула через плечо. На подошве резиновые буквы, соответственно, по мокрому песочку вдоль моря цепочка следов и отпечатано: «Моя тёлка». «Моя» — на одном шлёпанце, «Тёлка» — на другом, сто пятьдесят пять миллионов раз, чтоб всем было ясно — эта тёлка уже занята.
Они летели домой в Россию с нормальной человеческой скоростью (как у истребителей-перехватчиков), прицеловывались, смотрели на редчайший закат. Не закат — преступление! Абигель уже привыкла к Жульену. Взбила из него под боком вроде подушки, подпёрлась кулачком и долго посмотрела на Степана. Абигелевы мочки ушей подмигивали в полумраке бриллиантами.